Недоразумения относительно «неоязычества»

Возможно, следует указать на недоразумения, возникшие сейчас в некоторых радикальных кругах, верящих, что решение лежит в направлении неоязычества. Это недоразумение видно уже из самого использования терминов «языческий» и «язычество». Сам я, употребив эти выражения как лозунги в книге, изданной в Италии в 1928 г. и в Германии в 1934 г., выражаю по этому поводу искреннее сожаление.

Несомненно, слово «язычник», paganus, появляется у некоторых латинских писателей вроде Ливия без какой бы то ни было негативной окраски. Но это не отменяет того факта, что с приходом новой веры слово «язычник» стало определённо пренебрежительным выражением, используемым раннехристианскими апологетами. Оно происходит от слова pagus, означающего городок или деревню, так что paganus относится к крестьянскому мышлению: некультурному, примитивному и суеверному. Чтобы возвысить и прославить новую веру, апологеты имели дурную привычку приукрашивать её за счёт очернения других вер. Часто имело место сознательное и систематическое умаление и искажение почти всех более ранних традиций, доктрин и религий, объединённых под презрительным ярлыком язычества. Наконец, апологеты, очевидно, предприняли продуманную попытку осветить те аспекты дохристианских религий и традиций, которые не имели нормального или примордиального характера, а представляли собой ярко выраженные формы упадка. Такой полемический приём привёл, в частности, к характеристике того, что предшествовало христианству и, следовательно, было нехристианским, как непременно антихристианского.

Поэтому следует полагать, что «язычество» – в основе своей тенденциозный и искусственный концепт, едва ли соответствующий исторической реальности дохристианского мира в его нормальных проявлениях, не считая некоторых упадочных элементов и аспектов, происходящих от выродившихся остатков более древних культур.

Как только мы проясним это, мы придём к парадоксальному осознанию того, что это вымышленное язычество, никогда не существовавшее, но изобретённое христианскими апологетами, сейчас служит отправной точкой для некоторых так называемых «языческих» кругов, а потому угрожает впервые в истории стать не больше и меньше как реальностью.

Каковы основные черты сегодняшнего «языческого» мировоззрения, как их провозглашают его апологеты? Первая из них – заточение в Природе. Всякая трансцендентность совершенно неизвестна «языческому» взгляду на жизнь: он застрял в смешении Духа и Природы, в двойственном единстве Тела и Души. Здесь нет ничего от религии, но только суеверное обожествление природных явлений или племенных энергий, произведённых в ранг низших божеств. Из-за этого здесь прежде всего вырастает партикуляризм крови и почвы. Затем следует отвержение ценностей личности и свободы и условие невинности, которое присуще исключительно природному человеку, не пробуждённому ещё к истинно сверхприродному призванию. За этой невинностью скрывается только отсутствие комплексов, «грех» и удовольствие от греха. В остальных сферах «язычество» не представляет собой ничего, кроме суеверия или чисто профанической культуры материализма и фатализма. Хотя только пришествие христианства (опустим здесь некоторых его предшественников за их незначительностью) позволило миру сверхприродной свободы прорваться, впустив в мир благодать и личностное начало, в противовес фаталистическим и привязанным к природе верованиям, описываемых как «язычество», принеся с собой католический идеал (в этимологическом значении – «вселенский») и здоровый дуализм, сделавший возможным подчинение Природы высшему закону и триумф Духа над законами плоти, крови и ложных богов.

Таковы основные черты господствующего понимания язычества, то есть такого, который влечёт за собой особенный христианский взгляд на мир. Любой, кто непосредственно познакомился с историей культуры и религий, даже на элементарном уровне, может видеть, насколько неверна и одностороння такая позиция. Кроме того, у ранних Отцов Церкви часто встречается высшее понимание символов, доктрин и религий предшествующих культур. Здесь мы приведём лишь некоторые примеры.

Дохристианский мир в его нормальной форме отличался не суеверным обожествлением природы, а символическим пониманием её, посредством которого (как я часто подчёркивал) каждое явление и каждое событие являлись как чувственное откровение сверхчувственного мира. Языческое понимание мира и человека было в основе своей отмечено сакральным символизмом.

Более того, языческий образ жизни абсолютно не предполагал ни бездумной невинности, ни естественного отказа от страстей, даже если некоторые его формы, очевидно, вырождались. Язычество уже знало о здоровом дуализме, что нашло отражение в универсальных религиозных и метафизических концепциях. Здесь мы можем упомянуть дуалистическую воинскую религию древних иранских ариев, уже обсуждавшуюся и знакомую всем; эллинскую противоположность между «двумя природами», между Миром и Сверхмиром, или нордическую – между расой асов и простейшими существами; и, наконец, индоарийский контраст между «самсра», «потоком форм», и «моктхи», «освобождением» и «совершенством».

На этом основании, все великие дохристианские культуры разделяли борьбу за сверхприродную свободу, то есть за метафизическое совершенство личности, и все они признавали мистерии и инициации. Я уже указывал, что мистерии часто обозначали отвоевание примордиального состояния, духовности солнечных, гиперборейских рас, на основе традиции и знаний, сокрыты благодаря своей секретности и исключённости из загрязнений окружающей среды, уже находившейся в упадке. Также мы видели, что на Востоке арийское качество тоже ассоциировалось со «вторым рождением», достигаемым через инициацию. Что касается природной невинности и языческого культа тела, то это сказка, они не засвидетельствованы даже у дикарей, несмотря на скрытый недостаток дифференциации, уже отмеченный нами в связи с расами, «близкими к природе», ибо эти народы подавляют и ограничивают свою жизнь бесчисленными табу, которые зачастую строже, чем мораль так называемых «позитивных религий». Что же касается классического идеала, который поверхностному взгляду кажется воплощением прототипа такой «невинности», то он не был культом тела: он принадлежал к другой стороне дуализма тела и духа. Как уже отмечалось, в классическом идеале Дух настолько преобладает, что при определённых благоприятных духовных условиях он формирует Тело и Душу по своему собственному образцу, тем самым достигая совершенной гармонии внутреннего и внешнего.

Наконец, повсюду в «языческом» мире обнаруживается стремление уйти от партикуляризма, возникшее благодаря имперским призывам, отметившим восходящую фазу развития рас нордического происхождения. Подобные призывы часто были метафизически усилены и очищены, явившись естественным следствием экспансии древней концепции священного государства; также и олимпийский принцип стремился проявить себя в мире становления, будучи формой победоносного присутствия «высшего мира» и отцовского начала. В этом отношении можно вспомнить древнюю иранскую концепцию Империи и Царя Царей, вместе с доктриной «хварено» («небесной славы», которой были наделены арийские правители), а также индоарийскую традицию «Царя Мира», или «Чакраварти», вплоть до нового появления этих значений в «олимпийском» присвоении древнеримской идеи Государства и Империи. Римская Империя тоже имела своё сакральное содержание, которое систематически неправильно понималось или недооценивалось не только христианством, но и «позитивными» историками. Даже культ Императора имел смысл – иерархическое единство на вершине пантеона, который представлял собой ряд отдельных территориальных и родовых культов нероманского населения, которые были свободно уважаемы до тех пор, пока они сохранялись в своих нормальных границах. Наконец, и «языческое» единство двух властей, духовной и мирской, было весьма далеко от их смешения. Как это понимала «солнечная» раса, такое единство выражало верховные права, которые должны достаться духовному авторитету в центре любого нормального государства; так что это было нечто совершенно отличное от эмансипации или «верховенства» чисто светского государства. Если бы мы должны были внести подобные поправки в духе чистой объективности, то возможности для этого были бы потрясающими.

Ещё недоразумения относительно «языческого» мировоззрения

Сказав это, мы имеем реальную возможность превзойти некоторые аспекты христианства. Но должно быть достаточно ясно: латинский термин «transcendere», «превзойти» буквально означает оставить что-либо по мере продвижения вверх, а не вниз! Стоит повторить, что принципиальным моментом является не отказ от христианства: не следует проявлять то же самое непонимание по отношению к нему, какое самое христианство демонстрировало (и в значительной мере демонстрирует) по отношению к древнему язычеству. Настоящей задачей является пополнение христианства смыслами высшего и древнейшего наследия, устранение одних его аспектов и усиление других, более важных, в которых эта вера не обязательно противоречит универсальным концепциям дохристианской духовности.

Увы, не этот путь избрали упомянутые нами радикальные круги. По-видимому, многие из этих неоязычников попали в ловушку, умышленно расставленную для них, и часто заканчивали тем, что защищали идеи, более-менее соответствующие этому искусственно изобретённому, привязанному к природе, партикуляристскому «язычеству», лишённому света и трансцендентности. Такой подход был создан христианскими полемистами, неверно понимавшими дохристианский мир, и основывался он, во многом, на немногих разбросанных элементах эпохи упадка и разложения этого мира. И как будто даже этого недостаточно, эти люди часто прибегают к антикатолической полемике, которая, какой бы ни была её политическая оправданность, зачастую возрождает и адаптирует старые антицерковные клише чистого Модерна, рационализма и Просвещения, широко используемых либерализмом, демократией и масонством. В значительной степени, именно это произошло с Х.С. Чемберленом, и это вновь появляется в одном итальянском движении, которое пытается связать расовое мышление с «идеалистической» доктриной имманентности.

В неоязычестве существует всеобщая и безошибочная тенденция к созданию нового суеверного мистицизма, основанного на прославлении имманентного, Жизни и Природы, что находится в самом резком контрасте с олимпийским и героическим идеалом великих арийских культур дохристианской древности. Это означает, скорее всего, поворот к материалистической, материнской и теллурической стороне, а то и вовсе самоистощение в туманном и дилетантском философствовании. В качестве примера мы можем спросить: что именно понимается под той «Природой», которой так увлечены эти группы? Им бесполезно указывать, что это не та Природа, которую испытывал и признавал древний человек Традиции, а рациональный конструкт эпохи французских энциклопедистов. Именно энциклопедисты, руководствуясь однозначно разрушительными и революционными мотивами, создали миф о «благой», мудрой и здоровой Природе, в противовес испорченности любой человеческой «культуры». Поэтому мы можем видеть, что оптимистический миф Руссо и энциклопедистов о природе находится в одном ряду с «естественными правами», универсализмом, либерализмом, гуманитаризмом и отрицанием любых позитивных и структурных форм суверенитета. Более того, у такого мифа нет абсолютно никакой основы в естественной истории. Любой честный учёный знает, что для «Природы» нет места в рамках его теорий, объектом которых является определение чисто абстрактных равенств и математических отношений. Привлекая исследования по биологии и генетике, мы также можем видеть неравновесие, когда кто-либо объявляет конечными те законы, которые применимы лишь к какому-либо частному аспекту действительности. То, что люди называют сегодня «Природой», не имеет ничего общего с тем, что природа значила для солнечного человека Традиции, или с тем, какое знание о ней имел такой человек благодаря своему олимпийскому, царственному положению. У защитников нового мистицизма нет ни малейшего намёка на это.

Недоразумения подобного рода возникают и по отношению к политической мысли. «Язычество» здесь часто используется как синоним земной и в то же время исключительной концепции суверенитета, в которой отношения убывают сверху вниз. Мы уже видели, что в древних государствах единство двух властей значило нечто совершенно иное. Оно служило основанием для одухотворения политики, тогда как неоязычество на самом деле ведёт к политизации духовного и тем самым опять приводит на ложный путь, на путь галликан и якобинцев. Напротив, древняя концепция Государства и Империи всегда демонстрировала свою связь с олимпийской идеей.

Что должны мы думать о тех, для кого еврейство, Рим, католическая Церковь, масонство суть почти одно и то же только потому, что их предпосылки отличаются от простого мышления Народа? На таком пути народному мышлению грозит опасность потеряться в темноте, где никакое различение более невозможно. Это показывает, что неоязычество потеряло подлинное ощущение иерархии ценностей и не может избежать уродливой альтернативы между разрушительным интернационализмом и националистическим партикуляризмом, в то время как традиционное понимание Империи превосходит обе эти концепции.

Ограничим себя единственным примером: католический догматизм играл полезную предохранительную роль, останавливая на определённой границе земной мистицизм и тому подобные извержения низшего; он соорудил мощную дамбу, защищающую область, где правят трансцендентное знание и подлинно сверхприродные и нечеловеческие элементы – или, по меньшей мере, где они должны править. Можно критиковать то, как понимались эти трансцендентность и знание в христианстве, но нельзя переходить к «профанической» критике, хватающейся за то или иное полемическое оружие и фантазирующей о предполагаемой арийской природе доктрины имманентности, «естественной религии», культа «жизни» и т.д. Те, кто делают это, неизбежно теряют свой уровень: коротко говоря, тем самым они достигают не мира изначальных сущностей, но мира Контртрадиции или теллурических и примитивных форм существования. На самом деле, это лучший способ обратить лучшие таланты среди «язычников» обратно в католицизм!

Следует быть осторожным, чтобы не впасть в те недоразумения и ошибки, которые мы назвали, ибо в основе своей они служат только защите от общего врага. Нужно пытаться развить способность поставить себя на таком уровне, который не достичь дидактической путанице и на котором исключены всякий дилетантизм и произвольная интеллектуальная активность; на котором каждый энергично сопротивляется всякому влиянию беспорядочных, страстных желаний и агрессивного удовольствия от полемики; на котором, в конце концов и прежде всего, ничто не имеет значения, кроме точного, строгого, объективного знания духа Примордиальной Традиции.

источник