- Гейдар Джахидович, в своих работах вы выступаете против традиционных религий, понимаемых как язычество. С чем связана такая непримиримая позиция? Что такое в вашем понимании язычество?

Г.Д.: Если обратиться к самому звучанию этого слова, то язычник - это тот, кто говорит на чужом языке, принадлежит иным племенам - "языкам". Но такое понимание характерно для русского языка. В латыни язычник - это pagan, "сельский", что объясняется довольно просто, - христиане жили в городах, тогда как в сельской округе продолжали оставаться язычники. Это христианский контекст, в еврейской традиции gentile - это тоже самое, что "языки", в исламе же - это кафара, от слова "покрывать, закрывать, скрывать". Таким образом, язычники - это те, кто скрывает истину, прячут ее. Но дело не только в значениях слова.

Есть религии откровения, и есть религии созерцания. Религии созерцания, это, как говорили в XVIII-XIX веках, естественные религии, данные человеку в силу того, что он способен воспринимать. Есть внешний мир, есть реальность, и наиболее совершенные люди способны воспринимать ее в наиболее чистом виде путем прямого созерцания. Это то, что открывается безграничному потенциалу предельно возможного человеческого опыта. Эти естественные религии и есть язычество. Тогда как религии откровения - это вторжение некоего импульса, который приходит из сферы, находящейся в принципиально ином мире. И этот импульс приходит в форме откровения, послания, вложенного в уста пророков.

- Можно ли жестко разграничивать эти типы религии, когда и в той, и в другой части есть огромная доля взаимопроникновения, если взять тех же древнегреческих орфиков, это традиция как раз пророчествования, оракулов, что тоже есть форма откровения.

Г.Д.: Под пророчеством мы должны понимать совершенно определенные вещи. Если вы обращаетесь к вашему бессознательному, это одно. Русское слово "пророчество" связано с "речением", вы обращаетесь к бессознательному, которое начинает вещать. А в арабском языке, так же как и в иврите, смысл слова пророк - "расул" - с этим совершенно не связан, это слово - "расул" - означает "посланный". Это не шаманы, не пифии, не гадатели, а посланные Богом Авраама, Исаака, Иакова, Иисуса, Мухаммеда.

Но что это за Бог? Он не имеет никакого отношения к тому, что дается нам в опыте самого чистого созерцания, Он не открывается ни интуиции, ни уму, ни созерцанию. Это главное принципиальное отличие, это принцип абсолютного разделения с воспринимаемым субъективно и интуитивно "единством бытия".

- Насколько совпадает или не совпадает этот бог с Абсолютом буддизма и Дао, как можно отличить, послали тебе что-то или же это форма коллективного или индивидуального бессознательного?

Г.Д.: Это крайне просто. Во-первых, по поводу Абсолюта. Он абсолютно противостоит Богу авраамической традиции. Зерван персов, Брахма индуистов арабским словом называется Дахр. Дахр - это есть рок. Вращающийся, простирающийся во все части, поглощающий личность. Это бескачественный Абсолют, который иногда еще интерпретируется как небо. Бескрайнее небо. В Коране упоминаются бедуины, которые не хотели принимать ислам. Они говорят: мы живем, и мы умираем, и убивает нас только Дахр. Мы являемся объектами воздействия Рока. И Дахр - это Зерван, Брахма, Уранус - бог всех народов естественных религий. Аллах называется победителем Дахра, нет победителя кроме Аллаха и Аллах - победитель Дахра. Это абсолютная оппозиция Року.

- То есть это не формы одного и того же?

Г.Д.: Это абсолютная оппозиция. Есть Дахр, который представляет собой несущее всю полноту возможностей Ничто, Ничто, которое извергает и стирает. Есть оппозиция ему, которая была в принципе невозможна, и о которой мечтали, бросая обреченный вызов, греческие герои. Трагедия героя в том, что всем правит рок. И трагедия в том, что рок победить невозможно. А суть монотеизма в том, что он вводит в идеологический, духовный инструментарий четко отстроенную стратегию оппозиции року. В этом весь его смысл. Трагедии являются предмонотеистической драмой, обреченностью героев, пока их еще не возглавил Пророк.

Бога нельзя ни видеть, ни созерцать. Он может только в откровении Себя обнаружить. А в откровении Он обнаруживает Себя только послав кого-то. А как понять, что то, что пророк говорит не имеет своим источником человеческое бессознательное, а является словом Бога? Очень просто. Это заявлено в характере послания, которое отмежевывается от всего наследия коллективного человеческого бессознательного. Ни один лжепророк не может сымитировать чистого отмежевания от человеческого коллективного бессознательного. Лжепророк всегда попадется, у него будет тело святого, а ухо свиньи. Вы, имея дело с лжепророком, будете сталкиваться с архетипами, присущими вашему собственному опыту и скажете: "да я сам это знал, это наши старики говорили, чего тут нового".

Еще важное отличие естественной религии от религии откровения. Ни в одной традиции естественной религии не содержится принцип предания себя: те кто, поют гимны Брахме в Ригведе, не говорят о том, что они пре-дают себя. Там нет пре-дания себя. Там нет экзистенциального пре-дания себя чему-то, что идет против потока тварного существования. В естественных религиях не существует самопожертвования.

- А герои греческих трагедий - это не самопожертвование?

Г.Д.: Герой - это человек, бросающий вызов. Бросающий вызов, прежде всего, на основании своего происхождения: нет греческого героя, который бы не имел богов в своей родословной. Он бросает вызов року, потому что он не хочет мириться с участью жалких смертных. В конечном счете, это перенос олимпийской гордыни в человеческую плоскость, вызов незаконных "сыновей" равнодушным "отцам".

Самопожертвование, мученическая смерть - это совсем другое, потому что это имеет аспект гносеологический. Дело в том, что в русском языке это звучит как мученик, а в арабском языке шахид - это свидетель. И по-гречески "мартирос" тоже имеет значение "свидетель". Греческое и арабское значение совпадают, в том, что мученики своей смертью, прежде всего, свидетельствуют. В системе естественных религий центром является личная реализация сверхъестественного опыта. Мученик же свидетельствует то, что никоим образом нельзя испытать кроме как в парадоксальном волевом утверждении, которое называется "джахда" (от этого корня - "джихад").

То, что по канонам естественной религии "не существует", мучеником утверждается как существующее. Это краеугольный камень, отвергнутый строителями, который ляжет в основание храма. В этом самая резкая оппозиция монотеизма политеизму и пантеизму.

- Будда, например, тоже бескомпромиссно выступает против существующего порядка, идет против потока вещей. Будда был послан?

Г.Д.: Будда не был послан, а он и не говорил, что послан. Будда был просто кшатрием, восставшим против засилья брахманов. Он выступил против касты брахманов, которые держат все в своих руках, вяжут, разрешают, контролируют. Будда не был послан, он был восставший. Но восставший кшатрий не обеспечен духовным импульсом, поэтому рано или поздно он проиграет. В результате, буддизм исторически проиграл, потому что сегодня буддизм - одна из самых клерикальных религий. Монах на монахе, далай-лама на далай-ламе. Ничего от первоначального буддизма не осталось кроме концепций, проповедуемых на Западе. Буддизм реально - это поповщина. Почему это поповщина? Потому что кшатрий сам по себе может восстать, истребить непосредственных врагов, но трансцендентно он не обеспечен. Именно к кшатрию приходит пророк, и он приносит ему благовестие и в соединении с кшатрием возникает совершенно новая ситуация. И вот тогда то, что возникает, приобретает характер неумолимого противостояния Ветхой традиции.

Проигрыш исторического христианства с этим тоже связан, попы украли слово Христа, и католические попы, и протестантские попы. И оно, это слово, которое было забыто и искажено Никейским собором, возродилось в исламе. В ислам вошли все христиане, которые не принимали Символ Веры. Когда появился Мухаммед (С), они все перешли в ислам, для них он не был чужой религией, для них ислам был продолжением христианства, возвращающим их к истокам Благовестия.

Жреческая каста узурпировала послание Иисуса, в исламе де-факто появились муллы, которых не должно быть. Человек склонен к этому. С одной стороны попы, а с другой средний класс, который естественно тяготеет к клерикальным элементам, являющимся для него духовной "крышей". Ведь средний человек, представитель среднего класса не представляет себе "платоновского" Блага, чего-то такого эфемерного, типа солнечного света. Он представляет себе что-то конкретное, в виде папы Иоанна Войтылы. Для него вознесенный над толпой старец в белом воплощает Добро, ради которого он живет.

- Тогда, по сути, какой-нибудь дикарь из Австралии, искренне лелеющий культ предков, или индеец майя, поклоняющейся своим богам, он намного выше и чище, чем люди, формально принадлежащие к авраамическим религиям, и при этом не имеющие ни частички веры в сердце.

Г.Д.: Дело в том, что дикарь не несет никакой ответственности. А человек, который принадлежит к авраамической религии, принимает на себя ответственность. Он принимает на себя завет с Богом, если он этому не соответствует, то он судим. Он судим здесь, в этой жизни и будущей, на Страшном Суде. Это как офицер или солдат - если ты еще не принял присягу, то идешь по гражданскому суду, если принял - то под трибунал. Вот авраамисты и подсудны "военному трибуналу".

- Говоря о бытовании, истории религий можно коснуться проблемы их цикличности, цикличности идеологий. Иудео-христианская традиция она начинала исторически профанировать в эпоху Возрождения, а духовно гораздо раньше. Сейчас мы имеем по сути антихристианское и либеральное общество на Западе. Получается, что цикл для авраамических культов - порядка 2 тысячи лет. Если продолжать эту логику, не считаете ли вы, что исламу тоже осталось 400-600 лет?

Г.Д.: Считаю. 400-600 лет действительно осталось. Вопрос в том, что эти 400-600 лет - это есть конец человеческой истории. Существуют некоторые вычисления, не будем вдаваться в астрономические калькуляции. Были определенные спекуляции по поводу цифры 2000. Они основаны на подсчетах, связанных с библейской датой сотворения мира. Если добавить 720 лет, то в 2000 году будет как раз 6480 лет библейской хронологии. Но оказалось все не так просто. Дело в том, что все ожидания были связаны с фразой, которую сказал Генон, что реальный цикл истории на сегодняшний день связан с одним из календарей действующей традиции. Умные головы сели и вычислили, что это иудейский календарь. А Генон заявил, что если добавить к нему 720 лет, то получиться дата завершения Кали-юги. "Умные головы" посчитали, что если добавить к библейской дате от сотворения мира 720 лет, то получится, что Кали-юга кончается в 2000 году. Но или Генон имел в виду что-то иное, или это не про Кали-югу, но, в общем, получилось не так.

Несмотря на то, что все ожидания, связанные с Миллениумом, не сбылись, это не означает, что перед нами стоит человеческая история, уходящая в бесконечность. Я думаю, что в истории царствует финализм, накапливается энтропия и через 400-600 лет цикл закончится. Как сказал пророк (С) о себе, что он послан после закрытия адамического цикла, он послан оставшимся в безвременьи, послан для последнего призыва. Сердце остановилось, но мозг еще работает. Время Иисуса - это закрытие адамического цикла, а время Мухаммеда - это время закрытия пророческого цикла.

- А конец цикла, это что будет, конец человечества, конец Вселенной?

Г.Д.: Сценария, как известно, два. Либо это завершение нашего цикла и начало следующего, либо это конец, остановка цикла, Воскресение, Страшный Суд, а это уже совсем другой сценарий. А какой он будет, это зависит непосредственно от нас.

- А отчего именно это зависит? Для того, чтобы именно та чаша перевесила, нужно накопить сумму благих деяний?

Г.Д.: Вы подходите достаточно близко, только я считаю, что это не просто сумма благих деяний, а это сумма воли к тому, чтобы восторжествовал необходимый сценарий.

- И закрытие истории - это наилучший исход?

Г.Д.: Это то, чем нагружена сама манифестация, при этом новый цикл - это списание всех нас, как несостоявшихся.

- И что делать в данной ситуации человеку, конкретному, определенному человеку?

Г.Д.: Принять ислам. Но не как человек, стремящийся к самоидентификации по внешним признакам. Принятие ислама - это в первую очередь выбор идеологии, парадигмы мышления. Но при этом, если вы озабочены вопросом, есть ли "партия спасения", к которой нужно вовремя примкнуть, я вам отвечу, что нет. Потому что даже праведники сгинут, если человечество будет отменено, как не справившееся с задачей поставленной Богом. Раз праведники не могли ничего сделать, то на праведниках большая вина, чем на остальных.

- Можно поговорить, как деяния праведников и патриархов в далекие времена отражаются в настоящей действительности. Арабо-израильский конфликт не имеет ли основания в мифе о том, как Авраам собирался принести в жертву своего сына? По мнению ортодоксальных иудеев, он приносил в жертву Исаака, а мусульмане утверждают, что он хотел принести в жертву Исмаила.

Г.Д.: Вы правильно подметили, на самом деле, арабо-израильский конфликт - это спор за наследство Авраама. Кстати, ни один ортодоксальный еврей не оспаривает того, что Исмаил родился первым. Они просто говорят, что он незаконный. Но дело в том, что во времена Авраама такого понятия вообще не существовало. А сейчас ортодоксальный евреи говорят так: он первый, но он не считается.

Да, это спор за наследство Авраама. Между тем, чистое христианство и чистый иудаизм - это ислам. Ислам объявляет всех пророков, которые были до него, то есть Авраама, Исаака, Иакова, Иисуса - пророками ислама. Когда Моисей водил евреев в пустыне, разве он им говорил: вы - иудеи? Ту традицию, которая получила названия иудаизм, он называл ислам. И Авраам называл свою традицию, когда он ушел из страны Ур, тоже ислам.

Вот сейчас ходят разговоры о третьем храме Соломона, о его возможном восстановлении. Третий храм Соломона уже построен - это Аль-Акса. Никто не думает о такой простой вещи, что первое, что сделал халиф Омар, когда пришел в Элию Капиталину, как именовали римляне Иерусалим, он заставил население расчистить фундамент Храма и возвел на нем мечеть, что означает в переводе с арабского "храм". Если евреи считают, что этот храм должен восстановить "Мошиах" ("мессия", - евр.), значит Омар, как делегат пророка (С) и есть Мошиах. Он является историческим продолжением пророка, а пророк был истинным Мошиахом. Почему? Потому что было предание Симона бен Иешуа, который является автором Зогара, о том, что придут Мохаджиры, потомки Агари Мохаджы, из пустыни на верблюдах, лошадях, ослах и пешком и освободят веру в истинного Бога от власти ромеев, власти язычников. Правда, тогда они были христиане, но византийские христиане воспринимались исламом как язычники из-за введения в христианство догмата о трех ипостасях. Эти книги были очень популярны за двести лет до арабов. Когда арабы пришли, то население Иерусалима встретило их приветственно. Очень многие иудеи перешли в ислам. Так что палестинские арабы - это потомки того местного населения, иудеев, которые перешли в ислам. Это единственные оригинальные носителя генотипа того народа, чьи предки вернулись из вавилонского плена, которые жили вместе с Иисусом. В отличие от всех тех, кто приезжает из Литвы, якобы на историческую родину, у которых смесь польской, финской, славянской крови.

- То есть с точки зрения чистоты еврейского типа, они более чистые евреи, чем ашкенази?

Г.Д.: Ашкенази - это не евреи, там вообще нет этой крови.

- Это тюрки?

Г.Д.: Это теория Кёстлера, которой я не верю, тюрками являются в основном крымчаки - караимы. Нет, это просто смесь. Немцы, славяне. Берешь любого еврея-ашкенази, проверяешь его на несколько поколений назад и... Знаете, как шел этот процесс? Есть миф, что якобы не было в иудаизме прозелитизма. На самом деле, он был. Вот, пожалуйста, был секта жидовствующих в Москве. Вот если бы их не забили, а дали им свободно развиваться, то она со временем стала бы еврейской общиной. Просто их окружили, изолировали и замочили. А сейчас они были бы евреи. Хотя все они были чистые москвичи-славяне.

- А как вы оцениваете политические трепыхания сторонних сил вокруг арабо-израильского конфликта: Штаты, Россия, Европа. Не является ли это каким-то кукольным театром, рябью на воде?

Г.Д.: Я считаю, что арабо-израильский конфликт - это осевая эсхатологическая тема. Битва за Аль-Кодс. Дело в том, что Израиль никакого отношения не имеет к иудаизму. Это на самом деле продолжение Иерусалимского королевства Болдуина. Что такое Израиль? Говорится, что это евреи. Но на самом деле, это вторжение Запада, который вновь, как и в средневековье, влез туда и институциализировал захват Иерусалима. Только раньше это были крестоносцы, теперь же по техническим причинам это нельзя сделать в такой же форме, поэтому были использованы евреи. Но это не евреи, это представители Запада, и Израиль - это Иерусалимское королевство. Это восстановление средневековой западной оккупации. Израиль - это продолжение Рима, это не то, что иудаизм. Иудаизм же там подавляется, если подлинные иудеи, протестующие против сионизма, выходят на демонстрации, их бьют по головам.

- А в чем тогда смысл Западу туда входить?

Г.Д.: Это центр силы. Иерусалим - это центр силы, осевое место, точка истории. Это контроль над ходом истории.

- Как можно решить проблему арабо-израильского конфликта?

Г.Д.: Отменить еврейское государство и предложить евреям и арабам жить равноправно, как гражданам одной страны - Палестины, допустим. Это ведь единственное в мире расистское апартеидное государство, выстроенное по этническому принципу. Можно все оставить, как есть, но отменить его однозначно еврейский характер. Не еврейское государство, а государство всех. Сирия - это же не арабское государство. Приехал, получил гражданство и живи. Там полно христиан, иностранцев.

- Технически, получается, это очень просто.

Г.Д.: Технически это просто, но сионисты - это особый клуб, который связан с массой политических интересов, для которого согласиться на такой ход - это совершить политическое самоубийство. Но ортодоксальные иудеи хотят именно самоубийства сионистов, они хотят упразднить еврейский характер этого государства. Потому что мистический Израиль, с их точки зрения, должен возродить Мошиах, но не Герцль, не Жаботинский.

- Вы часто пишите, говорите о сверхэлите. Что это такое?

Г.Д.: Сверхэлита - это элита, которая выше какой-либо другой по той простой причине, что она не зависит от экономических проблем, от собственности, от этнических взаимоотношений. Она выше всего этого, ей это уже не нужно, поэтому она сверхэлита. Принц Чарльз - представитель сверхэлиты, принцесса Диана, король Олаф.

- А Джордж Сорос входит в сверхэлиту, Джордж Буш?

Г.Д.: Американцы представляют собой контр-элиту. Сверэлита - это элита Англии, Европы, Хашимиты, султан Брунея. И автором создания сверхэлиты была, конечно, Англия, которая занимается этим последние 400-500 лет.

- Тогда получается, что сейчас есть конфликт между сверхэлитой и контр-элитой?

Г.Д.: Дело в том, что американцы вообще вылезли случайно, это была маргинальная страна до 14 года XX века, которая не имела исторического шанса. Она набрала силу только на первой мировой войне. Но даже в этом случае с ней бы разобрались, однако Советский Союз отвлек внимание. Сейчас идет жесточайший конфликт между американским империализмом и системой транснациональных корпораций, которая обслуживает сверхэлиту. Исходом борьбы станет то, что, либо американский империализм и его национальная бюрократия установит контроль над всеми финансовыми потоками транснациональных корпораций, а заодно счетами короля Олафа и других. Либо американский империализм последует путем СССР, а контроль над миром перейдет к транснациональным корпорациям, за которыми стоят наблюдательные советы в качестве своеобразных "клубов господ".

Арифметика простая. В мире 3000 ТНК, из них 50 - главных, у которых годовой оборот свыше $10 млрд. Это очень много, это очень большая цифра, потому что эти 10 млрд. это более эффективно, чем бюджет такого государства как Бельгия или Франция. Потому что Бельгия и Франция обслуживают население, тратятся на образование, вооружение, трамваи, соцобеспечение. А здесь эти $10 млрд. они тратят, на что хотят. На то, чтобы свергнуть Путина, поменять кабинет министров, они могут мафию нанять, нанять лучших специалистов, поэтому каждый доллар такой ТНК стоит примерно 1000 долларов бюджета любой страны. И в 50 таких корпорациях, в каждой сидят Людовик Баварский, Ганс Сакский, сейчас издан трехтомный словарь династических домов Европы. Там более 25 династий. Вы знаете сколько в Германии было княжеств? Это все династии. Они все наверху, они все сидят в этих наблюдательных советах ТНК, они все родственники. Родственники той же Ганноверской династии, которая правит в Великобритании. Великобритания возглавляет англофильскую партию по всему миру. На самом деле, весь партийно-бюрократический мир делится на две политические партии, те, кто за американцев и те, кто за англичан.

- Так ли уж однозначна ваша градация, что все ТНК контролируется сверхэлитой. Ведь часть ТНК однозначно контролируется США, то есть в вашем понимании контр-элитой?

Г.Д.: Ничего подобного, это наивное рассуждение. Какие американцы сидят в ТНК? Демократы? Но как раз демократы являются Троянским конем Старого Света.

- Хотелось бы уточнить. Например, Mobile Exxon - это демократы, Shevron Texaco - это республиканцы. Как раз они ЮКОС и хотели купить, вот борьба и идет.

Г.Д.: А ЮКОС к кому перебежал?

- Хотел к Mobile Exxon.

Г.Д.: Поэтому Буш его и сдал, он сказал, берите этого гада и давите его. Откуда взялись субъекты советского наследия: Гамаль Абдель Насер, Саддам Хусейн, партия БААС? Это все, кто взбунтовались против пробританской классической сверхэлиты, против Хашимитской династии, части суперэстеблишмента. Бунтовщики против них были проамериканцы, хотя точнее, еще ранее это национал-социалисты выпестовали их во время войны. Сначала они были за Гитлера, потом перешли на сторону США. Вот они-то и свергли свои династии, встроенные в сверхэлиту. Но потом с американцами из-за Израиля у них стали очень сложные отношения, и уж потом все они пришли к Москве. Москва только воспользовалась осколками американского наследия. Все, кто взбунтовались в Старом Свете против британской партии, - становились сотрудниками ЦРУ. Если американцы по той или иной причине их бортовали, то они вынуждены были переходить к Москве. Сейчас же положение будет меняться. Почему? Потому что Соединенные Штаты не выдержат конфронтации со сверхэлитой. Сверхэлита Старого Света будет страшнейшей тиранией в истории человечества. Если считать, что ситуация с Америкой будет решена после 10 года этого века, после этого наступит новая эпоха, никакой демократии не будет. Исчезает политэкономия. Раньше человек удовлетворял потребности, покупал машины, одежду и т.д. Таких было много. Это был колоссальный рынок, и они своим кошельком могли голосовать, а теперь... Вы знаете, что мировой валовой продукт, основанный на финансовых спекуляциях в 20 раз превышает валовой продукт, основанный на реальных доходах.

- Это немного завышенные цифры. 2/3 объема ВВП Штатов составляют сфера услуг, включая финансы, 1/3 - реальный сектор, промышленное производство составляет половину этой трети.

Г.Д.: Политический истэблишмент больше не зависит в своих манипуляциях с финансовыми потоками от реальной экономики. Раньше человек покупал, он говорил, я у вас покупаю, вы должны вокруг меня плясать. А теперь, он кто такой? Ну что с того, что он авторучку купил, велосипед, книжку? Да у нас тут есть проект полета на Марс, несколько триллионов долларов. А таких проектов очень много, они все международные, созданы комиссии ООН, ЮНЕСКО. Обеспечение чистки дна мирового океана, затягивание озоновой дыры. Это триллионы. Экономическая база электоральной демократии сегодня уничтожена, и последнее, почему они еще существуют, это пиаровский дискурс в конфликте американской контр-элиты и сверхэлиты Старого Света. Когда Америка опустится на дно мирового океана в прямом и переносном смысле, тогда что наступит? Тогда наступит страшная ночь рабовладения. В плане современных технологий этот клан может вполне изолировать себя и продвигать проект Вечного человека, Ноосферы. Их задача - отождествиться с Ноосферой и быть представителями Ноосферы. А все остальные люди могут быть бомжами на помойке, если они будут бунтовать, там международные полицейские на своих вертолетах с ними разберутся.

- То есть Олдос Хаксли "О дивный, новый мир"?

Г.Д.: Да.

- Переломная точка 2020-2025 год, как называют некоторые.

Г.Д.: 2020 год - это 1440 лет ислама. Это два раза по 720 лет. 720 - это аср. Аср в исламе это мера исторической длины, тысячелетие тоже упоминается, на самом деле аср - это традиционный в исламе отрезок времени. Аср - это третья часть стояния солнца в зодиакальном знаке. 2160 лет, третья часть от этой цифры - это аср. Внутри асра - первая половина это всегда восхождение ислама, вторая - нисхождение. 360 лет до монголов и 360 лет после монголов, потом восстановление, Османский халифат. Заканчивается нисхождение в 1440 году хижры, который есть 2020 год. Но самое интересное, что есть солнечный календарь и есть лунный. Так вот по солнечному календарю, который длиннее, 1440 год придется на 2060. Между 2020 и 2060, то есть 1440 лет ислама по лунному и 1440 лет по солнечному календарям, в эти 40 лет неопределенности, аналогичной той, когда Моисей водил свой народ по пустыне. Вот за это время и решится то, что будет определять остаток 400-600 лет, о которых мы говорили. То есть будет ли исламский фактор освободительным, спасительным фактором для человечества, который не даст накрыть все господство человека Ноосферы, или враг воцарится и мы будем просто списаны в конце времен.

- А вы не допускаете, что это будет не исламский фактор, а какой-то другой?

Г.Д.: Это будет только исламский фактор.

- То есть возникновение новой мощной религии мы не увидим?

Г.Д.: Потому что цепь откровений завершена, пророк Мухаммед (С) является последним пророком и все остальное может только быть лжепророчеством, изобретательством, сектантством.

- А какая идеология или религия стоит за этим будущим возможным рабовладением?

Г.Д.: Это крайне выродившаяся форма естественной религии, которая органически приходит к антропоцентризму, базирующемся на культе Денницы, Люцифера, Иблиса - разные имена того, кому поклоняются неединобожники.

- То есть сатанизм?

Г.Д.: Это не сатанизм. То, что называется Даджал или Антихрист, это не тот, который приходит против Христа. Это Христос приходит против Антихриста, потому что Антихрист есть в каждую человеческую эпоху, в каждый эон. Антихрист - это естественный человек. Я не верю, что Антихрист может быть евреем. Почему? Потому что еврей, даже отпавший, он все равно принадлежит к линии пророчества. Поэтому Антихрист, скорее всего, будет тибетцем, китайцем, ведантистом. А думаю, что, скорее всего, он явится из Агарти. На самом деле сверхэлита давно установила с ним контакты.

В.С.: "Разве не Я ваш Господь?" - Они говорят: Ты.

Г.Д.: До сотворения Адама или до сотворения человечества, что очень важно. Говоря: Адам был первым человеком, - мы не должны забывать о том, что он вместе с тем был назначен Пророком и послан. Пророк не может быть послан в никуда. Когда земля безвидна и пуста, в чём смысл посылания Пророка? Мы должны тогда согласиться в том, что Адам был послан в некую несуществующую... некий эгрегор, хотя это неверное слово. Оно запущено с лёгкой руки оккультистов как некая "общность", в то время как буквальное значение этого греческого слова - "бодрствующий".

Что касается предсуществования... Речь идёт вот о чём. В расхожей религиозно-терминологической практике немонотеистических традиций "душой" как правило называют психическую индивидуальность воплощённого существа. Кроме того можно говорить и о "духе" как о некоем казуальном принципе. Вот в неоплатонизме и на этом уровне мыслящих монотеистических спиритуальных традициях, типа адвайта-ведантизма, под "духом" имеется в виду некий казуальный принцип, который заставляет манифестироваться данного индивидуума, т.е. на физический сгусток нарастает психическая оболочка, которая специфицируется местными условиями, т.е. наследственностью и качеством субстанции. Материальная субстанция и протопсихическая организация - они притягивают из психики планеты определённые элементы, которые выстраиваются так, что человек психически напоминает, например, слепок отца или деда - как в старинных дворянских фамилиях, где потомок был пародией на предков. Казуальность - это дух или некий энергетический импульс, который приходит сюда в процессе трансмиграции из предыдущего континуума, не пространственно-временного, т.е. не из нашей вселенной, - потому что существует т.н. универсальный вортекс или водород точек казуальных принципов, которые движутся по спирали, одновременно крестовина... т.е. если представить крест, вокруг которого движутся точки по спирали, а этот крест ещё вращается спиралевидным движением. И т.обр. каждая точка проходит через позицию в разных плоскостях и в разных планах, где она казуально манифестирует появление того или иного существа в ряду последовательностей. Нужно понять следующее. Вся эта объективная феноменологическая технология появления существ не имеет никакого отношения к тому, что монотеисты имеют в виду под "душой".

В.С.: Здесь и теперь.

Г.Д.: Здесь и теперь, которое несуществует, но несуществует в актуальной форме. Т.е. оно не является моментом времени, но - безвременьем, сконцентрированным между до и после, просто now, здесь. Здесь и теперь. И которое в момент смерти перестаёт существовать как если бы этого не было. Как после падения камня в воду... он пробивает в ней некую дырку, но в следующий момент такое впечатление, что ничего и не было. Это и есть как раз душа, которая подлежит Воскресению и Суду. Всё остальное рассматривается - казуальный принцип, световой, психика, тело... - никакой разницы между калом, трупом и старой одеждой, оставшейся в шкафу - и духом и психикой - никакой разницы нет.

В.С.: К кому тогда обращён этот вопрос? Неужели к калу может быть обращён вопрос "разве не Я ваш Господь?"

Г.Д.: Этот вопрос обращён либо к существующему до Адама человечеству, которому в ответ на "да, Ты наш Господь" посылается Адам, - либо это вопрос, обращённый к некоему концептуальному проекту. Кроме того, мы знаем, что когда Адам был слеплен как глиняный голем, то прежде чем вдуть в него от своего Духа, Аллах показал ему будущие поколения. Это обычно понимаются так, что вся будущая история человечества была развёрнута перед ним, как у Борхеса - у него есть рассказ "Алеф", в котором, когда герой вышел на эту точку, он увидел мириады существ, блистающий меч Александра Македонского, занесённый в сечи с Дарием, и каплю на купальнике греческой красотки, которая прыгает в воду - все мириады этих микро- и макро состояний он увидел одновременно, в "Алефе". И мы понимаем, что Адаму показали некий "Алеф". - Да нет, это не так. Когда мы внимательно изучаем реальные тексты, мы обнаруживаем, что единственно, кого он там увидел, и за кого он просил, в этом сне, - были Пророки Единобожия: Даниил, Самуил, неизвестные нам Пророки, Самуд, Ад... множество Пророков, которые все происходят непосредственно от него. И вопрос-то в том, когда был Адам?

В Коране есть аят: "день Аллаха - 50 тысяч лет". Мы знаем из традиционалистских циклических законов, что срок манвантары 64800 лет. Манвантара делится на примерно 25800 лет, 18000, 12900 и 6480. Самое удивительное, что всё это минус половина золотого века и будет составлять 50 тысяч. Половина любой юги характеризуется тем или иным знаменательным монументальным событием. Например, в середине предшествующей нам юги был потоп и гибель Атлантиды. Если принять, что мы находимся, по некоторым данным, за 400 лет до завершения нашей юги, то это было 3000 лет назад. Тогда закончилась архаическая эпоха, и произошёл фундаментальный катаклизм - осуществился переход к пост-мифической и пост-магической эпохе, в которой стали возможными досократики и Будда. Конфуций и его учитель Лао-Цзы, Будда, Сократ - все они по времени один как бы духовный сын другого. Сократ приходится по времени сыном Конфуция.

В наше время гораздо очевиднее, хотя и в мелком варианте, волна, которая прошла в начале1860-х: это революция Мэйдзи, гражданская война в Америке, освобождение рабов в России, тэйпины в Китае, начало танзимата в Турции и создание Австро-Венгрии. Это потрясающе, потому что в то время не существовало глобализма, Бильдельбергского клуба, Трёхсторонней комиссии, т.е. Мировое Правительство ещё как бы не действовало. Это говорит о том, что ритмы истории подключены к супрачеловеческому измерению, которое является жёсткой моделью, штампующей воск, мягкую субстанцию человека и времени. И мировое правительство, таким образом, является группой исполнителей, подстраивающихся под супрачеловеческие жёсткие ритмы, которые могут проводиться и персонажами высшего порядка, которые находятся через высший клерикальный эшелон на связи с суперэлитой. Эти существа супрачеловеческого порядка, Vicissitude Inconnu, связаны через клерикалов с наследственной знатью. В наследственной элиту инвестирован такой потенциал влияния, что эти люди на сегодня не нуждаются в юридическом и финансовом подтверждении своих полномочий. Им не нужно владеть гигантскими корпорациями. К примеру, муж королевы Юлианы, просто принц-консорт, говорит: вот есть такой-то проект, надо бороться с бедностью на Филиппинах. Ему сразу на блюдечке приносят все необходимые средства. А у него как бы ничего нет, только почётный статус учредителя всяких фондов или наблюдателя в каких-то советах. Но это означает, что он входит в верхушечный сегмент человечества, который стоит "над превратностями юдоли человеческой". Это означает, что передел собственности в революционной или эволюционной форме этих людей не касается. При любой власти эти люди находятся в одном и том же положении, они являются эталоном и резервуаром истэблишментско-духовных полномочий, как бы светским клиром. Вот, например, Папу Римского или Далай-Ламу - их нельзя скомпрометировать. Можно сказать, что угодно - педераст, мерзавец, с ЦРУ сотрудничал, евреев продавал немцам или наоборот - это всё иррелевантно, это как с гуся вода. Эти люди по ту сторону. Проклятия в адрес жрецов звучали во времена Фараонов, во времена Нимрода, в средневековой Европе, но ярмо клерикализма от этих проклятий не убывало.

Недавно опубликована двухтомная энциклопедия монархических домов Европы. Так, в Доме Романовых в 1870 году было около 90 человек. Вместе с Домами некоторых графов и князей, это 5-7 тысяч человек в Европе. К ним нужно прибавить хашимитскую династию в лице короля Абдуллы, принца Хасана, султана Брунея - словом, все наследственные Дома, которые находятся в луче британского влияния. Вся эта знать интегрирована в мировую супер-элиту. А финансовая элита, корпоративная олигархия, являющаяся внешним видимым управляющим слоем, обеспечивает её функционирование. При этом, Саудиты - это просто нувориши, входящие в американскую зону влияния и связанные с американским дестабилизирующим фактором, это контр-элита.

Со мной очень откровенно разговаривал в течении часа министр иностранных дел Судана, христианин, один из двадцати африканских епископов, посвящённых в сан Архиепископом Кентерберийским. Этот суданец был нелот, с юга страны, а юг вёл гражданскую войну против исламского режима. Он был в 90-х сторонником правительства в Хартуме и одним из двух министров иностранных дел, вторым был мусульманин. Министр-христианин работал по вопросами юга с Европейским Советом. Выглядел он как демон: красные глаза, цвет кожи, как эти чёрные чётки, нос отсутствует, проваленная переносица и вывороченные ноздри. Он свободно и непринуждённо говорил на английском языке, очень плохом по фонетике. Его речевой аппарат не воспроизводил английские звуки. Это есть в фильме о Судане, который я делал по согласованию с Тураби. Вообще весь 94-й год был заряжен на ОРТ продукцией Хартумской Конференции в моём лице. Я спросил, как к нему относятся коллеги, министры иностранных дел других стран, если он представляет террористическое государство-изгой. Он сказал: они понимают моё положение. На нём были платиновый крест кило на полтора с огромными изумрудами и сапфирами и сафари с короткими рукавами с накладными карманчиками и погончиками. И он входил в реальную мировую клерикальную элиту, будучи доверенным лицом Архиепископа Кентерберийского, возглавляющего личную Церковь британской монархии, поставленным им "смотрящим" на Судан.

<...>
Весь этот текст о Меровингах совершенно традиционалистский, описывающий очень реальные вещи - действительно есть органическая связь с супрачеловеческим фактором. Конечно, этот "Христос" к палестинскому Иисусу не имеет никакого отношения, он имеет отношение к Световому Первочеловеку, Люциферу, Ваалу.

<...>
...Сейчас мы заслушаем доклад Александра.

А.К.: Я рассматривал две темы: исламская гносеология по Корбэну и Профетология, т.е. Пророческая философия. Обе они имеют выход на проблему истинного знания в исламе. Вадим недавно цитировал аят "Разве не Я ваш Господь?", обращённый, согласно Корбэну, к предсуществовавшим до земного мира душам. И радостное согласие, выраженное в ответ, ознаменовало собой заключение пакта верности между Господом и человеческими душами. Время от времени человечество нужно призывать к верности этому пакту, для чего в мир посылаются Пророки. Будучи симпатизантом шиизма, Корбэн особое внимание уделяет именно шиитской трактовке темы профетологии. Все пророческие послания замкнуты на текст Корана. Корбэн подчёркивает фундаментальное различие в трактовке Св. Книги в исламе и христианстве. Христианские Церкви опираются на конвенциональную трактовку Писания, установленную на Вселенских соборах IV - VI веков. Поскольку в исламе не существует феноменов Церкви и Священного Предания, ислам гораздо труднее превратить в идеологию, обслуживающую политическую элиту.

Г.Д.: Это очень важное, в каком-то смысле центральное утверждение.

А.К.: Цитируя слова имама Али о том, что каждому аяту соответствуют четыре уровня смыслов, Корбэн рассматривает одну из важнейших тем мусульманского богословия - противопоставление "захир" и "батин", т.е. экзотерического и эзотерического, "уже явленного" и "ещё скрытого".

Г.Д.: Более оперативные значения этих слов - "внешний " и "внутренний".

А.Ш.: Ещё "спина" и "живот".

Г.Д.: Вообще все арабские термины имеют органическую привязку. Например "Рахман" ("Милостивый") от "рахма" ("матка"), "Атл" ("разум") от "пут", которые удерживают животное.

А.К.: Корбэн связывает эзотеризм шиизма и имамата с тем, что комментирование Корана должно продолжаться непрерывно, чтобы люди каждой эпохи могли соотносить свою жизнь с высшими реальностями. Необходима, таким образом, фигура Хранителя Книги (Кайим аль-Китаб), которым и является у шиитов Имам.

Г.Д.: А в пост-имамитский период?
А.К.: В эпоху "сокрытия" нужно сверяться с существующими хадисами Пророка и Имамов.

Г.Д.: Т.е. методологически это ничем не отличается от позиции суннитов. Однако в школе Ахбарийа, признающей "иджтихад", отрицаются остальные суннитские методологии - "кийас" (суждение по аналогии), "иджма" (коллективное мнение улемов) - как неадекватные. В данном случае суннитский ахбаритский подход и шиитский ахбаритский подход у Корбэна не отличаются. Как же в этом случае - с "вилаят-э факих"?

А.К.: Корбэн с максимальной деликатностью затрагивает этот вопрос, признавая правомочность самой концепции.
Говоря о разных методах выяснения смыслов Корана - тафсир (буквальное толкование), таввиль (толкование с эзотерическим подтекстом) и тавхим (высшая герменевтика по озарению "свыше") он понимает тавхим как Самопознание Бога через человечество. А Имам - лучший из людей - является "лицом Аллаха" и "лицом человечества".

Г.Д.: Это Ибн Араби. "Послание от Самого Себя к Самому Себе о Самом Себе". Классический неоплатонический суфизм.

В.С.: Махровый.

А.К.: В гносеологии Корбэн различает "эльхам", "кашф" и "вахи".

Г.Д.: "Альхам" - это озарение, произошедшее в рабе, "кашф" - это открытие путём напряжённого проникновения в суть, исследование, а "вахи" - это то, что "низводится", откровение. Например, когда Джабраил говорит Пророку (ас): читай! Т.е. это вторжение.

А.К.: И вот это вторжение невозможно без посредничества того, что Корбэн называет "активным интеллектом", отождествляемым им с Духом Святым и с архангелом Джабраилом.

А.Ш.: Из трёх типов Пророков - наби, расуль и вали - вали может быть только Имамом?

А.К.: У шиитов - да, но в суннитском суфизме этим термином, означающим "наместник", стали называть "святого". Для шиитов это, конечно, ересь.

Г.Д.: Ибн Араби с последователями взяли шиитскую неоплатоническую доктрину, переделали её - и Имама заменил Кутб со структурой посвящённых, на которых покоится передача гностического света и благодати.
<...>
Мы должны экспертно оценить методологический ресурс, заложенный в этих мыслительных структурах, рассматриваемых нами, с точки зрения современных идеостроительных техник. Особенно это важно сейчас, когда ислам завоёвывает пост-христианскую Европу.
<...>

Я веду полемику с Максимом Шевченко, который считает, что Америка - это страна, укоренёная в протестантских общинах, с контр-элитой, убежавшей от британской монархии и состоящей сегодня, в частности, из республиканцев, возглавляемых Бушем. Отсидевшись за океаном они через Первую Мировую войну вошли в технологический век глобализации. Существование СССР было при этом мощным отвлекающим фактором. "А он и ахнуть не успел, как на неё медведь насел" - быстро став сверхдержавой, они и предъявили себя в качестве Мирового Правительства.

Эта позиция мне близка, но в последнее время... вот Гор Видал, правый изоляционист, пишет, что в Америке идёт либеральный "накат" на любую религию, сейчас это ислам, но придёт время и протестантизма, борьба с которым уже ведётся демократами и ТНК. Протестантский империализм Буша встроен в большую схему, отрицающую религиозность как таковую, т.е. в принципе по своему пафосу США являются либерал-фашистской версией сталинизма, в которой прогрессизм подан не в тоталитарном ключе. Что такое фашизм? Это "фаши", т.е. общение, группа. Если у нас есть, кроме научных, ещё и общая политическая и духовная цель, мы образуем "фаши". Если таких "фаши", возникших под единой партийной эгидой, много, они захватывают власть в государстве. А ведь может быть не менее агрессивная и сильная контр-линия на запрет собраний. Когда разрешены лишь объединения по формальному признаку общего извлечения прибыли. Разрешены фирмы, разрешены политические организации, обеспечивающие ваше право на создание фирм, но все финансовые дела должны быть прозрачными, значит третьим с вами будет налоговый инспектор. Как вы считаете, Александр, Сединённые Штаты ведут крестовый поход от лица Мэйфлауэра или от лица сталинизма навыворот?

А.К.: Думаю, от лица сталинизма навыворот. Картина очень разнородная. В прошлом году я был в штате Юта, где живут мормоны, предки которых, спасаясь от преследования федералов, - а их просто вырезали - пришли в этот регион. Купить недвижимость без разрешения общины там нельзя, поэтому в штате мало негров. В Солт-Лэйк Сити, кстати, есть мечеть, но постройка католического собора вызвала намного большее сопротивление. В то же время гигатские космополитические мегаполисы, вроде Нью-Йорка или Лос-Анжелеса, конечно, никакой протестантский фундаментализм не представляют. А главные тенденции в стране определяют именно эти зоны.

Г.Д.: Говорят же, что бушевская авантюра - это следствие войны небоскрёбов с одноэтажной Америкой. Но пафос Буша заключается в том, чтобы от имени одноэтажной Америки быстро нанести удар по Старому Свету и навязать американское правительство в качестве главного арбитра. Но этим почему-то занимается Америка из глубинки, которую как раз хотят сожрать глобалисты. Похоже на то, что глобалисты готовят ситуацию, а потом выпускают вперёд одноэтажную Америку с тем, чтобы потом их сдать.

В.С.: Американская администрация совершенно не связана с аутентичным протестантским дискурсом.

А.Ш.: Эти нео-консерваторы, которых упрекают в масонских и троцкистских корнях, пришли к власти при Рейгане.

В.С.: Язык политики после Клинтона изменился и это напоминает Сталина, обратившегося к православию и русской идее.

Г.Д.: Сталин симулировал две вещи - русский национализм и большевизм.
<...>
Советский опыт непотребительской экономики может быть востребован сегодня мировой олигархией. С моей точки зрения, на современном этапе обмен веществ между человечеством и окружающим миром пришёл к новому уровню, когда мировая экономика, став "вещью в себе", перестала нуждаться в том, чтобы опираться на реальное товарное производство и реальное товарное потребление.

Рост означает возможность, растёт общая возможность Человека по отношению к миру, к внешнему космосу. Допустим, есть некая сумма вырабатываемой человечеством энергии, которую Чижевский соотносил с количеством солнечной энергии, достигающей поверхности земли. Он считал, что выход на один процент - это уже выход на глобальную цивилизацию, за пределы десяти процентов - означал бы превращение Человека в антропогенный фактор, способный влиять на физические законы. Ведь главная космистская сверхзадача этого повышения макростатуса - преодоление Второго Закона термодинамики, когда сам человек становится вечным двигателем, источником мутирования самой реальности.

Возьмём условно всю наличную энергию и все наличные деньги. Известно, что на планете есть около 100 триллионов свободных долларов, которые теоретически можно куда-то инвестировать. При этом неправильно было бы сказать, что раз денег много, а товаров мало, деньги дешевеют. Товаров всегда хватает. В любом обществе каждый человек производит намного больше, чем потребляет. И любые энергозатраты человека, любые услуги - всегда покупаются за минимум. Идея основоположников марксизма о товарном изобилии была основана именно на том, что общество вырабатывает гораздо больше, чем может купить. В третьем томе "Капитала" Маркс пишет о том, что этот "избыток" всё время передвигается в будущее. Что значит "передвигается"? Происходит ежедневное банкротство многих тысяч фирм и соответственно непрерывное обесценивание фондов, когда общественная собственность просто обнуляется. Это первый момент. А второй - деньги отрываются от товара. Суммы товаров и услуг с лихвой хватило бы для создания приличного жизненного уровня для всего населения планеты. Но это "не нужно". Человеку "дают" только тогда, когда нельзя "не дать", а вовсе не из человеколюбия. Даже благотворительность как правило - одна из форм коррупции. Итак, есть движение денег, т.е. движение количества. И оно приводится в соответствие с постоянно растущим энергетическим потенциалом. Но стоимость денег определяется политическим решением - это блеф, как в покере.

Сегодня экономика не нуждается в потребительском кармане. Никакие наши потребности не составляют блокирующей доли в производстве энергии и финансов. Кредиты стали виртуальными. Примеры таких проектов - "озоновая дыра" , противоракетная оборона, борьба со СПИДом, с "бедностью". Под такие проекты разрабатываются технологии, которые являются вкладом в развитие ноосферы. Однако ноосфера - это только элита, независимая от передела собственности. "Царство количества" должно всегда расти.

Что такое энергия? Это золото, парафраз солнца. А солнце есть источник энергии. И вот в ХХ веке электоральный голос тоже перестал что-либо стоить, т.к. голосующие перестали быть необходимыми "покупателями". Современный политик - уже не французский или голландский, а европейский или ООНовский, совершенно далёкий от электората. Бюрократия оборвала всякую обратную связь. ТНК привлекают бюрократию и спецслужбы для решения своих геополитических противоречий. Но финальный арбитраж осуществляет на ноосферном уровне супер-элита. Если учесть количество состоятельных пенсионеров в развитых странах, и перенасыщенность рынка, закрытие рабочих мест - то понятно, что из-под сегмента PR-ской работы с потребителем вымывается почва. Это первый знак политического обвала либеральной демократии, основанной на силе и давлении индивидуального кошелька.

Почему нужен был ценз? Босяков не пускали голосовать. Потом ценз отменили - иди голосуй, может быть, ты поднимешься, будешь иметь спрос, интересы, а если и работать не можешь - дадим тебе собес, лишь бы ты хапал, переваривал и на это будут кредиты выделяться. Но теперь это потеряло смысл - даже если они всё сожрут, это будет крошка от реальных потребностей мирового кредита. Бедные стали не нужны, теперь дешевле расстрелять, чем купить (если говорить о массах), и главный возникающий вопрос - не допустить их организации, продолжать ими манипулировать. Да, можно всем кинуть по куску, но купить - это же не получить социально-политический прогнозируемый ответ. У людей должен быть либо супер-голод, либо супер-сытость. Голодный человек не занят Революцией, он ищет кусок хлеба. Самое опасное, если полуголодный человек получает возможность задуматься - такие люди и уходят в криминал, в подрыв существующего строя, в Революцию. Если население подкормить, то он него возникнет политическое давление. Стало быть, его нужно запрессовать в тот голод, из которого оно уже не сможет подняться. Либо насытить в такой степени, чтобы оно стало буржуазным. Но это неопределённый и трудоёмкий результат. Для ноосферы лучше вообще их "слить". Технологически элита может позволить себе сейчас игнорировать всё остальное население, потерявшее актуальность для реализации мистической макро-задачи осуществления функции присутствия человека в Космосе.

И здесь мы возвращаемся к тому, что ислам - это религия бедных, это идеология, которая не может быть освоена политической элитой в силу отсутствия институтов и корпораций, Церкви и Предания, но которая становится востребованной оппозицией и теми миллиардами людей, чьи жизни теперь никому не нужны. Если мы считаем, что у человечества есть миссия, вытекающая из концепции монотеизма, то мы должны признать то, что человек не может быть ноосферным центром бытия, а является манифестированным орудием радикально неизвестного фактора, инструментом неведомого Бога, Который парадоксальным образом присутствует внутри этого орудия. Этот трансцендентный фактор, ни на секунду не становясь имманентным, не делает человека соучастником или, как говорил Бердяев, со-работником Бога. Раб остаётся рабом. Но будучи перцептивным гносеологическим существом, он обладает функцией, которой нет ни у какого элемента живой природы, а именно: он знает, что он знает. Прежде всего он знает, что смертен, и эта смертность актуально относится к тому, что в нём является знающим. Иными словами в человеке его финальность сама смотрит в себя. Она и образует базу перцепции, которая способна себя как перцепцию рефлектировать. Это и есть форма присутствия радикально неизвестного фактора, который сохраняет человека как своё орудие. Это состояние не имеет абсолютно ничего общего с целями и задачами ноосферной элиты, правящей историческими судьбами человечества. Элита рассматривает себя как коллективного Ормузда, в котором присутствует как фактор света, так и фактор спасения и фактор чистого онтоса. "Бытие наружу".

В контексте такого взгляда термины "захир" и "батин" имеют совершенно другое значение, чем в контексте монотеистической интерпретации. Я предлагаю их использовать именно в значении "внешний" и "внутренний", т. к. задача теологии - это методологическое различение внешнего и внутреннего, в отличие от философии, которая ищет способы их отождествления. Так вот, сказав всё это, пройдя через экономику, через космоконцепт элитарного самостроительства, через противоречия этого концепта с монотеизмом, я возвращаюсь к началу беседы и спрашиваю: может ли быть Коран основанием революционной идеологии для людей, выброшенных за рамки элитарного проекта, для людей, мыслящих себя орудием Неведомого Бога?

А.К.: Коран принципиально не элитарен. Он не даёт безусловного мандата на духовное и идеологическое влияние какому-то ни было замкнутому социальному слою.

Г.Д.: Мы видим среди шиитов, в частности, как внедрённый неоплатонизм и тема предсуществования даёт возможность подняться de facto клерикальной касте, которая хотя и не имеет отдельных таинств и экуменических техник, тем не менее узурпирует иджтихад и политическое руководство страной. Мы видим, что эта каста системно сворачивает все достижения, к-е были открыты в 79 году Исламской Революцией. Тогда очень важной была реакция населения разных стран на значимость этой революции, необычайно востребованной. Иран был вовлечён в некую миссионерскую функцию, напоминавшую функцию Советской России в 20-х годах. Чем занималась эта клерикальная каста после 89-го, после смерти Хомейни? Выводом страны, подобно Сталину, из-под всех обязательств и авансов, которые Революция дала остальному страждущему человечеству. Клерикалы присвоили Исламскую Революцию как некий мистический и индульгический продукт, священное пламя которого надо оберегать от холодного дыхания извне.

А.К.: Они, конечно, не имеют права выступать от имени Махди. Есть даже такой хадис: уходя в "великое сокрытие" Махди сказал, что после последнего наместника других не будет.

Г.Д.: Тогда сама теория "вилаят-э факих" еретическая? Но Всевышний приказал нам бороться и в хадисах Пророка сказано, что злу надо противостоять рукой, словом и в сердце. Какие же следуют выводы?

Появление Махди есть признание того, что мы хорошо боремся "на пути Аллаха" и стали критической массой, вызвавшей это появление Ведомого, который должен нас возглавить. Наши суммарные усилия делают нас удостоившимися этого, избранными. Это финализация пути, который в своём мини-отрезке имеет отношение к бесконечному количеству проб и повторов в прошлых человечествах. На этом пути существуют определённые люди, которые узурпировали статус наместничества и претендуют на то, чтобы быть дешифровщиками Скрытого Имама (да ускорит Аллах его приход), и которые своей дешифровкой, своим вилаятом упраздняют нас как активный фактор борьбы, благодаря которой он и приходит. Следовательно, в нашу борьбу должно входить устранение тех конкретных людей, функция которых обессмысливает и лишает всякого значения нашу жизнь. Либо они "обнуливают" нас, либо мы - их.

Это более фатально, чем устранение буржуазии пролетарским классом. Пролетариат может изменить отношение к средствам производства и отстранить буржуазию, осуществляя - под контролем - диктатуру. Для нас этого недостаточно. До тех пор, пока будут существовать люди, претендующие на статус "вали", на представительство Махди, о котором мы твёрдо знаем, что у него нет сейчас представителей, и только наша борьба, наш духовный путь является фактором его проявления, мы не можем позволить им уйти в автономное пребывание, где бы они ни были. Это делает противостояние монотеистов и корпоративных клириков абсолютно фатальным.

Противоречие, которое мы должны рассматривать как истинный интеллектуальный метод, - это противоречие не гераклитовское, которое решается гармонически как синтез, а противоречие абсолютное, решаемое только пересмотром смысла одной из сторон, победой одной из сторон без какого-либо синтеза. Парменидовский тезис "бытие есть, небытия нет" выглядит как банальная констатация здравого смысла, но на самом деле это пример трансцендентальной диалектики, указывающей на возможность взрыва. Противоречие доводится до апории, до такого обострения, в котором осуществляется взрыв. Речь ведь не о пропорциях бытия и небытия, или, как Гегель говорил: "чистое Бытие тождественно чистому Небытию". Бытие окружает нас со всех сторон, но Небытие - это мы сами. Мы не можем сказать, что нас нет. Если мы решаем это противоречие с парменидовской точки зрения, то мы не говорим, что мы - "немножко бытие", что бытие вокруг нас - объективно, а мы - субъективны. Нет. Наше "небытие" имеет абсолютно иную потенцию утверждения, нежели "бытие", которое нас ничтожит и гасит. Наше "небытие" позиционируется как постижение окружающего нас бытия. Наша задача доказать: небытие есть, бытия нет. Это гностическая зеркальная революция, возможная только в диалектике Парменида, а не Гераклита, который определил весь пафос последующей философии вплоть до пост-структуралистов.

В.С.: Определяя нишу конфликта как борьбу за наследство, надо задуматься о самом наследстве. Мы начали с того, что ислам, в связи с отсутствием в нём клерикального института, не может стать платформой для консолидации политической элиты. В понятие "элита" мы вкладываем серьёзное содержание, имея в виду "ноосферных наместников", а не банальных людей, которые осуществляют властные полномочия.

Г.Д.: ...ну или на бабках сидят, которые отобрать у них по большому счёту ничего не стоит.

В.С.: Но прочитав Корбэна, у меня создалось гнетущее впечатление, что мы и видим ту самую платформу, позволяющую консолидировать реальную элиту.

Г.Д.: Я хочу подчеркнуть, что Корбэн описывает не исламскую теологию. Под видом шиизма он описывает неоплатонико-гностическую идеологию, которая контрабандой внесена в ислам. Хадисы за Имамов выдумывались точно так же, как хадисы Пророка во времена Омейядов. Не следует думать, что все Омейяды были волки, а шииты - овечками. Окружение Имамов не могло быть прозрачным для всех миллионов шиитов. Тут ничего не докажешь. Пророк оставил нам только один, главный критерий правильности хадисов - они не должны противоречить Корану. Поэтому мы будем исходить из внутренней логики Послания, а не из очевидных политических конъюнктур.

В.С.: Стало быть нужно не просто бороться за наследство, но бороться за его очищение, потому что в том виде, в каком оно есть, оно не подходит для реализации наших задач.

Г.Д.: Но у нас есть безусловный документ - Коран. Нужно просто обладать технологиями толкования, которые лежат на поверхности. Это супер-современное революционное Послание, которое всегда обходит здравый смысл именно парменидовским путём. Коран неудобен. Почему возникла Сунна? Тиджани издевается над самоназванием суннитов, напоминая, что Абу Бакр уничтожал хадисы. Это происходило и при Омаре, и при Османе, и только Али поклялся, что будет править согласно Корану и хадисам, которые он лично записал. Шииты их сохранили и "ушли", а Муавийа и Язид опять стали уничтожать - и лишь Омар II столкнулся с тем, что хадисы нужны. Потребность в хадисах была связана с крайним неудобством Корана. Вот тогда и началась вакханалия их изобретения. Нужен был аппарат, который демпфирует прямое значение Корана, понимавшегося во времена Пророка на порядок хуже, чем Его можно понимать сегодня. Хадисы изобретали именно для того, чтобы они противоречили Корану. То же самое было и в христианской Церкви - в Средние Века были запрещены переводы Библии, а изучение латыни уже наводило на подозрения.

В.С.: Каким должен быть инструментарий интерпретации Корана, чтобы это "наследство" получили политически организованные джамааты, а не клерикальная каста? Чтобы никто не мог его экспроприировать, заявляя о своей монополии на интерпретацию?

Г.Д.: Прежде всего необходимо отказаться от структуралистского подхода, это тупиковый путь.

В.С.: Ведь не будут же миллионы мусульман воспринимать себя актуальными обладателями этого инструментария?

Г.Д.: Организованные политически джамааты не охватывают всю умму, в которой полтора миллиарда человек, и всех "друзей ислама". Ещё Бланки сказал, что для победы революции нужна партия профессиональных революционеров, которая будет вести массы. Джамааты - это объединения пассионариев.

В.С.: Рецепт один - перманентная гражданская война.

Г.Д.: Я скажу откровенно. В мире идёт борьба всего двух классов - жрецы против воинов. Вся эта буржуазия, шудры, пролетарии - просто фионитуры, архитектурные украшательства. Буржуазия функционирует только как союзник жречества, а жрецы всегда опираются на торгашей. Жречество без торгашества не существует. Культ золота имплицитно присутствует во всех универсальных языческих традициях, но в некоторых он выходит на первый план - в форме ли культа Солнца или культа Жизни или иных форм позитивного утверждения. Золото, Солнце, Энергия - это на профаническом уровне всегда "карфагенская" религия денег. Даже когда буржуазия пытается соперничать с клерикалами, они ею манипулируют.

Кто сейчас в Иране главный оппонент консерваторов от имени партии реформистов? Да Хатами руководит буржуазией. Вы думаете, там пассионарии? Там Корпус Стражей Исламской Революции и ветераны войны с Саддамом - они вообще голоса не имеют. Знающий ситуацию изнутри Вилаяти, который был министром иностранных дел, а сейчас - советник Хаменеи, рассказывал мне, что Хатами как краб вползает к Духовному Лидеру и начинает с изъявлений лояльности. И это искренне. Хатами знает, что если рухнет клерикальный режим и придут американцы, срок его жизни будет максимум месяц, пока он будет на скамье подсудимых готовиться к процессу. Они просто "разводят" население. Ведь у кого там претензии к власти? У торгашей, которых Хомейни называл "бипарвойон", т.е. у тех, кто живёт "без боли", у кого проблем нет. Это активный буржуазный слой, которому нужны определённые свободы, допуски, чтобы локти нормально ходили, но это не пассионарии. Пассионарии вообще не принимают участия в этой борьбе, им заткнули рот и политически маргинализовали.

Реальная борьба - это борьба визионеров, стремящихся к отождествлению внутреннего и внешнего против пассионариев, утверждающих абсолютное разделение. Естественным союзником для воинов является обездоленная чернь, которой нечего терять, кроме своих цепей. Охваченная паникой, эта армия уродов может идти как вперёд, так и назад, и она может нанести удар по цивилизации, взяв штурмом структуры истэблешмента. Но цель - не поставить их у власти, не накормить, не сделать "хозяевами жизни", не привести Хама к благополучию. То, что думал Мережковский - не есть цель. Цель - использовать их в эсхатологическом взрыве.

А воины - это "соль земли", их отличает постоянная воля к личной смерти, которая является оборотной стороной воли к власти.

Это борьба прежде всего против Антихриста, Даджала, проявления Царя Ману, вокруг которого концентрируется ноосферная элита. Но если гражданская война организована без критического потенциала, она не становится последней, не приходит Махди, не манифестируется Второе Пришествие Иисуса Христа. Инициаторы проигрывают.

Многие христиане уверены, что Антихрист будет евреем из колена Данова. Но он не может быть евреем, которые, хотя и потеряли статус избранного народа, были монотеистами. С точки зрения элиты - это хлам. Они предали веру в её предназначение, веру в Ваала. Антихрист не является тем, кто приходит потому, что был Христос: Антихрист перманентно, всегда есть в человечестве, это нормальная истэблишментская фигура. Но вот уникальный Христос - это анти-Антихрист, который приходит бросить вызов тому, кто "есть от века", Князю мира сего.

Даджал - центральная фигура фундаментальной традиции, он может прийти из Агарти, из Шамбалы, это ставленник Ваала. Он не может быть ни христианином, ни иудеем, ни мусульманином. Он может быть буддистом, индуистом, в любом случае - традиционалистом в чистом виде, для которого язык символов конвертируем из одной системы в другую. Он может лечить прикосновением, владеть благодатью, и он действительно должен восстановить благодатное царство, помазание, и все епископы будут курить ему фимиам.

Но вернёмся к джамаатам. Это институализация воинской касты. Они организуют низы, оказывают давление на власть имущих, дестабилизируют ситуацию, осуществляют оперативное планирование и политическое программирование хода истории. Короче говоря, джамааты должны создать мировое правительство. Джамааты создают региональную шуру, выстраивается многоэтажная конструкция - но с сохранением обратной связи и системы отзыва вплоть до ликвидации тех, кто отказывается подчиниться низовому решению. Независимый шариатский суд может вынести приговор любому высокопоставленному деятелю. И этот приговор приводится в исполнение. Джамааты - орудие Откровения, тогда как Соборная Церковь мыслит себя носителем Откровения. Джамааты руководствуются Кораном, а это - открытый текст.

А.С.: Библия тоже.

Г.Д.: Библия несколько раз восстанавливалась и подвергалась сложной композиции. Кроме того, это переводной документ. Библия на еврейском языке была вначале утрачена при вавилонском пленении и восстанавливалась Энохом, а затем - при разгроме римлянами Иерусалима. Текст восстанавливался в обратном переводе с греческого. При этом каждый раз раввины прибегали к широкому опусканию больших фрагментов с тем, чтобы сохранить в хедерах и в своей закрытой традиции знание на память пропущенных кусков. Чтобы удерживать это знание, были написаны талмудическме книги, являющиеся криптокомментарием к устной Торе. Любой раввин скажет: для нас письменная Тора существует постольку, поскольку существует устная Тора. Но устная Тора - собственность раввината.

В Коране сказано, что Авраам не был иудеем, он был ханифом. Генетически Авраам не породил племя, из его лона исходят только Пророки. Когда он вошёл в конфликт со своим отцом, покинул Ур и начал проповедь, к нему пристали расово разные племена. Также ведь и сахабы - не все из них были арабами. И Пророк говорил: я от арабов, но арабы не от меня.

А.Ш.: Сиддыки пишет: британская империя уже не существует, а британская монархия продолжает властвовать.

Г.Д.: Обычная семья энтропирует в три поколения. А королевская семья принадлежит к системообразующим элементам глобальной правящей элиты. Это форма управления миром. Инструментом может быть Империя или Парламент или Общий Рынок... Империя - не субъект власти. Вот мировая элита и британская королевская семья как её элемент - это субъект власти. Мы видим не иллюстрацию семьи вообще, а исключительный, уникальный субъект, альтернативы которому нет.

А.Ш.: Сиддыки имел в виду прежде всего то, что большие государства обречены на распад. Он писал о грядущем распаде России, Китая, Индии...

Г.Д.: А США, Бразилия?

А.Ш.: Он считал, что государство как таковое вообще не имеет будущего, а то, что он называл "исламским государством" сейчас не существует. Основное значение Сиддыки придавал т.н. "мировому исламскому движению", т.е. политизированной части уммы. Он подчёркивал разницу между "мировым исламским движением" и "partial", т.е. частичным или неполным "движением" (оба термина принадлежат Сиддыки) в отдельной стране, компромисс которого с властью ведёт к поражению - как, например, в Пакистане. Судану - ещё в начале 90-х - он предрекал то же самое. Ещё примеры: "Братья-мусульмане", выродившиеся в Египте в парламентскую фракцию; алжирский "Фронт исламского спасения", который участвовал в выборах. Положительный опыт, с другой стороны, это Исламская Революция в Иране.

М.Т.: А талибан?

А.Ш.: Когда он умер в 96-м году, талибы ещё не взяли Кабул.
<...>
Сиддыки был убеждён в том, что Сира, т.е. жизнеописание Пророка, должно служить политическим руководством. Он опирался на идеи жившего в XVIII веке Шаха Валиулла Дехлеви, писавшего, что исламское государство существовало ещё до Хиджры, в Мекке, хотя и не обладало своей территорией.

Г.Д.: Как же скрытая община могла быть государством?

В.С.: Признак государства - это суверенитет. Сиддыки на самом деле путает понятия общины и государства.

Г.Д.: Община может быть суверенной. Бывает тайный суверенитет, допустим, у ордена или мафии.

В.С.: Это не суверенитет. Суверенитет - публичная категория.

А.Ш.: Что же такое исламское понимание государства?

Г.Д.: А нет исламского понимания государства. В исламской традиции нет идеи государства.

В.С.: Пророк не создавал государства.

А.К.: Что сам Сиддыки понимал под "исламским государством"? Государство, построенное на принципах шариата? В мире сейчас существуют совершенно разнополярные режимы, называющие себя "исламскими", Саудовская Аравия и Ливия... В чём не прав Каддафи?

А.Ш.: Хотя бы в том, что национализм и социализм, лежащие в основе "Зелёной Книги", не исламские понятия.

Г.Д.: Но и "государство" не является исламским понятием. В Коране "дауля" употреблено только один раз и не в значении "государства", а в значении "материального изобилия, ресурса". Более того, вся традиция монотеизма и есть антигосударственное движение. Авраам приходит нанести удар по государству - Нимроду. Моисей приходит нанести удар по государству - Фараону. Иисус приходит нанести удар по государству - Кесарю. Мухаммад приходит и наносит удар по государству - всему истэблишменту его времени. Государство - языческое понятие, это Левиафан, Фараон, Система. А движение единобожников взрывает эту Систему.

А.Ш.: Значит, Исламское государство - это инструмент уничтожения языческого государства.

Г.Д.: Мы возвращаемся к типичной ошибке, которую сделали большевики, декларировав государство как "диктатуру пролетариата". Но такая "диктатура" не требует государства. Я не мог объяснить этого многим мусульманским братьям. Допустим, есть некий джамаат. Мы сидим с Басаевым в горах, у нас триста стволов; есть эмир - носитель власти, есть кази - шариатский судья, есть силовое принуждение к исполнению между собой шариатских законов, но государства - нет. Почему? Потому что государство - это бюрократический аппарат, который действует не согласно шариату, который описывает взаимоотношения между людьми и взаимоотношения между человеком и Богом, - но это аппарат, являющийся отчуждённым от человека механизмом. Он не позволяет людям осуществлять политический самоконтроль, самоуправление общины, он противоположен "советам". Это отчуждённая от людей, от их политических решений процедура, базирующаяся на системе функциональных постов, занимаемых чиновниками. При этом нижние слои чиновничества ротируют гораздо реже - потому что если их поменять, то кто будет знать процедуру? "Совет" можно поменять целиком, это политические фигуры, конкретные матросы и солдаты, к-е принимают какие-то решения. Приходят белые и всех мочат. Потом возникает другой "совет". А вот в государстве невозможно поменять низового чиновника, потому что значение государства не в политической надстройке, а именно в чиновнике, который обладает know-how, как бумажки ходят по кругу. Это главное. И напрасно думать, что это существует только сегодня. Это же существовало при фараонах.

Государство-Фараон - это не фараон, это писец. А фараон и жрецы составляют суперэлиту. Задача аппарата - отчуждать людей от их политической и человеческой судьбы. Если бы такой предохранительный механизм не работал, то тогда фараон и народ были бы в прямом взаимодействии. А такая обратная связь привела бы к разрушению Пирамиды, ведь смысл Фараона именно в том, что, будучи человеком, он должен быть трансцендентен человеческой плоскости, он не может находиться в системе обратной связи. Почему избираемый политик - это подстава? Потому что Государство не может находиться в обратной связи с населением. Политики - не более чем специальный PR'ский ход.

Вот есть королевская семья Великобритании - и её ничто не затрагивает. Ситуация, когда расстреляли царскую семью - уникальна. Это чудесный прорыв в одной исторической точке. Почему Бжезинский Россию называет "чёрной дырой"? Потому что здесь уничтожена грибница супер-элиты в лице династии Романовых. То, что убежало, недостаточно для реставрации. Т.е. это "перст Божий", подобный затоплению Атлантиды. А вообще это практически невозможно сделать. Британская монархия не находится в обратной связи с английским обществом, это некий брэнд. А кто взаимодействует с населением? Да абсолютно бессмысленные попки, вроде Блэра. Но под ними есть аппарат, связанный масонской лояльностью Системе, персонифицированной Короной. Элита стоит над переделом собственности. Можно купить лавку, закончить престижный университет, занять хорошее место в "Бритиш Петролеум", а потом твой внук станет наркоманом и опустится. Но элиты это "броуновское движение" не касается, там не бывает лузеров, как верно заметил тот же Сиддыки. Она не позволит "своему" стать лузером, даже если это выродок. Ему дадут управлять каким-нибудь национальным парком, но в любом случае, его судьба - это не судьба обычного человека.

Когда Поппер пишет об "открытом обществе", он совершенно не понимает, что "открытое общество" в действительности состоит из единобожников. Это они своей инструментальной ролью "открыты" по отношению к трансцендентному Богу. Они знают, что люди - глиняные куклы, которых Бог создал, чтобы они Ему поклонялись. Что значит "поклонялись"? На арабском "ибада" - не "поклонение", а "служение". Т.е. в "поклонение" входит и война, и политические решения, и выстраивание приоритетов, и семейная жизнь. Сам принцип антропоцентризма изначально предполагает элитарность и отрыв от рода человеческого в некоей замкнутой теофании. Если считать человечество высшей ценностью, то невозможно полагать участниками этой высшей ценности всех людей. Человечество как теофания реализуется только в вершине треугольника, всё остальное - это отбросы, недоделка, ступени. Это онтологическое представление о микрокосме, который отражает макрокосм. Отражение тем полнее, чем меньше. Вот нас тысяча человек, и мы-то и есть отражение Бога в Истории, богочеловечество, "последняя правда" онтоса, который в нас дошёл до самораскрытия и самопознания. А остальные шесть миллиардов - поддерживающий гумус, почва. Антропоцентризм всегда по своей сущности будет предельно антидемократичным и человекофобским. Культ Человека ведёт в пределе к людоедству.

Для монотеистов же, наоборот, человек является человеком только при его инструментальной ангажированности, при соблюдении Завета. Представьте рубанок без лезвия или топор, с которого соскакивает топорище - это ерунда, куски дерева, хлам, - и без всякого фанатизма или расизма. Но принявшие Завет - они все братья. Это и есть на самом деле "открытое общество", максимально демократичное. Важно понять, что монотеизм не может воплощаться в государственных формах.

В.С.: Ипостась тагуда.

Г.Д.: Да, это Кесарь. Отчуждённая от человека процедура сродни року в глазах простых людей, неумолимому вращению неба. Государство есть социальный космос, действующий по таким же неизменным законам, как тяготение, движение электронов. Страшная сакральная сила здесь-присутствия. И Фараон как бог - стоит, конечно, выше этого. И у него не может быть обратной связи с человечеством. Пророки ведь приходят именно против этого, а ничего со времён фараонов не изменилось. Мы всё равно живём при фараонах и голосуем только за тех - или против тех, кого предлагают. Вот тебе Путин или Блэр: да или нет, двоичная система. А если я хочу трёхного с Арктура? - сразу в дурку. И эти "да - нет" ещё и урежут, как надо. Понятно, что это наглая разводка.

При фараонах управление было силовым и прямым. Но дело в том, что с раба мало что можно "снять". А голосующие люди зарабатывают деньги, они гонят своими усилиями огромные финансовые потоки, у них есть потребности - ездить на работу в машинах, иметь офисы. Каждый из них платит Сатане намного больше, чем раб. Но для этого нужно иметь Блэра, чтобы заменить хлыст электоральным процессом. Так что не может быть "исламского государства". Ленин сделал колоссальную ошибку, признав "переходный период". Да не может быть никакого "переходного периода". Как только создаётся государство, появляется аппарат и берёт инициативу на себя. Это может быть только в одном случае - если "совет депутатов" является одновременно ячейкой партии и обладает вооружённой силой для того, чтобы это осударство строить, как было в 18-м году - приходят матросы с маузерами и говорят: ну-ка покажите документики, как там у вас банк работает... народный контроль пришёл с маузерами. Это единственный случай, когда "переходный период", оставляя спецов, может менять саму процедуру. Но это неустойчивая ситуация, потому что аппарат-то хитрее. Он скажет: ну не получается так, ребята, принято иначе. И ему ответят: ну раз принято, делай, но смотри, конра... И через год этого матросика шлёпнут за перерасход средств. Аппарат - это враг.

Кстати, другая ошибка Ленина - это перенос столицы в Москву, а не куда-нибудь в Смоленск. Косвенным образом это оказалось связанным с тем, что Сталин не позволил Тухачевскому и Будёному взять Варшаву, давая им заведомо неправильные приказания. Ведь если бы "посыпались" европейские столицы, Сталин не смог бы навязать стране своё понимание будущего.

М.Т.: А были ли у Гиммлера какие-то мысли в связи с бюрократией? Ведь понятно было, что в случае военной победы Германию ждала бы участь современного Ирана.

Г.Д.: Бюрократия в глазах национал-социалистов была выражением германского духа.

В.С.: В этом и был конфликт со Штрассером.

Г.Д.: Штрассер не имел шансов на успех, т.к. ему надо было бы тогда отказываться от национализма. Для немцев Закон был порождением "крови и почвы". Саксонская Правда, Готтская Правда, Русская Правда... Это языческое установление, регламентирующее воспроизведение биоса.А кому оно нужно? Почему на все эти Саксонские и Франкские Правды приходит Римская Империя? Или на национал-социализм приходит Америка с Советским Союзом. Потому что почвенная правда ничего не может против Фараона. А Фараон - это теофания. Если бы национал-социалисты сакрализовали человеческий фактор, они бы тоже пришли к интернационализму с другого конца.

В.С.: У Гиммлера ведь были проекты наднационального ордена...

Г.Д.: Это всё голая эклектика. Это стряпалось на коленке между двумя войнами. Мы говорим о системных идеологиях, а национал-социализм как идеология не сложился. Один профессор - расист, другой - интернационалист, третий вообще какой-нибудь Юнгер... Вот марксизм - это мировоззрение, у него есть предшествующая база, германский протестантизм, уходящий корнями в тот же монотеизм. Или же - исламский случай, где сейчас болезненно рождается новый дискурс, который мог бы стать эквивалентным или превзойти марксизм.

В.С.: Ирония в том, что Сиддыки критикует мусульман, оперирующих не исламскими категориями - капитализм, социализм - и при этом говорит о "государстве".

Г.Д.: Т.е. он отждествляет государство с некоей исторической субъектностью. Но вот махновское Гуляй-Поле - это что, государство?

А.Ш.: В терминах Сиддыки - да.

Г.Д.: Значит это неудачное переосмысление термина. Можно говорить тогда и об "исламском социализме", "исламском национализме"... Мы видим на примере современого Ирана, как пришедший к власти аппарат не хочет расставаться с этой властью. Он сравнивает свои возможности и возможности окружающей среды. Есть такое правило: железный кувшин прочнее глиняного. Как с точки зрения аппарата продвигать мировую революцию, если это кончится его крахом? Мы только что сели, три миллиона квадратных километров, семьдесят миллионов населения, мы управляем хорошим куском мира, снимаем пенки и вдруг мы подставим все наши завоевания, преследуя опасные для нас цели? Та же самая логика, что и у советского аппарата.

Вот сейчас Соединённые Штаты бросают вызов... Во-первых там существует мощнейшее сопротивление в значительной части истэблишмента, в том числе и аппарата, которые боятся того, что США сломают себе шею на этом. Та группировка, которая сейчас толкает США на экстремистскую ситуацию, обязательно должна оказаться в меньшинстве. Вообще к экспансии всегда стремится лидер, а аппарат стремится к консервации. Поэтому аппарат всегда находится в противоречии с лидером. Аппарат демпфирует любые экстремистские решения, будь то Сталин или Гитлер. Цель элиты - это выживание, консервация, наследственностть, стабильность и преемственность. Её макротезис - это безопасность и преемственность. То же самое было и с Наполеоном, например, которого предали при первой возможности все маршалы. Наполеон - контрэлитная фигура, выскочка. Он называл Александра "братом", но его все воспринимали как корсиканского бандита.

В США у власти - контрэлита, оппозиционная Старому Свету. Элита Старого Света является продуктом синтеза аристократии, клерикалов и наиболее устойчивого высшего среза буржуазии, которая сформировалась ко временам Вест-Индской компании, - мощные финансовые дома, существовавшие уже в XVI-XVII веках. А в Соединённых Штатах - есть сегмент, связанный с первоначальным протестантским ядром, но это ядро имеет лузеров. Почему это не настоящая элита? Можно было бы сказать: все, кто приплыли на "Мэйфлауэре", они и сегодня разруливают Америкой. Но это не так. Существуют люди, предки которых были на том корабле, прадеды и деды которых были губернаторами, а они сегодня никто, аутсайдеры. Это верный показатель того, что люди, делавшие Америку, не сумели сохранить контрольный блокирующий пакет, части которого они постепенно теряли, особенно в ХХ веке. А раз так, значит, они пошли на союз с другими группировками - католической, еврейской... Возник люмпенский сплав. Этот процесс усилился после убийства Линкольна и достиг апогея после 1945 года, до которого евреи в Штатах не принимали участия в выработке главных внешнеполитических решений. Но после войны, когда нужно было разыгрывать еврейскую карту против поверженной Европы и против Союза, евреев пришлось взять на рыбалку.

А в 68-м году произошла уже капитальная перелицовка политического истэблишмента. Разгром клана Кеннеди тоже подтверждает глубокую нестабильность американской верхушки. Трудно представить, чтобы в послевоенной Европе было бы такое количество покушений на глав государств. Кеннеди ликвидировали, Никсона заставили уйти, в Форда, Рейгана и Клинтона стреляли. Это же уровень Чада или Сьерра-Леоне... И я думаю, что, несмотря на огромные мускулы, Штаты не тянут против Старого Света. Американская контрэлита - это люди, которым не светит ничего вне Соединённых Штатов. Это финансовые спекулянты, оборзевшие неосионисты, психопаты-протестанты, устраивающие шаманские телешоу. Это маргинальная тусовка, как в КПСС, допустим Аджубеи, Хрущёвы... Но они оседлали гигантскую страну с ракетами, нефтью, ураном. Однако они сами - представьте Аджубея в британском, во французском истэблишменте - это глупо, он не тянет, он сразу как белая ворона, даже когда приезжает как политический деятель. Но то же самое и с американской элитой. Они не смогли стать частью мировой и остались маргиналами, но они оседлали глыбу... У них нет другого варианта, они - не "свои". И эта глыба тает.

Сегодня США производят 20% мирового валового продукта. Но дело в том, что ЕС тоже производит 20%. Но поскольку все против Америки, то к ЕС`вским надо добавить Китай 12%, Юго-Восточную Азию, исламский мир, Индия... Получается, что потенциально антиамериканский мир производит в двое больше валового продукта. А это означает, что через некоторое время Америка начнёт стремительно "сыпаться". Ведь $ был сделан мировой расчётной единицей, когда Америка производила 50%. Поэтому Америка должна перейти от экономичеческой экспансии перейти к военной и осуществлять блиц-криг. Но: в аппарате есть люди, заинтересованные в том, чтобы сохранялось спокойное status quo. И эти люди боятся судьбы Милошевича. Они хотят быть свидетелями, а не подсудимыми.

А.Ш.: То есть пятая колонна?

Г.Д.: Пятая колонна Старого Света, это аппаратные люди. Но и сам истэблишмент не однороден. Те, кто вокруг Буша - это люди, понимающие, что они никто, как Абрамович, Путин... Стоит Америке рухнуть, и все эти Киссинджеры, Вульфовицы, Пауэры...

А.Ш.: Киссинждер как раз связан с королевской семьёй.

Г.Д.: Может быть, но это конкретный случай, это уже следствие - кто там был Зорге, кто Штирлиц... Европа становится антисемитской. До 1914 года США были маргинальной страной, которая - в результате двух мировых войн, продавая оружие и проводя ростовщические операцмм - стяжала ресурс. Они прорвались за счёт кризиса в Старом Свете. И они никому не нужны, они будут уничтожены. Но сначала они вызовут хаос здесь. Как только закончится внутренний социальный конфликт Старого Света, Соединённые Штаты постигнет участь Советского Союза.

Возвращась к Сиддыки, необходимо разработать тему того, что "государство" оказывает фасцинативное действие на сознание мусульман в силу того, что они отождествляют качества равноправия, суверенитета, политической воли и представительной субъектности в Истории - с государством, которое является на самом деле наибольшим врагом монотеизма. Эти мусульмане берут имидж победившего врага и говорят: мы должны быть не хуже. Это похоже на то, когда фабричный рабочий, сбитый жандармом в грязь, поднимается и думает: будет и на нашей улице праздник. Атрибутика врага не должна быть символом того, чего не хватает. "Государство - это то, чего не хватает исламу". - Да нет, ислам пришёл уничтожить государство. Это антисистема. Где тут суверинитет? Он может разрушать чужие суверенитеты, оказывать давление на враждебные аппараты, но оно же не может быть представительным элементом. Для аппарата очень важен статус постоянной представительской единицы, легитимность которой на самом деле присвоена. Идея "не-территориального государства" в окружении Системы - это борьба двух легитимностей.

А.Ш.: Сиддыки и настаивает на том, что западная легитимность не должна признаваться в исламской среде.

Г.Д.: Тогда это получается революционное движение, а оно не может быть государством. Когда фашистская партия стала государством, она превратилась в полную чушь. И пошла на конкордат с Ватиканом, на унию с монархией - т.е. теми вещами, которые фашизм отвергал в принципе. И остался в результате просто декорум, Дуче, чёрные рубашки... Либо ты революционер, который борется за законы Бога, либо ты идёшь на всевозможные компромиссы, как современный Иран, отказавшийся de facto от казни Рушди, выдающий людей Аль-Каиды и допускающий инспекторов на ядерные объекты. Вот "Хезболла" никого не допускает, потому что это не государство. А станет государством - и не будет "Хезболлы".

<...>
А.Е. Хомейни не принял теорию Али Шариати не только потому, что усмотрел в ней пантеизм в онтологических построениях, но и за непризнание идеи "Вилаят-э Факих". Но "Вилаят-э Факих" был не единственной ошибкой Хомейни. Он очень много внимания уделил проблеме "исламского государства" и много усилий приложил к разработке концепции аппарата в этом государстве. А Шариати говорит о Вожде, носителе внутреннего знания, не полученные в медресе.

Г.Д.: А если его убили? Как поётся в "Интернационале": никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни Царь и не Герой. Бог - это отдельная тема, но вот царь и герой... Если не признавать концепцию факиха и иметь в виду "великое сокрытие", в котором Махди никому не передаёт тайных посланий, то... исламское движение не может зависеть от степени просветлённости лидера. Мы просто заменяем просветлённого Лидера - Советом полевых командиров. Джамааты - это и есть коллективная просветлённость через готовность к самопожертвованию, через "мутахаррим". Методологически никто из рассматриваемых нами авторов не достиг даже уровня марксизма. Надо признать, что - по зрелом размышлении - хомейнистское учение ведёт нас в никуда.

фрагменты бесед Г. Джемаля c участниками Центра Исследований Конфликта, Раскола и Оппозиции
опубликовано в сб. Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке, М., УММА, 2005

I - Москва, февраль 2003
участвовали А.Ежова al-khorasani, В.Сидоров v-sidorov, А.Шмаков evolist и М. Трефан fa

<...>
В 1996 году на конференции в ЮАР умер Калим Сиддыки - британский теолог и политик пакистанского происхождения, создавший Исламский Институт Планирования и Исследований и ныне действующий Исламский Парламент в Великобритании, в котором более двухсот тысяч членов. Он написал ряд книг по политическому исламу, исламской Революции, написал проект Конституции революционного нового Пакистана - после свержения нынешнего режима. Его брата я тоже хорошо знаю. Но брат не такой большой человек, как покойный Калим Сиддыки, он просто нормальный хороший человек средних возможностей, который старается и делает то, что может.

- Он тоже живёт в Британии?

- Они все лондонцы. Он старается поддерживать Институт, поддерживать все проекты... Конечно, там кризис наступил, бюджет не полный - только 20% от необходимого.
Калим Сиддыки создал два медиасредства - Muslimedia и Crescent International - эта газета ушла потом в Канаду. Он был влиятельный человек, пользовался большой популярностью, и по сей день оставшееся после него политическое наследство актуально среди мусульман Великобритании и не только. К нему относятся вообще как к сильному, продвинутому деятелю - среди мусульман в ЮАР, например. Он написал очень много небольших книг и статей, направленных против nation-state. Он был жёсткий агрессивный критик нынешнего состояния мусульманского геополитического пространства, разделённого на национальные государства.

<...>
Наша задача сегодня - пройти некий первый этап, ознакомиться с тем спектром авторов, которые существуют в политической философии ислама сегодня. Это первый пункт. Второй пункт - понять и сравнить их достоинства и слабости. Третий пункт - понять, каким методом они пользуются, составляя своё видение реальности. Понятно, что - Коран, Сунна, принадлежность к исламскому мировоззрению, но в исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем, можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным мыслителем, можно защищать исламский социализм, можно защищать халифат - т.е. все эти люди будут, естественно, мусульмане, и все они будут считать, что они исходят строго из Корана и Сунны. Понятно, что с одной стороны они будут правы, потому что они будут пытаться искренне, достоверно - в рамках своей логики и своего понимания - действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода. Метода интерпретации, метода истолкования того, что они читают - применительно к вопросу власти, вопросу реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.

Т.е. есть общее понимание, самые общие теологические позиции, общий словарь. Человек - наместник Бога. Но что значит быть наместником? И почему он наместник Бога? И что - это параллельно? Т.е. есть Бог, Который контролирует всё, Вездесущий, - не падает листок с дерева и не происходит ничего ни с муравьём, ни с пылинкой, а с другой стороны - параллельно с Ним существует наместник. Т.е. наместник - это есть некая степень свободы, некая степень удалённости, некая степень замещения. Одно значение арабского "халиф" - "наместник", а другое интересное значение - это "наследование", т.е. человек поставлен наместником и преемником Бога. Эту общую теологическую позицию надо раскрыть, потому что главная проблема - то, что масса очень глубоких странных позиций, данных в Коране, подвергаются поверхностному, банальному раскрытию на клерикальном уровне, комментарии которого сводятся обычно вообще к повторению того, что сказано - чуть иными словами, в другом порядке, - вот тафсир, да, но даже более глубокие комментарии, как правило, просто жуют нечто осторожно, в диком рационально-клерикальном страхе зарваться, сказать что-то лишнее, подпасть под критику, под отповедь и т.д. Но мы не должны этого бояться, - а видимо многие мыслители, которые поднялись в ХХ веке, были скованы этой традицией неправильного понимания "страха Божьего", из-за чего у них были связаны языки и мысли, и они вообще фактически отказывались от глубокого анализа.

Итак, первая позиция - взять этих мыслителей и понять, о чём они говорили. Второе - понять их слабые и сильные места. Третье - понять их методы и четвёртое - выработать, соответственно, свой метод. На базе критического анализа этих мыслителей мы должны понять, чего им не хватало методологически. После этого, на пятом уровне, мы попробуем выступить с философским анализом того, какого типа мыслители нужны сегодня и какого типа мыслителей следует ожидать в ближайшее время новой волны идеологизации политического ислама.

Ну и, конечно, побочный момент - это взаимодействие существующей исламской политической мысли с европейской мыслью. Настей тонко проведен с самого начала курс на ощущение того, что Али Шариати работал в пространстве французского экзистенциального философствования, сартровского, но, вместе с тем, у неё хорошо чувствуется, что Али Шариати не в полной мере интегрировал в себе методологию западного философствования, оставшись национальным и эклектичным мыслителем, у которого не было внутренней интуиции метода, единства метода и стиля. И западные мыслители есть такие - например, Николай Гартман - эклектичный мыслитель, можно считать, что - неокантианцы Марбургской школы... Т.е. нельзя сказать, что это вообще характеристика восточных мыслителей.

Восточные мыслители в сегодняшних условиях неизбежно страдают вкусовщиной. И они, естественно, слабы в ощущении приоритетов и часто ссылаются на совершенно маргинальные имена. В частности очень многие иранские теологи изучают "Многообразие религиозного опыта" Джеймса, совершенно ныне забытого автора, любопытного, конечно, хорошо его знать, хорошо быть эрудитом...

- Мы два месяца его изучали на нашем факультете в прошлом семестре, главу за главой. (А.Е.)
- Видимо, чтобы не читать что-то другое. (М.Т.)
- Потрясающе.
- У нас предмет такой был - "Психология религии". (А.Е.)
- Видимо то же самое происходит и в кумских семинариях.

<...>
- Я слышал об одном шотландском товарище, Якубе Заки. (А.Ш.)
- Это мой друг. Он прекрасно знает правый спектр Европы, был очень дружен с внучкой Муссолини, вообще это человек, который вхож в разные двери, салоны и ложи. Он очень бодр и подвижен, хотя ему уже за 60.
- Когда-то я интересовался Клаудио Мутти. (А.Ш.)
- Клаудио Мутти - издатель.
- У меня есть его книжка о "Железной Гвардии". (А.Ш.)
- Да, наш друг Мутти...он тоже фашиствующий товарищ.
- У него есть брошюрка "Нацизм и ислам". (М.Т.)
- Я думаю, что сегодня эта тема - нацизм и ислам - она устарела. Правый спектр вообще перестал быть актуальным. Он сегодня уже настолько маргинализировался... Кроме того, там есть фундаментально неприемлемые позиции - трудно себе представить правый спектр без национализма.

- У Клаудио Мутти я читал, кстати, работу "Эвола и ислам". (А.Ш.)
- У него есть "Ницше и ислам". "Ницше и ислам", "Эвола и ислам", "Нацизм и ислам" - у бедняги Мутти есть религиозная вера, т.е. он мусульманин - и есть личная... ну он пришёл из нацизма, ну хочется ему... Я внимательно и с большим сентиментальным сочувствием читал его книжку "Ницше и ислам", но я бы написал лучше, потому что он пропустил целый ряд выгодных позиций, хотя даже эти выгодные позиции тему не спасают. Не он первый любит Ницше в исламе. Мухаммад Икбал, кашмирский поэт, написал книжку "Джавад-наме", посвященную его сыну Джаваду. "Джавад" означает ещё и "вечность". В этой книге Джавад путешествует по планетам, по семи небесам, на каждом из которых он встречается с мыслителем.

- Божественная комедия? (А.Ш.)

- Там есть Платон, но там есть и Ницше, о котором Икбал пишет очень тепло и нежно. Откровенно говоря, я всё это воспринимаю как парарефлексию, мотивированную экстрафилософскими опусами. Ницше, конечно, интересен, непонят, в чём-то устарел - даже стилистически, какие-то места перестали восприниматься адекватно, но к исламу его очень трудно притянуть.

В чём проблема этих правых мыслителей, в том числе и "Языческого империализма"? Эвола вообще очень проблемный автор, у которого чересполосицей интересные места сменяются откровенно слабыми. Проблема всех этих авторов - их гуманизм. Все фашистские мечтатели зациклены на любви к человеку. Даже Ницше - с его страшной суровой критикой человека, с его оправдавшимся предсказанием о последних людях, которые будут моргать и прыгать как блохи - гениальнейшая формула постмодерна, - даже Ницше со своей ставкой на сверхчеловека был эгоцентричным приверженцем земли. Понятен его пафос ненависти к лживой сентиментальной пасторской патоке, к психичности, которую он отрицает во имя брутального experience'а - но на самом деле это две версии одного и того же.

К сожалению, очень многим современным мыслителям неочевидно, что глина имеет широкий спектр манифестаций, она может быть грубой, может быть тонкой и огненной. Как тонкая глина она может выглядеть просто духом. Весь спектр переживаний и опытов, связанных с медитацией, с йогой, с внезапным интуитивным прозрением - это спектр глины, которая может представлять собой даже чистую энергию - причём, не низшего типа, как разряды молнии, а незримо абсолютного, декретного - очень высокий порядок джиннов. Потом существует ещё более высокая энергия рока, которая манифестируется в нашем пространственно-временном континууме как необратимость причинно-следственного ряда. В парафизических построениях, делаемых фундаментальными учёными, сейчас заново ожила тема возможности амбивалентного тока времени - но это непонимание природы времени. Время не есть субстанция, время есть просто последовательность состояний, каждое из которых меньше предыдущего, попросту - энтропия. Время и энтропия - это одно и то же. И время - неотъемлемая функция гравитационного поля. Время пожирает пространство и убивает само себя. Энергия гравитации, энтропии и причинно-следственного ряда - это тоже энергия глины. Алхимики так прямо и говорили: наша задача сделать материю духовной, а дух - материальным. Есть глина, цветовой ряд - от наиболее холодных цветов до наиболее тёплых, от фиолетового до красного. Ницше не понимал, что задача Единобожия - полностью выйти за этот регистр.

Можно выйти через белое, можно через чёрное. Выйти через белое, синтез всего, - ложный путь, который ведёт нас к космизму, неоплатонизму, к адвайта-ведантизму, к постулированию Великого Тожества, лежащего в основе клерикально-инициатического мировоззрения. Фатальное и финальное Чёрное - это не-цвет. Тут на помощь нам приходит некий контекст некоторых радикальных герметиков прошлого, которые говорили: наш свет рождается из Чёрного чернее Чёрного. Negrum plus quantum negri. Если помещаешь в центр чёрного ещё более чёрное, то начинает сиять потрясающий свет, распространяющийся по чёрному предыдущему. Это не свет огненного светила, он не эррадиирует - это и есть Нур, Аллаху нуру-ус самавати ва-ал ард.

- И Господь - свет небес и земли. (А.Ш.)

<...>
Я думаю, что универсальности Послания не существует. Если Послание обращено ко всему сущему, то в нём нет напряжения, энергетического потенциала. Послание должно быть обращено к одной исключительной точке, которая лимитирует неопределённое безграничное множество. Вы берёте лист бумаги, на котором существует неопределённое множество точек, сосчитать которые нельзя - но лист конечен. Всякое Послание может быть только о конечности. И выявить эту конечность можно только адресовавшись к одной единственной точке. Вы ставите карандашом на лист точку - и сразу это пространство структурируется. Появляется точка, противопоставленная всем остальным - невидимым, потенциальным, не пересчитанным. Эту точку не надо считать, она одна, но она мгновенно обнаруживает конечность всего множества, всей плоскости. Не дурную бесконечность цифрового ряда, а трансцендентную конечность. Именно к ней обращается Послание и говорит: докажи своей судьбой, своей единственностью, что лист, внутри которого ты выделена, действительно конечен.

Естественно, данной точкой является Человек - Пророк и Умма. Если это Послание адресовано к джиннам, ангелам, к звёздам - то оно бессмысленно. Вот почему в Коране Аллах говорит, что все эти точки на листе, все реалии манифестированного космоса - отказались от Завета. И только наислабейший Человек - согласился. Но ведь отказ от Завета повествует о том, что Послание-то не универсально, а эксклюзивно.

- Как же соединить "местечковый патриотизм" планетарного человека с его эксклюзивностью? (М.Т.)

- Мы же говорим об эксклюзивности его инструментальной функции. Человек перифериен как онтологическая данность, но он помещён наместником, он избран.

- Избрание не ставит его в привилегированное положение? (М.Т.)

- Раскольников избрал топор. Это был единственный, уникальный топор, место которого потом - в музее. Но ведь этот топор не стал больше Раскольникова, больше старухи, больше Достоевского. Нет, это маленький кусок дерева, на который надет ещё меньший кусок железа. Но он судьбоносен. Человек - инструмент. В чём проблема "языческих империалистов"? Они думают, что человек - это цель в себе. Человек затерян в эшелоне лестницы миров, над ним - великие существа, олимпийцы и т.д., но он - аналогичен, он может в процессе инициатического роста интегрировать в себе все эти состояния, реализовать в себе универсальный потенциал становящегося "я". Одна из книг Генона так и называлась - "Становление Человека согласно Веданте". Это предельный горизонт традиционалистского геноновского взгляда.

Возьмём грубый аспект глины, материалистический гуманизм, в котором цель - социальная справедливость, человек, полностью раскрывающий свои возможности. Что такое для марксиста царство свободы, в которое человек попадает, преодолев отчуждение и реализовав провиденциальный смысл истории? Это ассоциация свободных индивидуумов, имеющих возможность полностью раскрыть свой онтологический потенциал. Вопрос - а зачем? Зачем этому дереву цвести, если некому будет смотреть и нюхать? Зачем этот комок биологической плоти, через который стреляют какие-то озарения? Идея антропоцентризма не выходит за рамки изощрённого гедонизма. Всё ограничивается здесь персональным опытом в его позитиве - т.е. нужно у всех возможных спектров опыта чувствующего существа поменять знак минус на знак плюс. Но параллельно с этим есть ощущение того, что всё существующее не имеет цели в себе. Потому что есть Уничтожитель, есть Коса. Если бы человек мог превратиться в бессмертного олимпийца, гедонизм которого является неотменимым утверждением... ну или если материя преображается, и человек попадает из царства необходимости в царство свободы, в теологический рай, где время исчезает... но ведь Маркс не написал, что время исчезает, что физические законы утрачивают силу, яблоко больше не падает на Ньютона. И где же эта свобода? Вот если бы он написал, что приходит Махди и трансформирует вселенную, в которой начинают действовать законы справедливости, которая наполняется победой над энтропией, и из камней подымаются розы, а воды тающих ледников начинают течь вверх - я бы тогда понял: да, царство свободы. Я не вижу, каким образом преодоление отчуждения от плодов своего труда меняют физические законы. Но ведь к этому же всё сводится на самом-то деле. Вопрос именно в этом.

Мы космические существа, мы не можем быть свободными до тех пор, пока не изменены параметры в условиях космоса. Для этого должна быть новая земля и новое небо. Более того, несправедливость и эксплуатация в этом обществе является характерной чертой его ветхости и внутренней заданной в нём программой тирании, т.е. аспекта испытания, материальности и т.д. Исламская задача - это ведь не создать рай здесь, а приготовить условия для прихода Махди, т.е. создать политическую силу, которая будет способна воевать и нанести поражение противнику - с тем, чтобы Махди, придя, чудесным образом изменил физические законы мира, доказав, что воды Иордана обратимы. После чего наступает остановка циклов, Страшный Суд, Воскресение - т.е. выход за пределы пространственно-временной манифестационной логики.

В этом контексте утверждать, что человек является самоценностью, невозможно, поскольку он уничтожим. Не может быть самоценностью человек, который смертен. Раз он смертен, значит, все его ощущения стираются - как то, что написано на чёрной доске. Как Брюсов писал: "Я жил, я мыслил, я прошёл как дым". Но зачем я буду Павкой Корчагиным махать киркой на строительстве узкоколейки по колено в болоте - ради того, чтобы грядущие поколения сделали город-сад, если, мало того, что я пройду как дым, но ещё и эти поколения пройдут как дым. Дело в том, что поколения, которые придут победителями на смену мне, революционеру Корчагину, они не превращаются в ангелов или бессмертных, не становятся олимпийцами, они не меняют своей тленной физической природы. А раз так, значит, всё это не имеет смысла в себе, а является функциональным инструментом для реализации чего-то иного, что находится по отношению к онтологической плоскости, в которой "я", вибрируя, виднеюсь, в вертикальной позиции.

Можно, конечно, сказать, что это материалистический горизонт, а есть горизонт геноновский - отождествление Атмана с Брахманом, реализация всех состояний. Здесь есть одно "но". Можно уничтожение переименовать в реализацию Великого Тожества. Можно сказать: ты не помер, а ты достиг нирваны. Но от этого факт-то не меняется, тряпка прошлась и стёрла иероглиф.

Поэтому тонко чувствующий проблему Юлиус Эвола говорит: задача - вырвать индивидуальное бессмертие у рока. Узнать своё Имя, чтобы его можно было написать в любом мире. Если ты не знаешь Имени - волна набежала на песок, где оно написано, стёрла всё, - а ты не знаешь. Некому больше написать - знания-то нет. А если ты знаешь Имя, т.е. знаешь, как его написать, тебе всё равно, что она его стёрла - а ты его на любом другом месте напишешь: пойдёшь в город, на стене напишешь. На бумаге напишешь, на дереве вырежешь. Потому что ты знаешь Имя, ты можешь написать его в любом мире. Дело в том, что способность написать это Имя в любом мире, во-первых, крайне относительна; она предполагает некий субъект, который эмансипировался от конкретной ситуации. То есть она предполагает некий дух, который стал душой. Потому что безличный дух, являющийся импульсом, порождающим существа, это как ветер, который надувает паруса. А душа - индивидуальна, она лична. Душа, которая имеет волю. Но душа является эпифеноменом здесь и теперь. Она существует постольку, поскольку существует наша вброшенность в мир. И душа смертна.

Эвола ставит невозможную задачу перед духом - чтобы этот дух приобрёл свойства души, чтобы универсальный фактор приобрёл характер уникального, индивидуального и сиюминутного и имел волю воспроизводить свою сиюминутность в разных плоскостях. Меня всегда поражала методологическая слабость Эволы как метафизического мыслителя. Он просто хочет, чтобы круг был квадратным. Так не бывает. Либо ты осуществляешь путь безличного духа, в таком нормальном жреческом генонизме, т.е. говоришь: это есть то. Аннигиляция, снятие индивидуальности, этой конкретики - как некоей возможности, которая может быть, а может и не быть, - скорее не быть, чем быть - которая просто одно с той общей подкладкой, где все частности исчезают. В принципе никакой разницы с тем, что обычный человек без посвящения выбирает и точно также становится одно с этой всеобщей подкладкой и его точно также нет, - как нет великого йогина, достигшего абсолютной идентификации - тут никакой разницы нет.

Есть путь Юлиуса Эволы - героический путь, когда - понимая, что существует ничтожащий нас рок, время, Абсолют, он говорит, что можно как-то вырвать победу, получить статус олимпийца, хитрого Локи, ускользнувшего из сетей, ставшего индивидуумом, но приобретшего качество неразложимости. Вот чего он хочет. Возможно, существуют во всём многообразии духовного опыта и такие возможности реализации. Они, безусловно, не являются безграничными - потому что всё, что манифестировано, всё, что достигнуто, всякое свершение, оно ничтожится дахр, т.е. любая формула аннулируется нулём - считай, сколько хочешь, любые уравнения пиши, но ноль берёт на себя как бы всё. Или, например, стоит к любому самому большому числу приписать минус, оно становится отрицательной величиной. Поэтому всё это носит относительный характер, не решает главной проблемы.

В конечном счёте Ашшурбанипал или Ассаргадон превосходят раба гигантским харизматическим статусом, бесконечной властью, чудовищной подключённостью к духовному, политическому и индивидуальному опыту. По сравнению с Ассаргадоном обычный человек - всё равно, что собачка, карликовый пинчер. Но с точки зрения проблемы - инструментален человек или самоценен, как сказал бесчисленное количество раз Омар Хайям и его эпигоны, - никакой разницы между Ассаргадоном и рабом нет. Мы можем взять не Ассаргадона, а Великого посвящённого, т.е. перенести дистинкцию между великим царём и ничтожным рабом в плоскость духовного превосходства - и то же самое.

У нас остаётся только другой, парадоксальный путь. Оказывается, мы должны делать ставку не на перманентное, не на неизбывное, которому мы хотим придать свой привкус индивидуальный. Мы должны делать ставку на индивидуальный привкус, на свою уникальность, в которой мы должны увидеть тайный инструментарий неведомого нам Субъекта. Который в этом случае чудесным образом обещает нам Воскресение - именно этому исчезающему индивидуальному. Но только в том случае, если есть прорыв. Не Посвящение, а Прорыв за пределы этой глины, в рамках которой только и возможно Посвящение.

Что такое Посвящение? Это признание тожества всех состояний глины между собой и признание тожества любого цвета, любого оттенка белому цвету. А мы должны вырваться в Чёрное, более Чёрное, т.е. отказаться от цветовых игр в принципе. И вот это никак недоступно философии традиционалистов, стоящих на классических платонических и неоплатонических позициях. Более того, это с большим трудом понимается человеком вообще. Масса мусульман, тем более христиан и иудеев вообще не понимают, о чём речь. Внутри их как бы встроен свой личный, индивидуальный Платон, свой личный индивидуальный Аристотель, который осуществляет в их мозгах коррекцию традиции Единобожия в сторону пути всякой плоти, т.е. языческих респектаций.

<...>
Политическая теология является узкими вратами в сверхактуальные закулисы настоящей метафизики Единобожия. Политическая теология - это проблема применения абсолютно парадоксального к абсолютно конкретному, непосредственному и сиюминутному. Это сведение воедино двух наиболее разнесённых полярных точек. Тем самым это вопрос ничего иного, как только о власти в её высшем значении. Власть - это способность свести наиболее удалённые позиции в одну точку, где происходит взрыв, рождение абсолютно нового.

- Разве идея Финала - не общая для всех миров? (М.Т.)

- В циклическом эманационном космосе нет конца, конец означает начало. Это спираль. - Я имею в виду выход из любого процесса. - В эволюционном космосе есть только пульс, маятник. Кто будет останавливать? Точка именно, ведь если человек осуществляет прорыв, то именно он в этой точке уничтожает и заставляет свернуться все миры. Уникальное Послание, адресованное Человеку...
- в том, что только он - инструмент?
- да, человек, который является бесконечно малой точкой, который является точкой сборки и точкой деструкции всей громадной протяжённости -в символическом смысле "протяжённости", т.е. лестницы миров большого космоса. Представьте себе громадный замок с бесконечным количеством помещений и переходов и есть только одна невидимая, незаметная, засекреченная колонна, выбив которую или взорвав которую вы заставляете всё здание сесть. Краеугольный камень, который отвергли строители, а он должен лечь во главу угла.

- Вопрос о власти, который затрагивался в нашей предыдущей встрече в связи с тем, что иранцы не захотели публиковать русский перевод Тиджани... Даже говоря об актуальной политической ситуации, нельзя же закрыть глаза на то, что произошло после смерти Пророка, на то, как эта власть захватывалась, на расхождения между приверженцами Али и Фатимы - и Муавийи, Омейядов... Или это тактическое примирение? (М.Т.)

- Мы не закрываем глаза, но мы стараемся понять, что не значит - простить. Конечно, они совершили преступление с точки зрения выхода из воли Пророка, но чем они мотивировались? По Тиджани они были просто неверующими конъюнктурщиками и прагматиками - Умар, Абу Бакр - которые просто терпели Пророка. Тогда вообще непонятно, зачем они пошли против всех, зачем они рисковали, зачем они были рядом с ним, зачем он их изначально терпел. Я прочёл все книги Тиджани и продумал массу свидетельств того, какие они были плохие. Я задумался: а почему они были такими? Что делало этих людей - с одной стороны бесспорно берущих на себя риски несравнимые с возможными позитивами - они не были последними людьми в истэблишменте - что заставило их идти до конца и быть в принципе во всех ситуациях с Пророкам?

Во-первых они были в определённом провиденциальном луче, который они чувствовали как адресованный непосредственно им. То есть они поняли, увидели и почувствовали в своём опыте, что вот в этом человеке, Пророке, - если они пойдут с ним, то из безвестных, сметаемых как пыль на ветру обитателей какого-то захолустного угла мира - что такое Аравия, Хиджас в VII веке? - между Византией и... вообще был застой: кончился великий Рим, античность, наступал кризис в Иране... вот посреди этого мира есть никому не нужный песчаный пятачок, и люди, которые там жили и умирали, они дохли как шакалы среди барханов. И вдруг они понимают, что если они сделают этот единственный выбор, они становятся осью смысла, осью мира, осью истории - на все времена, до самого конца, для всего человечества. Это потрясающая вспышка сверхновой, каждый жест, каждый звук, каждый день, каждый опыт приобретает колоссальный, ослепительный, психоделически яркий резонанс и становится абсолютным. Они это непосредственно ощущают, потому что это реально Пророк, это Пророк неведомого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова. Это взрыв. И вот теперь им говорят: вы просто манекены, просто тени, просто шестёрки. Попав в центр всего, вы встали не в свои калоши. Есть Али - он "врата" в град знаний, а ваше дело - подчиняться ему. Сунна оставлена ему. Да, они должны были бы подчиниться, и духовная награда была бы колоссальной - но они должны были бы отдать вот это ощущение того, что они стали главными игроками и главными действующими лицами в мировой истории на все времена.

- Но речь ведь не о личном тщеславии...(М.Т.)

- Что их заставляло и воодушевляло собраться и выбрать Абу Бакра, когда Пророк лежал, омываемый руками Али, который оставался с ним в хижине? Они становились главными игроками истории, они выбрали не пожертвовать, а стяжать - стяжать полноту благодати в её историческом, плоском, разворачивающемся изменении - непосредственно здесь, имманентно - для себя. Всевышний Господь знал, что Али будет отстранён, что шииты будут гонимы, что они будут эзотерической истиной посреди волков - но Омейяды распространили Ислам на пол-мира, это их функция. Они превратили Ислам в мировую религию за одно поколение. Они стремились преобразовать это имманентное ощущение непосредственного Величия в географическую и геополитическую экспансию. Оказывается, что это было необходимое сочетание - суннитская неправота, которая преобразовывалась в экспансию - и шиитская правота, которая преобразовывалась в ждущую своего часа тайну гонимой справедливости.

...Сейчас Халиф является отыгранной и дискредитированной исторической картой. Те, кто говорят сегодня о халифате - партия "Тахрир" и другие - это политические провокаторы либо, в большинстве случаев, люди, не понимающие, что такое политическая философия реального ислама. Мы должны сформулировать эту политическую философию.

Вопрос: признаете ли вы пару креационизм-манифестационизм и можете ли вы назвать себя креационистом?

Г.Д.: На самом деле, когда говорят креационизм, было бы конечно интересно разобраться в том, что под этим имеют в виду. Потому что креационизм - как правило предполагает, что Творец - есть такой действующий, конкретный субъект, который чуть ли не непостредственно воздействует подобно скульптору на некую пластическую материю. Хотя Коран, например, совершенно ясно говорит о модели креационизма: Бог, когда желает чтобы какая-то вещь возникла, Он говорит ей будь и она бывает - буквально цитирую аят из Корана. Что означает, когда желает чтобы какая-то вещь была, говорит ей будь и она бывает? Это означает проявление некоей Воли. Некоего напряжения по отношению к появлению определённого феномена. Что такое Воля, откуда берётся Воля - Воля берётся в принципе из нетождества. Собственно говоря, если мы предполагаем, что существует некая безграничная сфера Ничто и абсолютное нетождество с этой сферой Ничто, то есть точка антитезы по отношению к нелимитированному Ничто - то вот это вот напряжение между неограниченным нелимитированным Ничто и контрапунктом к этому Ничто, которое есть нетождество с ним - оно создаёт дистанцию напряжения, которая есть вектор Воли. Точка антитезы, или контрапункт Ничто как раз и есть не указание на местопребывания Бога, но некая стрелка, указывающая в направлении. Некая стрелка, указывающая в плане вот как надо себе представлять природу Бога по отношению ко всему остальному - это абсолютное нетождество. Из этого абсолютного нетождества возникает и сама Воля, и её оформление в качестве приказа некоей вещи быть. Вот что такое креационизм. Давайте ещё раз представим себе, что Бог говорит некоей вещи быть и она бывает. Это фундаментальным образом перечёркивает прежде всего логосный императив отстроенной причинно-следственной заданности, т.е. в манифестационном мировоззрении всякая вещь есть продукт некоей колоссальной работы, такой как бы гегелевской логосной диалектики по обеспечению телеологичности некоей вещи. Оно должно быть потому, что существуют тектонические порядки, которые предопределяют всё более и более нисходящие ступени, идею этой вещи, наконец её саму как некий вывод - где она просто является элементом в puzzl'е - то есть элементом в мозаике мироздания. Креационизм предполагает единственной базой для существования этого феномена Волю того, что антитезно всему сущему. То есть любая вещь погружена в бездну некоей субъективной непредсказуемости, корни которой заведомо за пределами того, в чём мы находимся. В этом смысле, конечно, это не пара. Креационизм и манифестационизм взаимоисключающие герменевтики которые только с виду говорят об одном и том же - то есть о феноменальном мире. Этот феноменальный мир радикально другой в каждом из этих случаев. Являюсь ли я креационистом? Я не допускаю наивных интерпретаций креационизма как представления об имманентном Боге-работнике, демиурге. Вот этот креационизм должен быть исключен.

Вопрос: Если Бытие имеет столь негативный характер, то можно ли представить себе Бытие "нетравмированное"? Говорится ли в Коране о травме? Можно ли себе представить такое Бытие, которое было, скажем, травмировано, а потом "залечилось".

Г.Д.: Ну, во-первых, Коран прямо говорит о том, что бытие включает в себя измерение зла. И более того, существуют аяты, которые взывают к Богу по поводу защиты от того зла, которое Бог же и создал. Это весьма серьёзный поворот от такого сусального христианского и квазихристианского сознания, в котором есть всеблагое существо, которое не может создать зла. То есть тут возникает проблема ответственности за зло, генезис зла. Возникают очень сложные теологические ухищрения, базирующиеся на слове "попустил", "Бог попускает". Что значит "попустил", совершенно непонятно: то есть существует некая самостоятельная тенденция, существует некая внебожественная имеющая собственный - ну, как течение воды - собственный вес - реальность, которую Бог мог бы перегородить - и закрыть, а он попустил, не перегородил, т.е. дал возможность как бы развиваться самостоятельно. Получается, здесь некая самостоятельность параллельная Богу. Все эти вопросы на самом деле снимаются в идее того, что Бог имеет дело с бесконечностью, которая сама по себе имеет негативный характер. Он создаёт концентрацию этой бесконечности, то есть бесконечность как бы опрокинутую в себя. Это человек. Человек из глины. Представляет собой концентрацию этой бесконечности, как бы отражённую внутрь себя. Имплозию бесконечности, где она кристаллизуется в виде центрального существа, представляющего собой сгусток вот этого негатива. Сгусток негатива и есть не что иное как глина, материя, т.е. концентрация, в которую Бог вдувает, вдыхает от своего Духа (как сказано в Коране). Для чего? Для того чтобы возник суперконфликт, страшный конфликт, который образует целенаправленную сюжетную линию метаистории, то есть либо материя одолевает дух, который бесконечно мал, либо дух каким-то парадоксальным образом берёт верх над материей - это есть сюжетная линия истории, драма. Бесконфликтное бытие абсурдно по той простой причине - гениально этот вопрос был задан Хайдеггером - я считаю, что это вот наиболее яркое проявление гениальности - почему существует нечто, а не ничто - что такое метафизика, это первый тезис. Почему существует нечто, а не ничто. Логично, что если существует некое изначально заданное, изначально положенное - бесконечность, - то совершенно непонятно, почему внутреннее "я" этой бесконечности - делается некий первый шаг к появлению чего-то, кроме этой бесконечности, или, скажем, к ограничению этой бесконечности? Хорошо, майя, иллюзия, то есть вуалирование этой бесконечности - то есть почему бесконечность в какой-то момент перестаёт быть равной самой себе? Это может быть только по одной причине: что не такая уж это бесконечность. То есть либо она не бесконечна, а есть только некая предварительная условная псевдобесконечность, есть такая вот неустойчивость. Либо если она бесконечна, то тогда появившееся не является её ограничением, не является её антитезой, не является вообще ничем таким, что бы наносило ей ущерб, как обычно говорят. При этом забывают добавить, что это может быть только при одном условии: если бесконечность находится в чисто отрицательном отношении ко всему что появилось. Например, минус не несёт ущерба от наличия двух чисел, то есть какое число ни дашь, а минус - можно поставить этому числу минус, он его минусует. Вот при этом условии можно говорить да, что бесконечность не страдает. Но если мы представим себе эту бесконечность, которая допускает существование феноменального мира как минус, который минусует и отрицает сквозь его, феноменально отрицая его, то тогда это как бы не самостоятельная бесконечность, а бесконечность. Функционирующая только в режиме отрицания. То есть у нас два как мы можем предположить варианта: бесконечность как условная, которая на самом деле не бесконечность, она травмирована, ущербна и поэтому она попускает развитие, диалектическое вхождение в саму себя, уже в некие обусловленные уровни, - либо же она безусловна, но она существует не сама по себе, а только как безусловное отрицание всякой возможности. И в том и в другом случае она не самодостаточна. То есть по отношению к этой как бы бесконечности в кавычках, так и бесконечности без кавычек но отрицательной, должна существовать некая правда, которая абсолютно альтернативна и абсолютно искупающа, трансцендентна этой бесконечности. И эта правда есть единый Бог. В то время как та бесконечность, которая есть - будь она условной или отрицательной - она есть истина, то есть истина - это просто констатация сущего, в последней инстанции. Но она не должная истина, не самодостаточная истина. То есть эта истина должна противостоять правде. И поэтому естественно, что и возможности, минусуемые этой отрицательной бесконечностью, и возможности, существующие за счёт того, что база, порождающая их база, не является самодостаточной и поэтому как бы, переливаясь через край всё-таки порождает некую манифестацию, - два этих варианта, мы не будем сейчас говорить, какой из них истинный - но и в том, и в другом случае, конечно же, сам факт обусловленности предела - уже говорит об ущербе. То есть, безущербность трансцендентна по отношению к тому, что мы и в чём мы, заведомо. Я хочу сказать, безущербность трансцендентна даже по отношению к имманентному абсолюту, который является универсальной базой и всеединством, то есть постольку поскольку абсолют всегда имманентен, то есть, скажем так, без него не существовало бы ничего из того, что существует - то та правда, о которой мы говорим, - она трансцендентна по отношению к абсолюту, отрицает абсолют. И вот почему идея единого Бога находится в прямом противоположном борении с концепцией Брахмы, с концепцией Зерваны, с концепцией Урана. И, кстати говоря, это просто отменяет претензию о единой Истине, так сказать, универсальной, примордиальной традиции, в которой откровенные религии, богооткровенные религии являются как бы некоей видовой филиацией, такой эстетической загогулиной, приспособленной к месту и времени, но несущей то же содержание, что и большие метафизики, так сказать, такого пантеистического манера. Здесь мы увидим - явное искажение потому что здесь есть просто несовместимость, герменевтическая несовместимость.

Вопрос: Вы обвиняете жречество. Жречество устраивает (это вопрос, который отображает, как народ понял ваши лекции), иерократию и делает заглушку в Бытии, заставляя его забыть о чём-то Ином, кроме него самого. Вы говорите о жрецах в креационистских традициях. Они обязаны доводить до людей послание, но они искажают его и превращают в фальшивку. Потому что для них оно слишком революционно. Правильно ли вытекает из ваших текстов, что жрецы, на словах утверждая удалённость твари от Творца, и невозможность идолопоклонства, на деле скрыто заставляют народ поклоняться себе, делают идолов из себя и для себя делают в плане всеобщей "удаленности" от Творца некие преференции и исключения, и получается такой непоследовательный креационизм, который хуже язычества. В этом природа иудейского и любого другого фарисейства, исламского лицемерия и так далее. И вытекающий из этого вопрос: означает ли это, что хороший жрец это мёртвый жрец, и можно ли в некоей идеальной традиции обойтись совсем без жрецов.

Г.Д.: Ну, в принципе, я считаю, что хотя и прямолинейно, но правильно всё понято, то есть точки над "и" расставлены, стратегических перекосов нет и я могу сказать что да, это всё вот именно так и есть, правильно всё описано. Могу сказать что да, такая традиция есть, это ислам, который предполагает в своей ортодоксальной форме нелегитимность жреческой корпорации, которая существует там явочным, фактическим образом, как бы подчёркивая, в чём нелегитимность. То есть она существует не основанная ни на какой мистерии, не имеет в качестве оправдания своего существования какого бы то ни было особого литургического ритуала, который был бы доверен ей в силу особой посвящённости и закрыт для остальной общины, для мирян, как в христианстве евхаристия, например, может осуществляться только священниками. Существует целая часть службы, которая вообще осуществляется за закрытыми вратами алтаря. В исламе этого нет, то есть в исламе вот эта как бы де-факто, явочным порядком явившаяся корпорация претендует на свой особый корпоративный статус только за счёт того, что они называют себя знающими, то есть, алимами. То есть да, это корпорация, она связана классовыми интересами, это те же самые по касте жрецы, но они не проходят хиротонисию, то есть они просто изучают некие науки, стараясь построить этимологию таким образом, чтобы они образовывали блок, не воспринимаемый, не осваиваемый с ходу как бы вот профанами со стороны. То есть в исламе категорически запрещено отстранение людей от священного писания, как было в христианстве, в средние века. Ислам весь построен на том, что каждый должен знать Коран. Поэтому отстранить людей от священного писания открыто жрецы не могут. Они создают определённого рода дисциплины, методологически построенные таким образом, чтобы этот блок знаний сделать достоянием специального теологического изучения. Не осваиваемого и не практикуемого обычным человеком с ходу постольку, поскольку он просто изучает Коран. Но это как бы внешняя сторона, которая легитимизирует на самом деле объективно существующую касту. Мы можем просто вот запретить вообще существование этой касты, этой корпорации, мы можем устроить советскую власть с хрущёвским атеизмом, но люди, типологически являющиеся жрецами, они рождаются по факту. И они будут воспроизводить модели своего поведения, поиск, и они будут находить для себя отдушину, они будут всё равно вносить коррекцию, будут бороться за то, чтобы взять в конечном счёте верх. Другое дело, что в Исламе заложено сознательное отношение к отрицанию этой корпорации. В Коране существуют прямые слова Бога, составляющие осуждение этой корпорации, отрицание этой корпорации и легитимности её правления. Просто нужно понять здесь, что история есть борьба двух каст: касты жрецов и касты воинов. Жрецы могут опираться в своей борьбе за превосходство, на третье сословие, на вайшьев, воины могут опираться только на обездоленных, на низы, на шудр. То есть рыцари идут в бой против торжества иерократии, идут в бой ради голодных и обездоленных. Но пока воины не получают такую радикальную, революционную санкцию из трансцендентного источника, пока воин действует в луче и в перспективе мистерий, которые проговорены в метафизическом дискурсе жречества, воины безоружны. Воин может поднимать бунт против жрецов от имени малого против большого, малых мистерий против великих мистерий - это заведомо обречённый бунт потому, что логически некорректен. Когда к воинам приходят пророки, которые приносят им религию воинов, то есть традицию, которая обеспечивает их кастовую миссию, кастовую миссию освобождения человечества, в качестве слуг некоего телеологического трансцендентного проекта, исполнителей этого проекта - только в этом случае воины получают некую онтологическую базу, для того чтобы эмансипироваться от железной, всепоглощающей, тотальной логики жреческого дискурса. И в этом случае они получают шанс на успех, определённый шанс на успех. Но вот в этом всё равно они должны иметь достаточную критическую массу, то есть критическую массу духа, потому что я неоднократно говорил, что жрецы наиболее полно выражают модель человека, являются наиболее совершенным типом его проявления, что это действительно интеграция всех состояний в пределе - то есть революция воинов - это революция не просто против абсолюта, не просто против неба, - но в том числе и против человека, частично к которому они так сказать принадлежат. Революция во имя Бога, потому что человек, согласно Корану, противостоит Богу, является противником Бога. Потому что он сделан по модели первого существа, подчиняется первому существу. Иными словами, человек является естественным сатанократом, идолократом.

Вопрос: Я получил какое-то время назад из Франции письмо в котором мне подробно описали, традиционалистскую конференцию, посвящённую Рене Генону. Конференцию организовывал биограф Генона и автор ряда монографий по истории французского эзотеризма профессор Жан-Пьер Лоран. В прошлом году - как известно это был год 50-летия со дня смерти Генона, во Франции было много публикаций посвящённых "летописцу Традиции". Многие из которых принадлежат перу журналистов не так давно вообще услышавших имя Генона. Так вот, мой корреспондент написала, что очень недовольна этой конференцией, что был наплыв разных людей и, дескать, Лорану пришлось резко опустить планку этой конференции, чтобы разжёвывать элементарные вещи вновь прибывшим. Автор письма подробно перечисляет кто и о чём выступал. Что общий уровень докладов на её взгляд был довольно низким, за исключением 2-3-х выступлений. В частности была интересна речь одного суфия из Италии, который говорил о преемственности Генона линии ибн Араби, ну или что-то Генон "явился в духе" ибн Араби. Другой выступающий цитировал письма Генона, в которых он дословно пишет о том, что он не принял Ислам, а стал членом неких инициатических исламских организаций, что не является одним и тем же.

Интересно было читать это наполненное критикой письмо, но ведь у нас в России и этого нет. Ведь у нас, собственно говоря, даже и намёка на подобные конференции нет. Абсолютное большинство людей -воспринимают Генона и весь традиционализм через призму работ Дугина...

Г.Д.: Нет, ну о России мы можем не говорить, собственно говоря, в своё время, когда мы с Головиным лет, скажем так, 30 назад (побольше даже так будет, чем 30, наверное, 33 года уже), начали говорить на эту тему, уже тогда мы договорились, что это пространство, где мы находимся, выносим за скобки, а себя, беседующих посреди этого пространства, считаем недоразумением в этом плане.

Что касается традиционализма в Европе, - ну, вы знаете, что я считаю, что Генон это знаковая фигура. Жрецы входят в традицию, чтоб её взять под себя, ликвидировать её (ну, я имею в виду монотеистическую, откровенную, богооткровенную традицию) революционно-богооткровенный стержень и ввести её в парадигму, так сказать, [...] таких, established, la tradition etablie. Генон - это просто фигурация того, что на макроисторическом, коллективном уровне происходило. Скажем, я вот хотел бы, возвращаясь к теме задуманных мной курсов "Традиционализм и теология", "Философии и реальности" провести параллель в этом плане между Геноном и апостолом Павлом. Как апостол Павел вошёл в традицию Иисуса, дефигурировав её и создав предпосылки для возникновения исторической Церкви, основанной на структурированном иерархизированном духовенстве с учением о троичности и т.д., которое прямо связывает Христианство с митраизмом, который был мощно развит в коллегии жрецов, воспринявших этот подарок, фактически во всей Римской империи в одночасье поменял своё название. Это сделал апостол Павел. И в этом плане очень интересно провести параллель с Геноном, который является некоей фигурацией того же самого вхождения волка в овечью шкуру. Человека с сознанием, скажем, адвайто-веданты, абсолютно консервативным, который просто говорит о том, что истина и реальность есть аннигиляция всех векторов. В которые, ему вступает как бы ноль на равнодействие любых ориентаций, и из этого нуля нет никакого выхода и никакой альтернативы, и отождествление с ним есть последняя и финальная цель освобождения, - с этим мессажем человек входит в самую революционную из традиций, которая всё концентрирует в концепции усилия, которое направлено на преодоления статус кво, максимализация тезы опреодолении, о взятии силой, доведения её до конкретного бытового состояния. И вот в эту традицию входит человек с мессажем адвайто-ведантизма то есть это фигурация того, что происходит на самом деле. Но, постулируя вот это вот отношение, я тем не менее считаю, что в качестве человека описавшего алгоритм понимания видения высшей клерикальной касты, жреческой касты, того что такое утверждение с их точки зрения, что такое констатация с их точки зрения, в этом плане Рене Генон является громадной фигурой, исполинской, то есть по сравнению с ним какой-нибудь епископ, или там ещё кто-то - это просто маленькие карлики. Это человек ранга, допустим Прокла, и так далее.

При всём при том, вот этот геноновский дискурс производит на меня впечатление совершенно странное и смурное. Потому, что во-первых, я могу сказать одно: геноновский, окологеноновский традиционалистский дискурс крайне деградировал во Франции. Я смотрю какие-нибудь там книги, тезы, послания людей, не просто там журналистов, год назад ничего не слышавших о Геноне. Просто диву даешься, что эти люди пишут о Геноне, такое впечатление, что они его не читали или забыли, что там написано. [...] Что можно сказать о традиционализме на Западе. Крайнее падение и вообще уход из операционного поля традиционалистского интеллектуального аппарата.

Вопрос: А что для Вас означает традиционализм и чем, на Ваш взгляд, должен являться традиционализм?

Г.Д.: Ну, во-первых, традиционализм реально есть на практике, но он только не дискурсы культурологов, журналистов и интеллектуалов как некоей касты такой, четверть-профанов, полупрофанов. Во-первых, традиционализм для меня существует как некая объективная данность. То есть клерикальная каста, жреческая каста есть. Скрытая ли в современном гражданском обществе за подставными институтами парламентов, президентств и так далее, или открытая - сейчас она скрытая пока что, с приходом олигархии, с крушением империи, с наступлением глобализма я думаю, что она снова заявит свои права на то, чтобы господствовать открыто, как во времена фараонов. Сейчас она базирует свой авторитет на реальной объективной констатации. Жреческая метафизика исходит из того, что феноменальный мир укоренён в универсальном, которое поддаётся интерпретации только при наличии некоей совершенной, отполированной созерцательной свободы, у которой нет изъянов. Что я хочу сказать: если вы являетесь закомплексованным существом и у вас куча проблем, отклонений и т.д., то вы не способны ничего сказать по поводу того, что, например, это есть то. Бесконечное голубое небо - действительно бесконечное голубое, оно не имеет не облачка, вот то что я вижу - это заполняет мой взгляд без края. Наверное, может сказать только одно существо, в котором психики нет, то есть в нем нет ничего, что являлось бы его личной биографией, которая навязывает ему коррекцию его зрения. Если есть такие люди, то они есть врождённым образом - то они являются натуральными носителями авторитета в человеческой среде. В изначальном смысле, то есть человек, у которого внутренняя психиатрическая история болезни не является корректором его зрения, а в котором его зрение является простым зеркалом, отражающим то, как оно есть - вот собрание таких людей - они легитимно функционируют всё, начиная от статуса короля Норвегии и до приемлемости доллара в качестве платёжной единицы. Это есть традиционализм, реальный, не обсуждение того "как", а вот реально то, что любой папуас берёт доллар и верит, что на с этим долларом можно пойти и взять любые блага в количестве, обозначенном на этой бумажке. Потому что есть люди, которые являются простой функцией от чистого созерцания того, что дважды два равно четыре. Мне, кажется, что эта мысль очевидна. Это есть традиционализм. Для меня это как бы научно констатирующая сторона той действительности, в которую я брошен. Я брошен в реальность, то, что составляет моё существо - оно как бы похоронено в гомогенном пространстве бесконечной данности этого. Вот эти люди - я их называю жрецами - являются рыбами в этой воде, они являются как бы инвертированно-персонифицированными сгустками того, что есть просто вот это. Я по отношению к этому выступаю как противник. То есть я знаю, что это есть так. Но есть разница между бытием и долженствованием: это есть так, но должно быть иначе. Для меня есть моральный императив, который выражается в этической напряжённости воли к альтернативе. И чем более абсолютно это, тем более должна быть абсолютна альтернатива. Если она невозможна, то невозможность становится самостоятельной искрой, ставящейся как бы в центр вот этой данности. То есть вот есть данность, но она структурируется тем, что посреди неё горит огонь невозможного, который совпадает с моей смертной душой. Она и есть одновременно тот наместник, то посланник, тот душеприказчик, которого Бог как единственно живой субъект поставил здесь. Это не значит, что я говорю, что нет того, что жрецы сказали, это байки, это ложь, что на самом деле, там, атом так сказать и так далее. Я знаю, что они говорят истину, но эту истину я отвергаю. Она уже преодолена, это ветхая истина, но она истина. Её надо понимать. Логику, в которой об этой истине говорят те, кто её созерцает в прямом и неискажаемом варианте - её надо хорошо понимать, чувствовать. То есть для меня и пафос, и динамика констатации - внутренней констатации геноновской мысли является прозрачной, цельной, бесспорной и критикуемой лишь с той точки зрения, которая исходит из некоей трансцендентной по отношению к ней презумпции.

Да, я считаю, что Генон и жрецы - принципиально не отвечают на вопрос, почему бесконечное не вполне бесконечно - а то, что оно не вполне бесконечно - это подтверждается тем, что мы есть посреди этого бесконечного. Мы сами есть ограничение этого бесконечного. Но парадокс в том, что факт моего существования её ограничивает, потому что я знаю, что внутри меня есть чуждое этой бесконечности, несовпадающее с ней, а стало быть, полагающее ей предел. Вот этот парадокс даже они не могут объяснить. Почему есть манифестация, которая не затрагивает изначально ничем не возмутимую бездну. Генон не может объяснить вот этого: почему на самом низу манифестации есть я, который самим своим фактом бросает вызов этой первооснове. Генон на это не отвечает. Или его ответ искажён. Существует другой парадоксальный ответ. Но, по крайней мере, я ясно понимаю геноновскую мысль, я вижу её, она для меня прозрачна, я чувствую этот пафос и я могу его воспроизвести для себя, я знаю, с чем я имею дело. Поэтому то, о чем традиционалисты говорят, может быть небезопасно, потому что, разбодяживая геноновскую мысль, выбрасывают как бы её содержательную, объективную часть. А что они оставляют? Они оставляют некий духовный конформизм, которого у Генона не было: у него была агрессивная воля к воспроизведению открытой иерократии. Кое-где у него были, конечно, подвохи, потому, что он говорил, что мы живём якобы в профаническом обществе и, что есть идеальное, традиционное общество. А на самом деле это не так. Опасность этих конференций, профанического внедрения в том, что как бы геноновский объективизм, такую некую тотальность - вот её можно вынести как товар и внедрить в умы, там, четверть профанов... восьмушечных профанов, там, восьмую часть традиционалиста - семь восьмых профана, можно эту вот тотальность внедрить в сознание некоего нового консенсуса. Сейчас же неоглобалистский интеллектуальный мир - он находится в поиске базы для нового консенсуса.

Трудно видятся, например, серьёзные, большие люди, профаны, по сути дела, ну, там как госсекретарь США надевает фартук, бьёт по треугольнику... Нужен консенсус, некая предельно интеллектуальная спайка на уровне несиюминутных ориентиров. Человек, который реально орудует государством - он не исходит из интересов государства. Он считает, что государство исходит из интереса в нём. А что это за интересы? Эти интересы одноврЕменны. Он подключается реально в эту касту. Но каста же не будет, там, Рамсфильду, или Чейни как бы инициацию какую-то давать, или читать углублённую лекцию по метафизике, адвайто-ведантизму, или Плотину. То есть нужен некий консенсус, который как некий масонский мессаж легко усваивается современным околоинтеллектуалом, в руках которого бразды не правления, а некоего варианта контроля. И вот сегодня не работают слишком засвеченные механизмы, там, масонерия классическая, там, классический католицизм... Я думаю, что в этом контексте генонизм может оказаться такой дискурсной базой нового консенсуса, которая необходима для консолидации международной бюрократии, как круга полупрофанов, причастных к некоей такой скрытой сверхзадаче, к подлинной иерократии. И я думаю, что этот механизм - он оправдывает проведение конференций, которые и проводятся регулярно. Вот и появляются журналисты, с годичным стажем участия в геноновской теме...

Миссия романтизма. — Традиция как знамя традиционалистов. — Традиционалисты против профанов. — Французский интеллектуализм и англосаксонский «ползучий эмпиризм»


Во имя Бога милостивого и милосердного.

Мы сегодня начинаем курс, который посвящен теме, обозначенной на первый взгляд общими невыразительными словами — «Традиция и реальность». Слова эти настолько общи, настолько философски стерты, что сразу возникает подозрение, не идет ли речь о чем-нибудь привычно скучном, академическом, пыльном и, видимо, принципиально никому не интересном и ненужном. Парадокс, как обычно, заключается в том, что каждое из этих слов является абсолютным императивом личного интереса.

Под словом «традиция» эмблематически заключена парадигма истины, а под словом «реальность» — то, что всех нас интересует в последней инстанции, потому что «реальность» это то, что подлинно есть.

Обозначив это, мы немного забежали вперед, потому что в таких академических подходах принято, прежде всего, начинать разговор о словах. Недавно мне попалась небольшая английская брошюра «Что такое мусульманское искусство». На первой странице было написано: «Мусульманское искусство — давайте разберемся, что такое мусульманское и что такое искусство». И дальше идут цитаты из Вебстера. Нам, конечно, следует начать разговор со слов, что такое «традиция» и что такое «реальность». Я думаю, что мы этого разговора не избежим.

Прежде чем говорить о словах, хотелось бы сказать, что для нас существует несколько планов и несколько измерений того, почему разговор о традиции важен. Это гносеологический аспект нашего разговора, т. е. что такое традиция и реальность с точки зрения познания. Это социальный аспект разговора, — т. е. что такое традиция в применении к обществу. И это политический аспект, т. е. аспект власти, наиболее живой и наиболее реальный, потому что тайна власти своими корнями упирается в последний смысл существования, ту последнюю энергетику реальности, которая дает возможность творить небывалое. В этом заключается секрет подлинной власти, как ее понимали Юлий Цезарь, Александр Македонский, Наполеон, а не так, как ее понимают современные представители власти, отождествляя ее с простым контролем. Естественно, нас будут интересовать все стороны власти — метафизическая, социальная, политическая.

Разговор проще начать с социально-исторического аспекта темы традиции, потому что сегодня через этот социальный аспект данная тема легко раскрывается и в политическом, и в метафизическом планах.

Мы живем в обществе, я имею в виду наше российское общество, за спиной которого стоят века, прежде всего, европейской истории. Мы живем на острие некоего копья времени, древко которого уходит в проблемы, рожденные противостоянием между христианством и антихристианством, прежде всего, в самой Европе. Россия, которую мы знаем, Россия XVIII–XX веков, Россия Петра, Екатерины, Николаев, Александров, наконец, Россия Советская — это продолжение, зеркало и резонатор тех европейских проблем, о которых каждый из нас с детства знает из книг, из учебников.

Европейское общество перестало быть «традиционным» в понимании традиционалистов в 1350 году, с началом Столетней войны. За этим последовала Реформация, потом Контрреформация, потом якобинская Революция, начало Нового времени. Сложилось другое общество — общество, которое противостояло иерархической организации, ориентированной на внечеловеческие ценности, общество, которое стало ориентироваться на ценности сугубо имманентные, социальные, человеческие. В XIX веке это было общество, в основе которого лежали англосаксонские протестантские ценности, даже когда речь идет о Франции. (Надо сказать, что Франция — это промежуточный мир между католицизмом и холодным англосаксонским капиталистическим протестантизмом. Она была ареной столкновения, конфронтации этих двух тенденций.) В XIX веке уже, казалось бы, полностью победила идея модернизма, прогресса, взятия собственной истории в собственные руки и т. д. И внезапно в самом конце XIX века, в XX веке пошла неоромантическая реакция, реакция на мир капитализма, на мир светского четко структурированного социума, в основе которого лежит представление о знании, как об экспериментально получаемом своде эрудиуционных фактов.

Новая вспышка романтизма была подготовлена усилиями самых разных людей, таких, как «проклятые поэты» Франции Бодлер, Рембо, таких, как экзистенциалисты — можно назвать в качестве экзистенциалиста всем известного Фридриха Ницше. Здесь нужно упомянуть Ф.М. Достоевского, который очень много сделал для подготовки мощнейшей реакции на сложившийся мир протестантского общества (протестантского не в буквальном смысле, а в смысле его холодного рационализма, социальности, «открытости», снятия третьего или четвертого измерения, т. е. общества плоского, пребывающего «все здесь»). Неоромантическая реакция поставила вопрос о том, что же такое социум вообще — началась переоценка ценностей по поводу средних веков, древности и т. д. На рубеже этого слома, этой неоромантической реакции возникает интеллектуальный феномен — традиционалисты, которые говорят: «Да нет, сегодняшнее общество — это общество убогих профанов, общество, которое существует в одну сотую подлинного социального объема; человек предназначен для существования не в такой социальной структуре, как сегодня, а для существования в системе сложного духовного механизма, который осуществляет некую космическую, космологическую и супракосмическую функцию».

Первым, кто сформулировал этот подход с предельной вызывающей ясностью и кто, будучи очень известен в различных интеллектуальных кругах, до сих пор остается на уровне европейского истеблишмента персоной нон грата (в частности, в высшей католической иерархии), был Рене Генон. Мы потом вернемся к этой знаковой фигуре, фигуре в достаточной степени исполинской и крайне неоднозначной. Сейчас же скажем только, что Генон родился католиком в буржуазной семье в самом сердце Франции на берегах Луары, он в двадцатипятилетнем возрасте принял ислам в шадилитском ордене, вошел в суфийский тарикат. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с современным ему обществом, «восстанию против современного мира». [Одноименная книга Эволы; «штурм и натиск» неоромантиков в Центральной Европе в 20-е годы.]Но Генон был вспышкой, подготовленной определенными духовными процессами, определенной неоднозначностью интеллектуальной ситуации уже в XVIII и XIX веках, потому что слабые ростки оппозиции модернизму пробивались практически в любое время, в любое десятилетие этих веков рационализма, революции, протестантизма, науки и т. д. В этом ряду следует отметить, что есть два направления такой оппозиции современности: есть линия англосаксонская, которая связана с известными оккультистами, теософами, спиритами, а есть линия французская, более интеллектуальная, более рафинированная, которую в XIX веке отмечают такие имена, как Фабр д’Оливе, Сент-Ив д’Альвейдер, который был непосредственно учителем Рене Генона. Есть имена гораздо меньшего калибра, приближающиеся к англосаксонской Поверхности, — это ставший известным в последние годы благодаря переводам популярный в начале века в России автор Папюс. Папюс в ранней юности Генона на первых порах был его учителем.

Англосаксонский подход характеризуется, прежде всего, тенденцией увязать концепцию традиционализма, т. е. внечеловеческого, сверхчеловеческого знания с экспериментальной наукой, с рационализмом. С другой стороны, он стремится как бы банализировать проблему, свести ее в человеческое измерение, дать ей чисто феноменологический объем, феноменологическое обоснование и превратить всю эту тематику в некий оккультный Диснейленд. А французский подход основан скорее на концепции преемственности внутреннего единства интеллектуализма и видения единой внечеловеческой системы, в которой человек является замыкающим, наиболее проявленным звеном.

«Обычай против традиций». — Смысл передачи непередаваемого. — Собака — зритель в кинозале. — Общество как инструмент вечности


Сложилась ситуация, при которой, с одной стороны, существует реальное общество, управляемое демократическими институтами, парламентами, политиками, прессой, а с другой стороны, появляются люди, которые обоснованно доказательно говорят, что это общество есть некое отклонение от нормы. Они говорят, что это западное отклонение от нормы существует как уродливый нарост на теле человечества, в котором большинство незападных социумов продолжает сохранять некую приверженность внечеловеческой традиционалистской константе. Однако идет наступление западного деформированного профанического общества, агрессивное, военное, пропагандистское, подрывное наступление западного общества на устои традиционных обществ, еще сохраняющихся за пределами западного мира. В контексте такой социально-геополитической поляризации протекает дискуссия традиционалистов с носителями доминирующего мировоззрения.

От имени чего выступают традиционалисты? Что они противопоставляют человеческому обществу, представляющему собой реальность в себе? Ведь человеческое общество — это некая огромная самодовлеющая машина, это мириады и мириады людей, не только живых, но и тех, которые жили, дела которых вплетены в сегодняшний день, последствия дел которых работают как некая живая данность, наследие, то, что оставлено предыдущими поколениями. И вот этой машине, этой огромной самодовлеющей реальности бросается вызов. Ей говорят, что эта реальность на самом деле является подножьем чего-то гораздо более великого, для чего она служит как бы инструментом.

Как же сами традиционалисты определяют Традицию, то, от имени чего они выступают? Традиция в понимании традиционалистов — это не то, что обычно на газетном публицистическом уровне или уровне научно-популярных брошюр понимается под словом «традиции» с маленькой буквы. Традиции с маленькой буквы — это некий фольклор, передача определенных сведений, наработок, жестов, элементов культуры, которые в принципе есть не что иное как коллективная привычка, «обычай». У Генона есть на этот счет статья, которая так и называется — «Обычай против Традиции». Конечно, есть общее семантическое поле или общее функциональное совпадение этих традиций с маленькой буквы и Традиции с большой буквы. Оно заключается в том, что Традиция тоже имеет свои институты, структуры и механизмы воспроизведения, действующие во времени. И в этом пересечении терминов обозначается то, что многие фольклорные традиции на самом деле являются осколками, отголосками, забытыми, уже искаженными, не помнящими своей сути отпадениями от Традиции. Они передаются людьми, не понимающими значения того, что они передают, такими Аринами Родионовнами, убаюкивающими подопечных своими рассказами, но подлинного, священного, тайного смысла того, что они показывают или рассказывают, не понимающими. Это крайняя степень отпадения от Традиции, дегенерации той большой серьезной Традиции, смысл которой заключается не в том, что нечто передается, но смысл которой, если говорить с точки зрения традиционалистов, в том, что нечто пребывает вне времени и имеет прямое отношение к тому, что пребывает во времени. Иными словами, Традиция — это некое явление вневременного во временном, внечеловеческого в человеческом.

Представим себе белый экран в кинозале, на котором некий кинопроектор проецирует движущуюся картину. У этой картины есть непосредственное физическое воплощение, светотень, движущаяся картинка, а есть еще тот смысл, который есть в этой картинке. Если собака сидит в кинозале, то она, конечно, видит цвета, формы, прыгающие световые пятна на экране, но она не понимает, что видит, скажем, Бунюэля, не понимает того, что там есть некий сюжет, какие-то объемы смыслов и интуиции, которые стоят даже за простым узнаванием сюжета. Т. е… тут возникает целая иерархия прозревания в исконный смысл картины. Человеческая цивилизация, с точки зрения традиционалистов, это такая цветовая картинка, прыгающая на белом экране, которая, допустим, профанами воспринимается с той же степенью адекватности, как если бы собака сидела в кинозале. А смысл этого, сюжет, интерпретация, понимание, сложные переживания, связанные с этим пониманием — это то, что открывается только избранным и восходит к проектору, то есть одновременно и автору, и источнику света, смыслу того, что мы видим как социальный факт.

Традиция — это некая подлинная данность, пребывающая вне времени, вне поколений, вне истории, но перманентно разными техническими способами открывающая себя во времени и в истории и создающая, творящая под себя институты, которые это воспроизведение во времени поддерживают, передают, готовят людей, способных по своим природным данным понимать эту реальность, весь этот громадный комплекс. В конечном счете все общество должно было быть в недавнем прошлом, а в некоторых местах мира еще является обществом традиционалистским, традиционным, в котором все является неким институтом, обслуживающим проявление этого вневременного факта.

Вещественность и подлинность. — Способы отношения к «невоспринимаемому». — Последняя правда. — Спор об одном и том же


Мы обозначили круг, связанный с пониманием слова «традиция». А что же такое «реальность»? Сразу поставим вопрос: какое отношение реальность имеет к вневременному блоку, который открывает себя через целую систему социальных механизмов, структур и передач? Слово «реальность» происходит от латинского res («вещь»), это некая вещественность. Как говорили марксистские преподаватели: Вы постучите себя по столу, есть или нет?! Собственно говоря, в «Материализме и эмпириокритицизме» Владимир Ильич так и понимал реальность — как постукивание по столу. С другой стороны, мы привыкли в философской практике апеллировать к реальности как к чему-то более глубокому, сокровенному и масштабному, чем действительность. Насколько я помню, в одной из своих первых работ Владимир Соловьев даже доказывал, что в английском и французском языках нет адекватных слов, разграничивающих реальность и действительность, а есть такие слова только в русском и немецком языках (Realitat и Wirklichkiet), что, конечно, неверно. Такие слова, разграничивающие понятия реального и действительного, есть и во французском языке (realite и actualite), и, соответственно, в английском (reality и actuality). Действительность — это то, что мы привыкли воспринимать как то самое «постукивание». Это гудки автомобилей за окном, повестки из милиции, звонки по телефону, включенный телевизор, падающие самолеты. А реальность, несмотря на свое происхождение от латинского слова «вещь», каким-то образом переживается нами как глубокое, подлинное, фундаментальное, последнее. Видимо, это так потому, что человек склонен уподоблять твердость и неподатливость окружающего корпорального мира тому подлинному, что на самом деле скрывается за этой вещественностью. Реальность — это последняя подлинность, это последняя аутентичность, это то, что Кант называл «вещь в себе», это ноумен. Реальность не дана нам непосредственно в наших органах чувств. Потому что то, что нам дано в органах чувств, это то, что на нас действует, то, с чем мы соприкасаемся, та стена, в которую мы бьемся лбом. Это действительность. А реальность, подлинная реальность — это то, над чем ломали интеллектуальные копья многие мыслители. И все они приходили к одному — реальность умопостижима только в виде концепта, ее нельзя пережить, ощутить, о ней можно думать, говорить. Иначе она просто ускользает. Мы можем принять за факт, что за гранью видимого, которое на нас давит, есть то невидимое, которое тем или иным образом находится с этим видимым в связи. Тогда получается, что есть прямая связь между Традицией (как чем-то невидимым и глобальным, что проявляет себя в формах видимого, т. е. в социуме) и реальностью (тоже ноумен, тоже невидимый).

Может быть, это одно и то же? Может быть, ноумен и источник Традиции это и есть одно и то же? Это классический путь решения вопроса. Т. е. действительно есть последняя правда, она внечеловеческая, она не воспринимается органами чувств, она открывает себя косвенным образом через некие внешние знаки, и, одновременно, она открывает себя через проявления общества, через предания, через некие символы, в которых запечатлевается отношение человека к этой реальности. Тут мы подошли к наиболее значимому вопросу. Традиция — это различные способы отношения человека к ноумену, к тому непостижимому, данному вне чувств, которое является смыслом и мотивом всего. Обычный человек, который занят потоком обыденной жизни, может знать (ему сказали), что есть некая бездонная последняя правда, которую ты не воспринимаешь. Допустим, что он человек гибкий — он принял, что есть такая правда. Но ему до этой правды нет никакого дела. От рождения до смерти он занят покупкой хлеба, воспитанием детей, хождением на работу. Внезапно наступает конец, он падает в яму, над ним быстро произносят несколько слов, относящихся к фольклору — и конец… Он имел отношение к реальности в том смысле, что реальность не имела отношения к нему. Это очень тонкое отношение, это отношение обычно называется профанизмом, т. е. пребыванием вне Традиции. Традиция же — активное отношение человека к этой самой скрытой истине, скрытой подлинности.

Но тут оказывается, что это отношение к ноуменальному может быть самым разным. Мы исходим из монистического видения некой последней правды. Нас интересует краеугольный камень, который вложен в вершину купола Традиции, на котором этот купол и держится. По определению, мы хотим единственно последнего монизма. Но отношений к этому, ракурсов взгляда на этот последний камень оказывается много. Как в приведенном выше образе с собакой в кинозале, в зале сидит собака, но сидят, допустим, в первом ряду простые ребята, которые зашли с семечками, а есть там серьезные люди, не чуждые интересам киноискусства, слышавшие про этого режиссера, которые хотят понять, что же он им скажет, а есть там уже и кинокритик, где-то в заднем ряду сидит и мысленно прикидывает рецензию, которую он напишет и т. д., и т. д. То есть возникает целый спектр реакций на картину. Традиция — это широкое поле возможностей активного вступления во взаимоотношение с истиной и целый спектр соответствующих реакций. Показанный фильм может быть предметом жесточайших конфликтов и споров, интерпретаций. Один и тот же фильм может привести людей к тому, что они станут непримиримыми врагами. Они могут даже убить друг друга, несмотря на то, что спор идет об одном и том же фильме. Таким образом, оказывается, что Традиция — это прямое взаимодействие последней скрытой истины с человеком, как неким плещущим морем, некой жидкой субстанциональной потенцией реагировать по-разному.

Слово — «двуногое без перьев». — Ужасная сила отрицания. — «Ноумен» как всепожирающий огонь внутри вещей. — Каста созерцателей и союз посланников. — Кто мы сами в «кинозале жизни»?


Человек есть субстанция, некая мякоть, некая плещущаяся грязь, не в смысле грязи как отброса, а в смысле той первозданной грязи, из которой творились первые формы. На эту субстанцию воздействует некий жесткий невидимый луч, он поднимает волны, он вздыбливает холмы, рождает воронки. И процесс взвихрения субстанции, в ответ на действие этого луча, образует то, что называется реальной историей. А наиболее острые, наиболее глубинные, значимые парадигмы этой реальной истории образуют священную историю, в формулах которой мы опознаем тайный смысл времени. Человек в принципе определяется в европейских языках как «смертный». Смертный, morte — синоним человека. Когда говорят morte, сразу ясно, что речь идет о человеке, а не о собаке, хотя собака тоже умирает. Человек интуитивно знает, что всем живым созданиям суждено уничтожение, и только для него главным определяющим его существо фактором, определяющим его стержнем является смерть. Сказать «двуногое без перьев» — ну вот, петуха ощипали, и будет двуногое без перьев. А сказать «смертный» — никто не принесет ни петуха, ни воробья, ни крысы, никому не захочется шутить. Всякий сразу поймет, что речь идет о нем и о ему подобном. Смертный — это характеристика юдоли (библейское понятие), юдоли человеческой, человеческого состояния. Это обозначение того, о чем говорится в Евангелии — сегодня как трава растете, а завтра в печь. Человек видит, что его окружает непрерывное становление, то, что было вчера, сегодня исчезает, а завтра не будет. То, что он видел в своем детстве, привычные лабиринты улиц, привычные дома, то, с чем сопряжено его первое впечатление юности, — на глазах исчезает, рассыпается, перестраивается. А внуки уже не видят того, что только появилось в его старости. Сквозь все бытие идет черный поток уничтожения. Этот черный поток уничтожения, пожалуй, главный и основной знак невидимой реальности, того ноумена, который стоит за вещами. Он открывает себя не в том, что он встал перед нами как груша, или как банан, или как магнитофон, он, этот ноумен, открывает себя в том, что он уничтожает грушу, банан, магнитофон. Все, что есть, уничтожается. И это единственное обозначение ноумена. Значит, ноумен негативен по отношению к сущему, негативен по отношению к человеку. Ноумен — это то, что губит, это, как представляли себе традиционные индуисты, богиня Кали, увешанная черепами, некая бездна, в которой все исчезает. Эта бездна действует вокруг нас, она пронизывает вещи. Мы можем себе представить, что весь мир — это некое горящее полено. Огонь невидим, но полено на наших глазах чернеет и съеживается. Этот невидимый огонь есть прямое присутствие ноумена.

Что такое Традиция? Это непосредственная попытка «подружиться» с этим пламенем, включить это пламя в свой состав, сделать его своей собственной кровью. Интересно, что в XX веке такую героическую попытку предприняли кабинетные интеллектуалы, чья жизнь была подвигом среди книг, рукописей, письменных столов и кресел. Странный аспект очень своеобразного современного героизма.

Итак, традиция, реальность, смерть — это очень сопряженные понятия. А попытка включить это пламя в свою кровь — что это такое? Это солнечная воля, это воля к власти, которая является неотъемлемой чертой подлинной жажды истинного знания. Но она является и героической, и трагической, и связанной с идеей собственной смерти, принятия этой смерти. И вместе с тем это есть единственный стержень, которым можно определить подлинную «пассионарность».

Тут мы оказываемся перед странным феноменом. Когда мы встречаемся с людьми, представляющими Традицию в нашем мире, будь это священники, или муллы, или шаманы, то мы сталкиваемся с полным отсутствием пассионарности в этих людях. Мы видим, что в них присутствует скорее лунная созерцательность. Очевидно, Традиция действительно имеет несколько аспектов. В кинозале сидят и критики, и банальные обыватели, и неизбежно те же собаки. Традиция глубоко неоднозначна. Существует институт жрецов, который из тысячелетия в тысячелетие поддерживает и вырабатывает этот способ прямого созерцания реальности. Они, брамины, великие посвященные, просто созерцают реальность в чистом виде. Поскольку они не могут передать это свое видение, они говорят параболами, баснями, притчами, символами, рисунками, иероглифами. Дальше идет уже некое «второе обслуживание» этих символов, иероглифов — возникает уже традиционное искусство, которое работает с третьим, четвертым производным от этих символов.

При этом непонятно одно. Зачем тогда приходили в этот мир пророки? Зачем приходил Иисус Христос? Зачем приходил Мухаммед? Они ведь не были этими жрецами. Они ничего не созерцали, они получали откровение. Откуда? Из того ли ноумена, который сквозит как невидимое пламя сквозь полено мира? Или из другого источника? Где краеугольный камень жизни и смерти — та ли тайна, на которой зиждется все, или есть еще какая-то контртайна, которая противостоит этой первой?

Задачей этого курса будет попытка ответить и на этот вопрос, в частности, и попытка просто решить, не является ли дуализм последней тайной единства. Я хочу познакомить своих слушателей с тем, о чем будет идти разговор, хочу обозначить тему, поле этого разговора. В первую очередь нужно объяснить, что же стоит за словами «традиция и реальность». Наша тема — это наше отношение к подлинному, а не отношение кого-то, кто жил в другой стране и уже давно умер, к тому, что он считает подлинным. Наше отношение к подлинному для того, чтобы быть занимательным, может иногда соскальзывать на разработку каких-то неизвестных нам имен. Но не в этих именах дело. Наша главная задача — определить, кто мы, собаки или кинокритики в зале жизни.

Наша подлинная задача — определить, что для нас реальность, что для нас традиция, и, если мы кинокритики, определить, «с кем мы, мастера культуры».

Дуализм знания и предмета знания. — Зыбкость абсолютного идеализма. — Уклончивость традиционализма. — Определить «внечеловеческое», начав с человека

Когда уже после вводной лекции задаешься вопросом, что такое «традиция» и что такое «реальность», возникает, казалось бы, странный вопрос: традиция — это знание или бытие? Т. е. это то, что мы знаем, то, что мы несем в своем представлении в качестве информации, несем в своем индивидуальном состоянии духа, или это некий блок существования, некий невидимый кирпич, который присутствует как наличная данность? Если мы возьмем слово «традиция» в его наиболее бытовом, деформированном определении, то традицией окажется то, что передается (обычаи, фольклор).

Наивное сознание склонно убегать от вопроса, есть ли различие между бытием и знанием. Наивное первичное сознание не любит таких формулировок. Оно как бы пожимает плечами. Ненаивное сознание, прошедшее искус различными вопросами и проблемами, отвечает очень хитрым образом: знание и бытие вещи тождественные, две стороны одного и того же. Разве знания не существует? Разве знание — это не блок чего-то существующего? И тут же хитрым образом: знание бывает о чем-то существующем.

Нас не может удовлетворить такой ответ, что знание и существование — это одно и то же, несмотря на внешний лоск откровенного идеализма, даже некой идеалистической романтики, апеллирующей к философскому, духовному инстинкту. Пусть это привлекательно, красиво звучит, но есть что-то внутри нашего неугомонного метафизического сердца, что говорит: «нет, этот ответ слишком прост». В своей грандиозной ловкости это — подмена. Знание и бытие различаются, это не одно и то же. И последние вопросы духа, последний ответ на самые тайные вызовы содержится именно в понимании разницы, может быть, абсолютной разницы между бытием и знанием. Не то чтобы это были две стороны одной реальности. Это две разных, взаимоисключающих реальности, которые тем не менее парадоксальным образом связаны.

Если мы уже приняли этот вызов, если мы почуяли, что бытие и знание — это разные вещи, то возникает вопрос: относится ли Традиция к знанию или она относится к бытию. Ни один традиционалист не «опустился», не снизошел до окончательного, конкретного ответа на этот вопрос. Ни Генон, ни его верные или неверные ученики не стали разрабатывать эту тему. А она очень важна. Я непосредственно знаю и по собственному опыту, и по опыту других, что люди, которые входили в Традицию, интересовались Традицией, задавались этим вопросом. Традиция — это нечеловеческий фактор, это нечеловеческое измерение, это нечто за пределами окружающей нас человеческой непосредственности. Что это такое? Это то, что мы будем знать, или это некая реальность типа здания, с которым мы соприкоснемся и потрогаем его, когда туда войдем, или облака? И обычно на это отвечают уклончиво: традиция — это некая данность, которая есть всегда и которая может быть доступна определенным путем с помощью определенных средств.

Попробуем сейчас в этой беседе подойти к началу ответа на данный вопрос. Занимающийся Традицией человек стоит перед вызовом гносеологического порядка. Ему нужно определить, понять, откуда и как получается то, с чем он имеет дело. Возьмем самого обычного человека, лишим его определенных свойств, представим себе, что это дикарь из Новой Гвинеи или крестьянин из альпийской деревни. Можно с любого человека содрать его атрибутику, и получится некое существо, сведенное к двум-трем основным декартовским параметрам. Он — это точка, и — протяженность вокруг него. И мы увидим, что в каждом человеке, безотносительно его уровня и статуса, живет некое напряжение вопроса.

Попытки выяснить границу восприятия: младенец, животное, сумасшедший. — Хрупкость «зеркала». — Восприятие и бессмертие


Человек — это вообще черная дыра вопросительности, черная дыра некой проблемы. Это не значит, что он задается вопросом, это не значит, что он думает, в чем заключается смысл жизни, что такое «я», зачем я пришел, куда иду. На самом бессознательном уровне человек есть носитель вопроса. Что это за вопрос? Это в принципе некое изначальное ощущение того, что он как перцептор, как воспринимающий является неизмеримо большим, более объемным, чем то, что отражается в зеркале этой перцепции. Иными словами, любой человек чувствует, что он — некая кастрюля, в которую налили слишком мало воды, что эта кастрюля бездонна, и сколько бы туда воды ни налили, объем ее всегда будет превосходить содержимое.

Человек ощущает себя изначально как чистое восприятие. Представим себе младенца в невинном состоянии, невинного жирного младенца, бегающего среди васильков по лужайке, гоняющегося за бабочкой. Такой классический райский образ предстает в воспоминании каждого человека, мечтающего о своем детстве, ностальгирующего и т. д. Что представляет собой этот младенец? Он представляет собой чистое восприятие, конкретную и всеохватывающую встречу между «я» и «не-я», ничем не замутненную, в которой эта встреча есть большее, чем встречающиеся начала. Это чистое восприятие переживается как нечто большее, чем бессознательно присутствующие в этом восприятии «он» как бегающая физическая единица и лужайка с цветами и бабочками, которая им воспринимается. Восприятие больше и этой лужайки, и его, бегающего по лужайке.

Вы можете сказать, что и собака тоже воспринимает. Человек отличается от собаки тем, что в нем восприятие обособлено и отчуждено, как некая самодовлеющая стихия, потому что в любом живом существе, кроме человека, восприятие резко, конкретно, остро функционально. В каждый конкретный момент оно совпадает с единицей восприятия. Появляется у собаки хозяин — он полностью заполняет ее восприятие. Появляется угроза — она полностью заполняет восприятие. Человек же в каждый данный момент чувствует, что как бы ни нахлынула на его органы чувств, на его опыт, на его эмоциональную способность внешняя волна мира, стихия «не-я», среда — восприятие все равно больше, оно не заполняется этим. Не он сам, человек, но его восприятие больше всего встречного. Этот младенец чувствует только чистую глобальность восприятия, и поэтому он ощущает вневременье, то, что расшифровывается как счастье, пребывание вместе со временем.

И вот этот младенец падает. Упал и разорвал себе кожу на коленке и дико завыл. Произошло резкое раздвоение его внутреннего состояния… Образовалась некая двойственность. Вдруг оказывается, что у этого огромного незамутненного восприятия есть носитель. Оказывается, есть восприятие, а есть воспринимающий. И воспринимающий очень хрупок, исчезающе мал. Вот первая травма райского состояния. Оказывается, восприятие ничем не замутнено, бездонно и является как огромное зеркало, которое никак нельзя заполнить даже небом с его облаками, но это зеркало можно уронить, и оно разобьется. Восприятие не разобьется, а воспринимающий разобьется. Возникает первая двойственность. Человек обнаруживает, что в нем есть два начала: смертное, хрупкое, исчезающее — это он сам как некий физический предмет, как опора второго начала, и это самое второе начало, функция, которая бессмертна, которая не зависит от превратностей. Каждый из нас, будучи человеком, уже автоматически является носителем этих данностей. Человек не может представить себе, чтобы восприятия не было. Это заложено в самые недра его психобиосущества. Оказывается, что есть это чистое восприятие, которого не может не быть, эта перманентная фонтанирующая встреча, бесконечная встреча «я» и «не-я». И есть та конкретная индивидуальная опора — конкретный Петя, Вася, — которая может быть исключена из осуществления этой функции. Восприятие останется, Пети не будет.

Забегая далеко вперед, я должен сказать, что энергия чистого восприятия тесно связана с этой двойственностью. И, пытаясь ответить на вопрос, почему эта вопросительность есть специфика человеческого существа и почему ее нет в любом другом живом существе, я могу сказать, что эта черная дыра восприятия, которая является источником райского самоощущения, но также травмы и беспокойства, принадлежит человеку как служебному существу, как инструменту. Человек не самодостаточен, он существует как механизм Провидения, Провидение использует человека для каких-то своих целей. Человек — это гносеологическое ружье, оно заряжено некой давящей его способностью, которая не соответствует его задачам и целям как самостоятельной и самозаконной системы. Любое живое существо, гораздо меньшее, чем человек по параметрам своих проявлений, возможностей, автономно. Заяц автономен. Заяц существует только как некий живой механизм для самого себя. Если в человеке нарушается вопросительность, если нарушается давление этой внутренней черной дыры, в нем иссякает воля к жизни, он либо начинает совершать неадекватные, асоциальные действия, либо кончает с собой. В любом случае, он начинает идти вразнос, срабатывает механизм автодеструкции. Животное сходит с ума только в исключительных случаях, когда среда начинает его мучить и терзать до такой степени, что у него нарушаются функциональные параметры узкого замкнутого восприятия.

Это нехарактерно для животного. Для человека это настолько характерно, что существуют целые психиатрические школы, которые рассматривают человека как сумасшедшего в принципе и просто различают клиническую и социальную стадию этого сумасшествия. Что хотят сказать эти психиатры? Что человек существует не ради себя. Сказать, что человек сумасшедший — это попросту сказать, что человек активно испытывает свою предназначенность для чего-то, что не есть он сам, его непосредственная жизнь, его непосредственные задачи. Вульгарно говоря, когда человек считает себя, например, Наполеоном или кем-то другим, кем он на самом деле не является, он тем самым в грубой инфантильной форме декларирует, что он есть механизм Провидения. Когда он говорит, что «я — это не я, а кто-то другой», он тем самым хочет сказать, что он существует как механизм в чьих-то неведомых страшных руках. И это, оказывается, связано с тем, что восприятие человека ощущает самое себя.

Бесконечность — последний объект восприятия. — Созерцательные истоки экстаза. — Сыны неба — каста созерцающих


Итак, что же воспринимает человек? Что является предметом этой перцепции? Что-то же соответствует восприятию по ту сторону стены. Человек хочет — это его интеллектуальная воля, — чтобы его неограниченной способности воспринимать, этому необъятному зеркалу, соответствовало что-то не менее достойное, что-то настолько грандиозное, чтобы ради него стоило это зеркало раскрывать и разворачивать, как своеобразный ковер, стоило бы открывать эту воронку, эту кастрюлю восприятия. Т. е. нечто должно быть достойно этой огромной фонтанирующей бесконечной встречи «я» и «не-я». Что это за воспринимаемое «не-я»? Забегая вперед, скажем, что это воспринимаемое является бездонным, последней реальностью. Человек хочет последней реальности. Даже ребенок, бегая по лугу, бессознательно понимает, что это не последняя реальность. Даже в этом детском раю пчел и мотыльков существует тайное шипение змей в травах, которое он не слышит явным слухом, но оно есть. Это понимание ведет к отсеиванию внешних планов, к жажде последнего. Многие останавливаются на уровне расширенной рутины внешнего мира. Это не значит, что они ограничиваются темой работы, социума, семьи и т. д. Нет, они могут быть космистами, они могут говорить о неисчерпаемом многообразии материи. Вот то последнее, говорят они, неисчерпаемое многообразие, поток становления, который полностью заполняет зеркало нашего восприятия, может быть, даже и превосходит его.

Я хочу в этой связи, опять забегая вперед, сказать, что нет позиций, автоматически и абсолютно чуждых со всех сторон Традиции, потому что любая интеллектуальная позиция так или иначе спровоцирована, предопределена тайной логикой, которая внутри Традиции содержится. Вы не можете сказать ни «a», ни «b», ни «c», ни «кукареку» без того, чтобы это не было фонетикой. Вы можете говорить либо стихами, либо прозой, а потом узнать, что вы говорили прозой или стихами. Оказывается, и «проза», и «стихи» — это литературные термины. Оказывается, что все, что вы говорите — это в некотором смысле устная литература. Т. е. даже когда человек несет очевидную глупость, если эта очевидная глупость спровоцирована интеллектуальным импульсом, она логически предопределена тайным раскладом векторов внутри самой Традиции. Но это уже позднейшая тема. Итак, человек хочет знать, что же соответствует его восприятию, которое является его первичной данностью. Он понимает, что он на самом деле, как свечка, поддерживает пламя огня, он поддерживает функцию перцепции. Он перцептивное существо, чистый механизм перцепции.

И вот, когда он приходит к этому последнему, то для него наступает экстатический момент, когда последнее в его восприятии являет неожиданно для него одно с самим восприятием. А восприятие тем самым — одно с воспринимающим. Эта брешь между восприятием, которое бессмертно, и воспринимающим, который смертен, внезапно заполняется.

Представьте себе, что то последнее, что вы воспринимаете как некую правду, некое соответствие вашему восприятию — это небо без звезд… Это небо, у которого нет земли, нет облаков, но вместе с тем это — не черная пустота, которая бывает, когда закрываешь глаза и просто редуцируешь зрительную способность, а это — действительно чистое восприятие, которое заполнено на том конце, на противоположном полюсе, небом без звезд. И в этот момент вас заполняет экстаз ощущения, что ваше восприятие есть не что иное, как то же самое небо без звезд, просто внутри вас самих, и вы сами есть подножие этого неба без звезд. Три члена этого уравнения оказываются одним и тем же. И тогда внезапно вы понимаете, что это небо без звезд — ваш отец, что ваше восприятие, бесконечная перцепция, которая встретилась с тем, что ее достойно — это всепронизывающий дух, и что вы, смертные вчера, но внезапно в этом экстазе соединения ставшие бессмертным и тождественным восприятию и воспринимаемому — сын этого неба без звезд. В этой троичности, максимально доведенной до конца перцепции, содержится вся первичная тайна жречества, тайна той гносеологии, на которой построена великая метафизика примордиальной Традиции жрецов. Я не хочу сказать, что они имеют в виду в качестве последнего небо без звезд, я предупреждаю, что это инфантильный образ последнего. Конечно же, жрецы подразумевают под последним не небо без звезд, а то, что они определяют апофатически, то, от определения чего они уходят, то, что является предметом ведических гимнов. Представим себя детьми, пытающимися философски или метафизически определить свой статус в абсолютно непознаваемой вселенной. Тогда мы сможем предположить, что последнее — это небо без звезд, в которое нет прохода. И вот внезапно мы обнаруживаем, что есть триада перцепции, являющаяся моделью всех последних ответов, которые эта жреческая каста через незапамятные тысячелетия несла и несет человечеству.

Откуда выходит миф? — «Естественная религия «суфиев». — Простота эллинских Мудрецов. — Философы дают «частное определение» Универсального. — Кризис человека как кризис Всеединства


Когда я пытался формулировать какую-то схему сегодняшней беседы, то испытывал большой дискомфорт по поводу того, что это очень методологически, архитектонически сложная тема. Мы только начали. Все, что мы объяснили по поводу перцепции, различения перцепции и носителя перцепции, по поводу триады, в которой устанавливается, схлопывается единство между последним воспринимаемым, восприятием и воспринимающим — это только преамбула… Нам придется говорить немного разорванно, потом собирая эти части в новый пучок. То, к чему мы сейчас подошли, этот комплекс, эта триада, эта перцепция, которая наконец-то нашла и достойную опору — возвысившегося до нее воспринимающего, и достойный объект — последнюю реальность, все это называется интеллектуальным созерцанием.

Интеллектуальное созерцание, в котором наступает немыслимое, невиданное, непредсказуемое, но тем не менее парадоксально состоявшееся заполнение этого зеркала до краев. Каждый человек знает с рождения, что его перцепция не может быть заполнена, она огромна, бесконечна, нет ничего, что бы могло войти в нее на равных — и вдруг она заполнена. И вот когда она заполнена, это называется интеллектуальным созерцанием… Что это такое? Это — прежде всего недискурсивная рефлексия. Интеллектуальное созерцание есть спонтанное, глобальное отражение последнего, которое не может иметь определения. Когда носитель этого созерцания выходит из состояния непосредственного экстаза, непосредственного соединения всех трех элементов, он может рассказать о бегающем на лугу мальчике, и это будет некая притча. А если он этому мальчику даст некое имя, Эрос, например, то это будет миф. Таким образом, миф генетически восходит к состоянию постинспиративному, постсозерцательному. Т. е. это некая иллюстрация вещей, которые ситуативно описывают полноту перцепции. Чистая мифология не поддается интеллектуальной дешифровке. Фрейдисты, неофрейдисты, структуралисты, которые пытаются описать, интерпретировать мифы с рациональной дискурсивной стороны, занимаются исключительно пустым и безнадежным делом, потому что они начинают не с того конца. Миф возникает после того, как жрец вышел из состояния полноты интеллектуального созерцания. И мифы он рассказывает не для того, чтобы наподобие дзэнского учителя через какие-то притчи что-то пояснить. Он создает определенные вербальные ситуации, сосредоточение на которых технологически позволяет воспроизвести вновь и вновь это состояние триединства перцептивных моментов — восприятия, воспринимаемого, воспринимающего. Т. е. мифы — это символы и иероглифы, которые являются ключами к тайне последней перцепции. Но есть нечто другое. Все мы знаем, что в какой-то момент, в VI веке до Р.Х., период такого мифотворчества, по крайней мере, на Западе, кончился. И появились философы, мудрецы, Милетская школа. Это очень интересно, потому что на самом деле греки удивительный народ. Читаешь древних греков, их простые попытки объяснить что-то на пальцах, и думаешь: а ведь в это время Моисей уже триста лет как привел свой народ в Ханаан из Египта. А привел он его от фараона, который был окружен жрецами, знавшими такие тайны, к которым только уже на деградированном уровне этих тайн приблизился Платон. А в это время ведические гимны уже комментировались философами адвайтистских школ. Правда, термин «адвайта» появился много веков спустя, но сама адвайта была уже и тогда. Сложнейшие, интеллектуальные комментарии Традиции существовали в Индии, Китае, Египте, Вавилоне, Халдее. Но эти комментарии были настолько громадны, настолько мощны, звучны, как трубный глас, что с ними нечего было поделать, их можно было только изучить. А в Греции встает человек с развивающейся седой бородой, и говорит: все есть вода. Это же великолепно! Что стоит за этим наивным, детским и, по видимости, совершенно убогим восклицанием?

В суфийской традиции существует такая книжка, она называется «Хай-ибн-Якзан», что переводится как «Живой Сын Единственного». В этой книге излагается такое повествование. Из ила завелась биологическая молекула, личинка. Она стала проходить разные стадии, с позволения сказать, «эволюции». Появился человек, разогнулся и встал. Он такой живой Голем, он ничего не знает, у него пять органов чувств. У него просто есть чистая априорная способность к перцепции… Он начинает созерцать и, согласно этой суфийской книге, приходит ко всему тому, к чему в действительности пришло человечество. В суфийском контексте он приходит в конечном счете к идее единого Бога, Творца. Т. е. это то, что многие философы, теологи называют естественной религией.

Человек, пущенный на лужок побегать, приходит к естественной религии путем простого восприятия себя и окружающего. Интересно, что древние греки просто иллюстрируют эту книжку. Они являются такими, из ила заведшимися существами, которые поднимаются, оглядываются и начинают высасывать из пальца объяснение всей реальности. В это время уже пирамиды построили, уже существует вавилонская протокаббала, уже существуют детально разработанные категории даосской метафизики, а эти ребята из пальца высасывают, что пространство больше всего потому, что оно все вмещает. Какие колоссальные фразы! Это сказал Фалес Милетский, первый из семи мудрецов, как известно. Эти семь мудрецов ведь не просто философы. Мы знаем, что в индийской традиции есть понятие септа-риш, которое буквально значит то же: семь мудрецов. И они, являясь председателями Манватар, космических циклов, символизированы в Большой Медведице на небе. Семь греческих мудрецов, с одной стороны, предстают как бы такими супернаивными детьми ила, а, с другой стороны, оказывается, что есть определенная аналогия с семью мудрецами великой Традиции. Но уж больно просто они говорят. Вместе с древними греками мы как бы приседаем на корточки. В силу своего высокомерия мы думаем, что уже не скажем такие глупости, как «пространство больше всего», что мы давно прошли эту стадию. Мы приседаем на корточки и пытаемся тоже вместе с ними родиться из ила и посмотреть на все умытыми глазами.

Фалес Милетский говорит, что все есть вода. Анаксимандр, его ученик, говорит: нет, все есть огонь, апейрон. Эта концепция апейрона представляет собой указание на то, что в огне сочетаются два взаимоисключающих полюса, крайне противоречивая природа. В нем есть темный жар и светлый холод — свет ассоциируется с абсолютным нулем, мировым духовным льдом, а жар с абсолютным мраком, пустой непроглядной тьмой. Бесполезно искать иллюстрации этого на физическом плане, хотя каждый из нас видел в пламени свечи некое темное ядро. Но речь идет о том, что жар и свет — это борющиеся противоположности подлинной огненной стихии. И, по Анаксимандру, они эмансипируются друг от друга. Холодный свет начинает битву против темного жара. В результате этого возникает все существующее. Темный жар является основой невидимого мира, а холодный свет — видимого. Т. е. он создает небеса и землю, космос. (В скобках хочу заметить, что нацистская космология борьбы огня и льда непосредственно восходит к этой позиции Анаксимандра.) Потом приходит его ученик, который говорит, что все есть воздух. Что бы это могло значить? Понятно, что Фалес имеет в виду не совсем физическую воду. Но в другом месте он говорит, что люди произошли от рыб, значит, он имел в виду физическую воду тоже. Может быть, он имеет в виду тех рыб, которых ловили апостолы? Тем не менее он говорит, что люди произошли от рыб, и что все есть вода. В любом случае, какую бы воду он не имел в виду, пусть это трижды элементы, субтильная вода и т. д. Но вода — это вещь совершенно конкретная. А мы-то видим, что мир очень разнообразен. В нем есть и вода, и воздух. Так как же можно сказать, что все есть вода? За этой тайной стоит великая попытка конкретизировать до предела безымянный предмет перцепции, последнюю реальность, по поводу которой перцепция младенца является глобальным вопросом и которая полностью заполняется созерцанием жреца. Фалес хочет дать этому имя, дать этому конкретное, особое наличие. Любой ценой, неважно, что кто-то потом говорит другое — про огонь, воздух. Он хочет дать этому последнему конкретное определение: «Все есть вода, т. е. последнее, что есть — это вода. Ничего нет, кроме воды».

Что это такое? Это философия. Чем она отличается от созерцания жреца? Тем, что за этим стоит парадигма откровения. Потому что когда человек созерцает нечто и находится по ту сторону слов, в чистом тожестве с тем, что он созерцает, он является жрецом. А как только он эмансипируется из этого состояния, пытается дать этому конкретное имя, — это импульс, который парадигматически соответствует откровению. Философ — это существо, которое пытается извести откровение из недр своей души. Но тут он попадает в определенное противоречие явного свойства. Оно коренится в самой тайне интеллектуальной воли, тайне перцепции. Сказав «все есть вода», он не может долго и серьезно защищать этот тезис. Ему, допустим, ясно, что все есть вода. Но его ученику уже ясно, что все есть огонь. А ученику ученика — что все есть воздух. Если кроме воды есть, оказывается, огонь или еще даже и воздух, да даже что бы то ни было, то тогда вода не последнее.

Оказывается, что, может быть, воды-то и нет! «Последнее» по своей конструктивной природе должно быть исключительно всем. Перцепция требует совершенного монизма. Нельзя защищать этот монизм, когда ему дано такое имя — «вода». Нельзя защищать последнее воспринимаемое, когда оно допускает рядом с собой что-то другое. Возникает новая школа. Она говорит, что все есть ум. Ум практически ничем не отличается от самой перцепции. Сказать «ум» — все равно, что сослаться на предикат «есть». Мы берем это «есть», «предикат», который приставляется ко всему, освобождаем его от любой конкретности, и у нас получается «ум». Но поскольку этот ум совпадает с утверждением «есть», мы говорим, что этот ум есть бытие, и этот ум есть благо. Он не допускает никакого негатива, он есть только позитивное утверждение. Таким образом, возникают два пути. Первый путь — это конкретизировать все вопреки всякой логике, парадоксально, на уровне конкретики «вода, воздух, огонь», некое это, которое качественно переживается. Другой путь (марксисты назвали бы его идеалистическим, хотя назвать все водой — не меньший идеализм) — назвать все умом. Возникают два таких варианта, которые связаны и сопряжены с тем, что само восприятие как бы раздваивается.

Мы сказали, что последнее безымянно, последнее воспринимаемое заполняет перцепцию всю без остатка. И в этот момент наступает единство всех трех элементов, интеллектуальное созерцание. Но существует еще и мир, очень сложный и многообразный, не обязательно только физический, который как бы чувственно давит на существо. Это не обязательно небо без звезд, но, к примеру, то же небо со звездами. Если мы исходим из монистического тезиса, если мы поняли, что не отделаемся водой, воздухом и огнем, если мы знаем, что то последнее, которое реально существует, существует только исключительно и только потому, что ничего не существует рядом с ним, то мы попадаем тогда в дилемму действительного и последнего. Если небо без звезд — это все, и это — последнее, то как быть со звездным небом, как быть с лужайкой и всем остальным миром? Он параллельно существует? Исходя из принятой предпосылки, мы вынуждены сказать, что видимое нами вообще не существует. Небо без звезд существует, а то, что мы видим, не существует. Мы можем найти массу доказательств, что оно действительно не существует. Это дерево вчера было, а сегодня его срубили и сожгли. На самом же деле оно не существует. Любой вещи, на которую мы покажем, не было и не будет, поэтому она не существует. Чувственный мир, который давит на нашу перцепцию — это «мнение», майя, иллюзия и т. д. И при этом все равно остается ощущение неполноты, недоговоренности. Можно сто раз сказать, что всего этого не существует, но это хорошо младенцу, пока он не упал и не разодрал себе коленку. А после этого ему уже сложно об этом говорить. Можно об этом говорить, выйдя из состояния экстаза, где все три элемента перцепции едины. Но когда они уже не едины, и ты вновь вспоминаешь, что носитель перцепции смертен?

Ответ на этот вопрос заключается в слове «теофания». Да, конечно же, три элемента перцепции — воспринимаемое небо без звезд, восприятие (зеркало наших духовных очей), и это тело, которое является подставкой для очей, — едины. В этот момент единства действительно происходит наступление божественной полноты. (Божественной — без указания на источник традиций; я не говорю, что под словом «божественный» имеется в виду бог Авраама, Иисуса, Мухаммеда. Я употребляю слово «божественный» с маленькой буквы.) Мы не можем сказать, что майя — абсолютный фантом. Она бьет нас, и очень сильно. Поэтому необходим мгновенный молниеносный пробой, вспышка, которая бы заполняла два этих полюса — небо без звезд и землю под нами. Это — объективная теофания, которая таинственным образом случается, когда внезапно некий элемент окружающего вдруг свидетельствует о соединении плюса и минуса, совпадении двух, казалось бы, несводимых полюсов. Такие вспышки существуют и регламентируют технологию жреческого созерцания.

Но остаются философы, которые упорно и безнадежно ищут имя последнего. Это воля дать универсальному конкретное уникальное обособленное имя, дать ему статус — это традиция или заблуждение? Мы говорим о философах в архаическом, древнегреческом смысле. Философ является «профаном», который пытается что-то понять в последней реальности, но не может войти в это не нуждающееся в объяснениях состояние созерцания, и поэтому говорит всякие глупости? Или же это странный раскат грома на далеком горизонте безоблачной традиции жрецов? Я верю в последнее.

Естественный человек, поднявшийся из ила, в лице эллина показывает зубы, когда говорит, что все есть вода. Он показывает, что не все благополучно в этом королевстве чистой райской перцепции. Короче говоря, философ — это человеческая тень, человеческая иллюстрация возможности пророка. Философ — это та дверь в человеческом теле, которая потенциально открыта для истинного пророка. Когда Фалес, Анаксимандр, Парменид говорили свои наивные вещи, к этому времени уже полторы тысячи лет существовала авраамическая Традиция, уже существовал Моисей. К этому времени уже существовал колоссальный взрыв противостояния между миссией пророков и миссией жрецов. К этому времени Авраам уже осудил и обрек на полное отрицание все то, что является составляющей и содержимым эйфорического триединства глобальной перцепции. Он отверг это как цель, как задачу, как подлинную миссию, как содержание истины. Не то чтобы он сказал, что этого нет, он сказал, что не будет этому поклоняться. А библейская традиция утверждает, что и до Авраама Ной говорил то же самое, причем очень серьезным людям, атлантам. Атлантам, которые, согласно преданию, владели цивилизацией, намного превосходящей нашу сегодняшнюю. Ной говорил это атлантам, они его игнорировали. И они были уничтожены. Ной перенес в «наше» время, начавшееся тринадцать тысяч лет назад, эту традицию отрицания или критики перцепции. Таким образом, миссия пророка — говорить, что мы не будем верить и поклоняться тому последнему, которое открывается глобальному восприятию. Не сродни ли это желанию философа дать конкретное имя этому последнему безымянному? Философу мучительно нужно найти вещественную особость этой тайны. Он говорит, что все есть вода, что последнее, что есть, ощущается как вода, или как огонь. Тем самым происходит какой-то взрыв, кризис этого безоблачного глобального восприятия, которое не нуждается в именах и объяснениях. Но ведь это знак, что восприятие, перцепция не является изначальным, тогда как человек рождается с ощущением, что кроме восприятия нет ничего, восприятие — это все, что только может быть, восприятие было и будет всегда.

Метафизика тожества и болезнь духа. — Философы бросают вызов. — Пророк против Всеединства. — «Неединственность» Единого. — Культура. — «Тепловая смерть». — Традиция


Восприятие — это встреча «я» и «не я», встреча двух элементов. Не означает ли это, что восприятие производно? Можно сказать, что восприятие предшествует этим двум элементам. Но откуда тогда это восприятие? В метафизике Традиции мы не находим объяснения, почему возникает восприятие. В метафизике Традиции мы сталкиваемся с подменой вопроса. Там говорят, что восприятие — это функция ума, которая есть последняя реальность. Говоря несколько упрощенно, в терминах Парменида, Платона, восприятие — это ум. Потом это повторил Гегель, сказав, что все существующее разумно, т. е. только в этом смысле, что о любом существующем можно сказать, что оно есть. А сказать, что оно есть, значит осуществить акцию ума, которая приравнивается к восприятию. Но мы-то знаем в глубине души, что это не так. Мы знаем, что здесь скрыт какой-то подвох. Восприятие должно иметь какую-то причину, какую-то пружину, тайный импульс, из которого оно исходит.

Почему живое способно воспринимать? Мы знаем, что все воспринимающее стремится к монизму, стремится подойти к тому последнему, кроме чего ничего нет. Это есть доктрина истины, как говорит Парменид. Но если мы к этой истине подошли, если мы с этим слились, то встает вопрос, как мы в самом начале из этого вышли, как мы начинали свой путь. Почему вообще, как сказал великий Хайдеггер, существует нечто, а не ничто? К этому вопросу приходит человек, который мучительно ощущает недостаточность глобальной перцепции в самой себе. И оказывается, что в небе без звезд есть, может быть, одна невидимая тайная черная звезда, которая является источником этой дистинкции, этого восприятия, источником различения. Ведь восприятие основано на различении… Чтобы воспринимать, нужно быть неравным тому, что ты воспринимаешь. Младенец, бегающий по лугу — это не камень, который на лугу лежит. Монизм не объясняет первозданных истоков, не объясняет того, как возникает это различение. Да, мы знаем космологию Санкхья, знаем про Пурушу и Пракрити, знаем систему разделений на пассивное и активное, на субъективное и объективное, но все эти схемы не объясняют реальную мистерию разделения. Мне говорят, что я соучаствую в глобальном уме. Приходит философ, который показывает, что существует возможность опротестовывать неловкими средствами это тотальное утверждение жрецов, пытаться давать имена этому последнему. Это в общем человеческом контуре есть брешь, прореха, дверь, в которую входит пророк. Да, человек, говорит он, есть носитель восприятия, подставка для перцепции, восковая свечка, которая является опорой для огонька пламени; но перцепция, восприятие, отражающая способность зеркала — это функция главного, самого важного, того, чего вы не знаете и знать не можете. Ведь воспринимая, вы свидетельствуете о каждой вещи. Что значит быть свидетелем? Это значит быть не этой вещью. Уникально, что в восприятии человек стремится стать той вещью, которую он воспринимает, а условием восприятия является его отличие от этой вещи. И каждый раз воспринимая что бы то ни было, он свидетельствует, что он есть не это. Вот что опущено, выведено за скобки в жреческом созерцании.

Жреческое созерцание ориентировано на монизм и тожество. Пророк говорит нам: «Нет, великой тайной и великой истиной является ваше отличие от всего. Вы стоите в центре неких кругов, которые начерчены вокруг вас. Вы являетесь точкой, не совпадающей с тем пространством, в котором эта точка нанесена. Дистинкция первична. Вы свидетельствуете». Главное в этом свидетельствовании то, что оно должно быть обращено на функцию самого себя, что свидетельствование должно свидетельствовать себя. Чистое свидетельствование, отличное от восприятия, от воспринимаемого, от всех аспектов этого конечного, финального, экстатического единства — конец этому единству. Вы не тождественны ничему. Как может быть получена эта истина естественным путем, путем размышлений? Никак, потому что человек, поднявшийся из ила, может работать только с перцепцией, которая захватывает его целиком. Но открыть источник этой перцепции он не может. Это может быть получено только прорывным, откровенным путем. Это никак не может прийти из утверждения последнего объекта восприятия. Для этого нужно откровение… Тогда встает вопрос об источниках откровения.

Намечая тему будущей лекции, я бы сразу хотел сказать, что источником откровения является кризис, таящийся внутри Единого. Потому что Единое, кроме которого ничего нет, на самом деле, оказывается глубоко тревожным, беспокойным, дискомфортным, дисбалансированным понятием или реальностью. Единое, данное в чистом, безусловном, доведенном до логического конца виде — это крайне противоречивая, кризисная реальность. Если мы исходим из монистической аксиомы, что в начале есть бездна, лишенная определения, то нам просто непонятно, каким образом из этой бездны можно сделать шаг в первую дефиницию. Непонятно, каким образом есть нечто вместо того, чтобы было просто ничто. А ведь восприятие, свидетельствование — это единственная демонстрация того, что ничто нет, а есть нечто. Таким образом, мы подходим к тайне того, что, оказывается, Единое — это квадратный круг. Вместе с тем мы понимаем, что не можем остановиться на идее множественности, двойственности и т. д. Мы сталкиваемся с колоссальнейшим парадоксом духа. Единое есть, как бы даже очевидно, что оно должно быть и кроме него ничего быть не может, но вместе с тем его быть не может, потому что если бы было Единое, то не было бы нас.

Пророк приходит для того, чтобы это разрешить. Он является живой демонстрацией того, что некий духовный импульс приходит извне. Философ, даже такой мудрец как Фалес, не может доказать, что его инспирация «все есть вода» пришла извне. Это интересная мысль, но она в принципе доступна любому. Жрец, поющий ведические гимны, созерцающий Брахмана в его непосредственной чистоте, дервиш, обладающий всеми возможными Силами и Властями, просто совершает аскезу и созерцает, и досозерцался до того, что уже полностью это созерцание его заполнило и трансформировало. Но это все натурально — он и существует для того, чтобы это созерцать, он и есть аспект этого Единого. Но он не сможет сказать того, что говорят пророки, т. е. что Единое существует противоречивым и самоисключающим образом. Это абсолютный парадокс в буквальном смысле. Это указывает на источник, глубоко и принципиально чуждый самой схеме человеческой перцепции. Значит, говоря самым общим образом, существуют две традиции — традиция созерцания и традиция откровения, традиция жрецов и традиция пророков. Как они соотносятся друг с другом? Они соотносятся предельно враждебным, напряженным образом. Речь идет о таких фундаментальных вещах, которые касаются тайны того, почему, смотря, мы видим. Когда имеются два взаимоисключающих ответа на этот вопрос, то речь идет о жизни и смерти — соответственно, жизни и смерти жрецов или, чаще, жизни и смерти пророков. Традиция — это поле битвы между горячим и холодным, в которой рождается теплохладное.