Архив - Сен 29, 2010

Дата
  • Все
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30

Эвола "Фашизм с точки зрения правых"

Il fascismo visto dalla Destra (con note sul III Reich). Settimo Sigillo: Roma, 1989


пер. с итал. В.Ванюшкиной

- IV -

С точки зрения правых фашистская доктрина государства в своих основные чертах, безусловно, заслуживает положительной оценки. Мы оказываемся на орбите здоровой традиционной политической мысли, поэтому сектантская, односторонне очернительская полемика антифашистов должна быть окончательно отвергнута. Однако, необходимо уточнить каким должно было стать практическое воплощение доктрины и какие, заключенные в ней идеи необходимо было выдвинуть на первый план, для того чтобы она обрела безусловный характер. Во-вторых, важно понять в чем состояли основные недостатки фашистской системы и какие ошибки были допущены в практической деятельности.



По первому вопросу скажем лишь то, что принцип приоритета государства над народом и нацией проявляется в идейной оппозиции государства "обществу". Под "обществом" мы понимаем здесь все ценности, интересы и стремления, относящиеся к физической и растительной стороне жизни общества и составляющих его индивидов. С точки зрения принципов существует фундаментальное противоречие между политической системой, основанной на идее государства и системой, в основе которой лежит идея "общества". Ко второму типу относятся разновидности правовых, договорных и демократических государств, развивающихся по аналогичной схеме от либеральной демократии вплоть до так называемых "народных демократий", т.е. коммунизма и марксизма.



С этим антагонизмом связано определение политики в понятиях "трансцендентности". В этом случае основное значение приобретает "героический" или воинский принцип - понимание службы как чести и лояльность в высшем смысле - который лишь в приложении к государству способен обрести существование или хотя бы некоторые аспекты существования. Речь идет об особом высоком идейном напряжении, ведущим как за пределы гедонистического (простое материальное благополучие), так и эвдемонистического (т.е. скорее духовного благосостояния). Несомненно фашизм предпринял попытку выделить это измерение политической реальности (противоположное "социальной"). В основе этой попытки лежало стремление к антибуржуазному, воинственному и даже опасному существованию (известное выражение "жить с опасностью" Муссолини, взятое им у Ницше; в подобной тенденции безошибочно угадывается влияние экзистенциального, фронтового компонента фашизма) и потребность интеграции человека путем "имманентного контакта с высшим законом, объективной волей, превосходящей отдельного индивида". Наличие подобной идеи имеет огромное значение, хотя ее содержание не было адекватно расшифровано.



Оценка того как фашизм пытался осуществить подобное требование (которое необходимо признать безупречным дополнением концепции государства) на практике - неоднозначна. Невозможно отрицать насильственный и внешний характер отдельных инициатив и обычаев фашистской Италии. Однако, это не дает права пренебрегать проблемой, которая и сегодня не потеряла своего значения. Она заключается в решении вопроса о том каким образом надо идти навстречу импульсу "автотрансцендентности", который можно подавить и заглушить в человеке, но который никогда не может исчезнуть окончательно кроме крайних случаев систематического скотского вырождения. "Национальные революции" прошлого пытались создать политический центр кристаллизации данного импульса (вновь подчеркиваем действие "формы" на "материю"), чтобы воспрепятствовать его одичанию и проявлению (или прорыву) в разрушительных формах. Действительно, никто не может отрицать глубинный кризис "рационализации" существования, испытываемый буржуазной цивилизацией. Об этом свидетельствуют многочисленность прорывов иррационального и "элементарного" (в смысле элементарности сил природы) сквозь трещины этой цивилизации во всех сферах жизни.



Сегодня пытаются вновь вернуться к этой причуде "рационализации" и устранить и опорочить все идеи, имеющие отношение к экзистенциальному напряжению, героизму и творческой силе мифа. Это делается во имя "социального" (а не политического) идеала физического благосостояния. Кто-то правильно подметил неизбежность глубокого кризиса в тот момент, когда наконец prosperity и благополучие наскучат. Предвестники его многочисленны: всевозможные формы слепого, анархичного и разрушительного бунта молодежи, бушующего в наиболее благополучных странах свидетельствуют об абсурдности и отсутствии всякого смысла в социализированном, материалистическом и рационализированном существовании, втиснутом в рамки так называемого "общества потребления". В этих странах указанный элементарный импульс - не находя более объекта приложения и предоставленный самому себе - дичает.



Для решения вышеуказанной проблемы в традиционном обществе существовала особая литургия или мистика власти и господства, составляющая неотъемлемую часть системы. Поэтому не стоит безоговорочно осуждать некоторые меры, предпринятые фашизмом и его желание сохранить общую атмосферу высокого напряжения; скорее необходимо определить границу, за пределами которой оставалось лишь нечто пародийное и неаутентичное. Зачастую это происходило вследствие несоответствия принципов и намерений с одной стороны и конкретных людей, призванных осуществить их на практике - с другой.



Однако, в этом случае возникает проблема, которую мы лишь слегка затронем в настоящем исследовании. Очень часто политическую систему указанного нами типа обвиняют в том, что она присваивает себе религиозное значение, уводя стремление человека к вере и самопожертвованию и вообще его волю к самопреодолению от законного объекта его приложения (которым собственно является религия) и направляя на профанические суррогаты. Впрочем, это обвинение имеет смысл лишь с точки зрения наличия субстанциального и непреодолимого противоречия между государством и духовным или сакральным миром. Рассмотрим более подробно откуда возникла подобная идея: с одной стороны - десакрализация и материализация таких понятий как власть, политика и авторитет; с другой - дереализация духовного и сакрального. Тем же духом проникнуто известное выражение "Date a Cesare". Все попытки политической теологии разрешить это противоречие способны привести лишь к компромиссу. В то же время для целого ряда европейских и не европейских традиционных политических систем, в которых та или иная форма сакрализации власти и авторитета служила опорой и законным основанием всей системы этой проблемы просто не существовало. В принципе, авторитет и господство не могут называться таковыми при отсутствии духовной легитимации. В этом случае вся система государства испытывает отсутствие устойчивого центра тяжести для того, что имеет отношение к указанной атмосфере высокого напряжения и выходит за рамки обычной административной и "социальной" системы.



Однако, общая ситуация эпохи и значение, которым обладал в Италии католицизм как общественная сила препятствовали фашизму решить серьезную проблему окончательной легитимации государства. Хотя рано или поздно она неизбежно встала бы перед фашизмом как естественное следствие практического воплощения римской идеи. Поэтому замерли в нерешительности. С одной стороны, Муссолини всегда отстаивал за фашизмом "религиозное" значение, однако, при этом не уточнив какой собственно должна быть эта религиозность, насколько она связана с политической идеей и, следовательно, отличается от обычной, бесформенной набожности, обращенный к сверхъестественному. Он говорил: "Государство обладает не теологией, но моралью". Однако, это не решает проблемы. Мораль должна быть глубоко оправдана и иметь внутренне нормативный характер. В том случае, если она является не просто соглашением о совместном существовании, но чем-то большим необходимо наличие "трансцендентной" основы, благодаря которой она достигает уровня религии и теологии. Поэтому между фашистами и представителями господствующей религии, стремящимися монополизировать все имеющее собственно духовный характер часто возникали разногласия, особенно по вопросам воспитания и духовного формирования нового поколения.



С другой стороны, нельзя отказаться от решения данной проблемы, так как в этом случае будет невозможно опровергнуть те интерпретации движений "фашистского" типа, которые включают их в систему суррогатов в десакрализованном мире, в число современных мистических и "языческих" секуляризаций. Даже такие качества как борьба и героизм, верность и самопожертвование, презрение к смерти и прочее могут иметь иррациональный, натуралистический, трагический и мрачный характер (Кайзерлинг говорил о теллурической окраске "мировой" революции). Это происходит в том случае, если отсутствует вышеупомянутая высшая и трансформирующая точка ориентации, расположенная на более высоком уровне, чем простая этика.




Переходя к следующей области, следует отметить, что если в фашистской доктрине было уделено достаточно внимания указанному фундаментальному противоречию между политическим и "социальным", то этого не сделали по отношению к национал-социализму, взывающему к примитивным чувствам нации и родины и связанному с "традиционализмом". В Италии, вследствие исторически сложившихся обстоятельств это понятие не имело ничего общего с традицией, понимаемой в высшем смысле, но ассоциировалась с буржуазным, "благоразумным", окатоличенным и конформистским умеренным консерватизмом. Объединение с фронтом националистического движения, поскольку он, исходя из аналогичных предпосылок, также пытался активно бороться ("голубые рубашки") против итальянских подрывных движений привело к размыванию фашистской политической идеи. Безусловно, нельзя пренебрегать обстоятельствами, которым подчинена политика как "искусство возможного". В последнее время пафос "родины" и призыв к "национальным" чувствам в борьбе против левых движений является одним из немногих оставшихся пригодных средств. Поэтому в современной Италии "национальные" силы часто ассоциируются с правыми. Однако, с точки зрения принципов здесь происходит та же путаница вследствие которой столь ненавистный правым либерализм сегодня считается именно правым движением.



Связь между "национальными" и революционными движениями, основанными на принципах '89 исторически неоспорима. Для этого даже не надо заглядывать далеко в прошлое, когда зарождение и эмансипация "наций" (даже в форме национальных монархических государств) привели к краху имперской и феодальной средневековой цивилизации. С точки зрения доктрины необходимо решительно противостоять натуралистическому и до некоторой степени до-политическому характеру чувств любви к родине и нации (которые мало отличаются от любви к семье) противоположных чувству, объединяющему людей на политическом уровне, на основе идеи и символа господства. Кроме того, в патриотическом пафосе всегда есть нечто коллективистское: в нем чувствуется так называемое "стадное чувство". Вернемся к этому чуть позже. Теперь имеет смысл поговорить о размывании политической идеи, причиной чего стало чрезмерное усиление (если не считать упомянутого нами объединения фашистов с "националистическими" силами) роли национального мифа с соответствующими лозунгами, что вело фашизм на путь популизма. Для фашизма можно считать характерной смешение националистической идеи с доктриной приоритета государства над нацией (четко сформулированной и объясненной нами в ее традиционном значении). Тем не менее, с точки зрения правых причины этого разнородны и их можно разделить и отнести к двум четко различным идейным мирам.



Учитывая ментальность большинства, уточнение значения концепции родины и нации в целях очищения идеала настоящего государства также может показаться неочевидным. Однако, попытаемся показать сколь легко злоупотребить призывом к родине и нации в самых постыдных целях путем бесстыдной словесной риторики. Например, в Италии в тактических целях в предвыборной борьбе патриотизм демонстративно используется даже теми партиями, которые по сути своей стремятся не только к антигосударственности, но к отрицанию возможного высшего содержания, которое можно извлечь из очищенного и облагороженного национализма. Подобным образом в России говорили о любви к "советской родине", а во время войны с Германией взывали к патриотизму "товарищей". Чистый абсурд с точки зрения коммунистической идеологии. Тем не менее, идею трансцендентной реальности государства можно считать характерной чертой фашизма, его особым "римским" элементом, отличающим его от аналогичных движений, например от национал-социализма, в котором акцент ставился скорее (хотя бы в теории) на народ-расу и так называемый Volksgemeinschaft.



С точки зрения настоящих правых, а не бесхребетных демократических либералов, основным недостатком фашистской системы пожалуй был так называемый тоталитаризм.



Принцип незыблемой центральной власти вырождается и "окостеневает", если его утверждают посредством системы, которая все контролирует, все организует и во все вмешивается согласно известному выражению: "Все в государстве, ничего вне государства, ничего против государства". Если при этом не уточняется как понимается это вмешательство, подобное выражение имеет смысл лишь в рамках государственности советского типа, учитывая ее материалистические, коллективистские и механистические предпосылки, но не в системе традиционного типа, основанной на духовных ценностях, признании достоинства личности и иерархическом принципе. Хотя в политической полемике умудрились придумать общий знаменатель, говоря о тоталитаризме правых и левых - это является чистейшим абсурдом.



Традиционное государство органично, а не тоталитарно. Оно дифференцировано и иерархично, допускает существование частичной автономии. Оно координирует и сплачивает в высшем единстве силы, за которыми однако, признает свободу. Благодаря своей силе, оно не имеет необходимости прибегать к механической централизации: это требуется лишь в крайнем случае для обуздания бесформенной и разрозненной массы индивидов, что, однако, помогает лишь временно сдержать беспорядки, но не устранить их окончательно. Уместно процитировать здесь Вальтера Хайнриха который сказал, что настоящее государство это omnia potens, а не omnia facens, т.е. в центре сосредоточена абсолютная власть, которую государство может и должно заставить уважать, не препятствуя ей в случае необходимости, не впадая в фетишизм так называемого "правового государства". Настоящее государство не вмешивается повсюду, не подменяет собой все, не стремится к казарменному устройству или уравнительному конформизму, вместо свободного признания и лояльности. Оно не допускает неуместного и глупого вмешательства общественного и "государственного" в личное. Традиционный образ - это естественное притяжение отдельных частей к центру, который управляет без принуждения, действуя престижем, авторитетом; может прибегнуть к силе, но насколько возможно воздерживается от этого. Свидетельством действительной силы государства является то насколько оно может позволить частичную и разумную децентрализацию. Систематическое вмешательство государства может стать принципом лишь при социализме технократического и материалистического государства.



Основной задачей настоящего государства является создание особого общего климата (в некотором смысле нематериального), присущего традиционным системам. Это необходимое условие формирования и правильного функционирования системы, в которой свобода всегда была основным фактором. Хорошим примером служит различие в экономической политики США и современной западной Германии. В первом случае федеральное правительство было вынуждено принять суровый антитрестовский закон, чтобы обуздать формы пиратского и циничного экономического деспотизма, зародившегося в атмосфере "свободы" и либерализма. В Германии, в иной атмосфере - во многом сложившейся благодаря влиянию прежнего нацистского режима, что свидетельствует об особой расовой предрасположенности немцев - экономическая свобода выражается в основном в позитивной созидательной деятельности, не нуждаясь в централизующем или ограничивающем контроле со стороны государства.



Таким образом, "тоталитарный" характер отдельных фашистских инициатив свидетельствует об отклонении от более глубокого и значительного принципа. Муссолини говорил о государстве как о "системе иерархий", которые "должны быть одухотворены" и высшим воплощением которых должна стать элита - явно не тоталитарный идеал. В экономическом плане Муссолини отрекся от так называемой "панкорпоративистской" тенденции, имевшей тоталитарный характер и в Трудовой Хартии была открыто признано значение частной инициативы. Наконец, можно сослаться на сам символ ликторской фасции, от которой движение антидемократической и антимарксистской революции чернорубашечников получило свое название и которая по словам Муссолини символизировала "единство, волю и дисциплину". Фасция состоит из отдельных прутьев, связанных вокруг топорика, расположенного в центре, что согласно древнему символизму, общему для многих древних традиций выражает высшее могущество, чистый принцип империи. Одновременно существуют единство и многообразие, органично объединенные в синтезе, в соответствии с ранее упомянутыми идеями.


С другой стороны, современное итальянское демократическое государство продемонстрировало свою способность под "социальными" предлогами действовать гораздо более назойливо нежели фашизм. Настоящему государству скорее можно предъявить иное обвинение: в связи с так называемым "этическим государством". Мы признали позитивный характер концепции государства как принципа или высшей власти, формирующего нацию, а чуть раньше говорили о создании особой общей атмосферы. Одним из основных стремлений фашизма было утверждение нового образа жизни. Агностическому, демо-либеральному государству: "подстилке, на которой валяются все кому не лень", Муссолини противопоставлял идеал государства, "которое постоянно видоизменяет народ" - добавив: "даже его физическую внешность".



Однако, при этом возникает опасность и соблазн использовать прямые, механические, именно "тоталитарные" методы. Между тем в принципе подобное воздействие на нацию предполагает нечто аналогичное каталитическому действию в химии и парадоксальному лишь на первый взгляд правилу "делать, не делая", распространенному на Дальнем Востоке. То есть имеется в виду главным образом духовное влияние, а не внешние и насильственные методы воздействия. Для любого восприимчивого человека очевидна несовместимость подобной идеи с принципами, свойственным этическому государству согласно философской системе, основным представителем которой являлся Джованни Джентиле. В указанной концепции государство низводится до уровня воспитателя или исправительной тюрьмы для несовершеннолетних, а его глава исполняет недостойную роль назойливого и самонадеянного педагога. Однако, тот же Муссолини говорил: "Не надо воображать, что государство как мы его понимаем и желаем возьмет гражданина за руку, как отец своего сына и поведет его". Образец иного позитивного типа представляют отношения между правителем и подданными, вождем и воинами на мужественном и воинском уровне, основанные на свободном подчинении, взаимном уважении и невмешательстве в личные дела и все, что выходит за рамки объективно необходимого для общего дела.



Государство в роли педагога в сфере моральной, личной жизни, а не на объективном и политическом плане свидетельствует о "тоталитарном" аспекте, является недостатком системы. С этой точки зрения наиболее типичным примером является так называемая фашистская "демографическая компания" в высшей степени одиозная, даже если бы она не основывалась на абсурдном принципе "количество - это сила", опровергаемом всей известной нам историей. "Количество" всегда подчинялось небольшой группе господ, империи создавались единицами, а не чрезмерно расплодившейся массой обездоленных и парий, стекавшихся на самые плодородные земли, не имея на это иного права, кроме своей нищеты и многочисленного потомства. Более того в Италии, население которой итак было избыточным демографическая компания была более абсурдной, чем в любой другой стране. Как обычно, заблуждения наряду с безответственностью мешают признать проблему, важность которой невозможно переоценить. Она состоит в том, что естественный, устрашающий рост общего населения является одним из важнейших факторов кризиса и социальной нестабильности нашего времени: поэтому положительной оценки заслуживают энергичные и даже насильственные меры, предпринятые сверху для общего блага в целях ограничения, а не обострения этой эпидемии (как произошло в Италии).



В подобной роли назойливого педагога фашистское государство выступало в своей заботе о "мелкой морали" вместо "великой морали": особенно это касается репрессивных мер и запретов в области сексуальной жизни. В этом безусловно проявился буржуазный аспект фашизма. Необходимо признать, что в области морали фашизм мало чем отличался от пуританской системы демо-христианского типа. Понятие этика (в своем традиционном значении) принципиально отличается от морали в понимании буржуазного общества. "Воинское" общество (а фашизм претендовал стать началом нового итальянского общества подобного типа) никогда не было "морализаторским" или лучше сказать, используя выражение Вильфреда Парето, обществом "виртуизма". В "воинском" обществе признается свобода личности и существует стремление к высокому идейному напряжению, а не к "морализаторству".



Впрочем, эта проблема выходит за рамки нашего исследования. Необходимо лишь особо отметить, что настоящее государство и его правители оказывают свое формирующее влияние посредством престижа, путем обращения к особым формам чувствительности, к склонностям и интересам индивидов. Если указанное обращение не находит отклика, другие методы не помогут. Народ и нация начнут метаться во все стороны или превратятся в податливую массу в руках демагогов, искушенных в искусстве воздействия на самые примитивные и до-личностные инстинкты человека.



В заключение рассмотрим вкратце концепцию свободы и сделаем несколько замечаний по поводу значения, которое может иметь свобода в государстве, основанном не на договорной, но добровольной основе каким хотело стать фашистское государство.



Платон сказал, что тому, кто не имеет господина в самом себе, стоит иметь его хотя бы вне себя. Необходимо понять разницу, существующую между позитивной и чисто негативной, т.е. внешней свободой, которой может пользоваться равным образом тот, кто свободен по отношению к другим, но совершенно несвободен по отношению к себе, т.е. к натуралистической части своего собственного существа. К этому можно добавить хорошо известное различие между теми, кто свободен от чего-либо и для чего-либо (для данного дела...). В предыдущей работе мы говорили о том, что основной причиной экзистенциального кризиса современного человека стало завоевание негативной свободы, с которой в конце концов даже не знают что делать, принимая во внимание отсутствие смысла и абсурдность современного общества. Действительно личность и свобода возможны лишь на основе освобождения от натуралистических и примитивно индивидуалистических уз, характерных для до-государственных и до-политических форм в чисто социальном и утилитарно-договорном смысле. Таким образом, настоящее государство, характеризуемое указанной "трансцендентностью" политического плана создает атмосферу благоприятную для развития личности и настоящей свободы, в смысле virtus согласно классическому значению этого слова. Истинное государство постоянно требует от человека преодоления самого себя, пределов простого растительного существования. Чтобы этого достигнуть необходимо указать правильные точки ориентации, так как лишь в этом случае результат будет реально "мистическим", т.е. направленным вверх (для этой цели явно непригодна абстрактная идея "общего блага", являющаяся гипертрофированным "индивидуальным благом", понимаемое в материальном смысле). Таким образом, показав двойственный характер "тоталитаризма" необходимо решительно опровергнуть широко распространенное мнение, состоящее в том, что политическая система, основанная на принципе авторитета в принципе несовместима с ценностями личности и душит свободу. Свобода, страдающая от негативного влияния государства - лишь пошлая, ничтожная, бесформенная и по сути незначительная свобода. Перед лицом этой фундаментальной истины вся аргументация "нового гуманизма" интеллектуалов и литераторов теряет всякий смысл.



Однако, для полной ясности, возвращаясь к сказанному нами по поводу искусства демагогов, надо бескомпромиссно признать, что наряду с "мистической" возможностью существует "катагогическая" (направленная вниз). То есть для индивида существует возможность "преодолеть себя", собственные пределы, подчиняя собственные насущные интересы, в нисходящем, а не восходящем направлении. Именно это происходит в "массовом государстве", в коллективистских и демагогических движениях по сути эмоциональных и субрациональных. Они способны дать отдельному индивидууму иллюзорное мимолетное ощущение экзальтированной, напряженной жизни. Однако, за это неизбежно приходится расплачиваться регрессией, умалением личности и подлинной свободы. Зачастую сложно отличить одну возможность от другой, эти два явления могут даже смешиваться. Но мы указали правильные точки ориентации, что позволит избежать тенденциозного использования против политического режима (который мы пытаемся определить, ориентируясь на позитивные, традиционные принципы, даже если они не были реализованы в практической деятельности) аргументов, которые действительны лишь против системы абсолютно иного типа. Мы уже говорили, что отождествление "тоталитаризма" правых и левых - абсурдно. Необходимо окончательно прояснить существующее между ними различие, определив "тоталитаризм" правых - как "анагогический" (направленный вверх), а "тоталитаризм" левых - как "катогогический" (направленный вниз). Поэтому лишь для недальновидного человека их направленность против статичности буржуазного индивида - ограниченного и опустошенного - свидетельствует об их идентичности.



главная   =>   тексты   =>   Эвола

Эвола "Ориентации"

пер. с итал. В.Ванюшкиной

1. - Хватит тешить себя оптимистическими иллюзиями. Сегодня мы находимся в конце цикла. Веками, поначалу незаметно, затем подобно лавине разрушительные процессы уничтожали на Западе всякий нормальный, законный порядок; фальсифицировали высшую концепцию жизни, действия, знания и борьбы. Скорость этого падения, его головокружительность была названа "прогрессом". Ему воспевали гимны, пытаясь обмануть самих себя тем, что эта цивилизация - материалистическая и механизированная - является цивилизацией в высшем смысле, естественным итогом всей мировой истории. Это продолжалось до тех пор, пока последние завоевания "прогресса" не заставили кое-кого очнуться.

Известно где и под какими знаменами была предпринята попытка организовать сопротивление этому безудержному скатыванию в пропасть. Первой восстала нация, которая - со времен своего объединения - задыхалась в затхлой атмосфере либерализма, демократии и конституционной монархии, но осмелилась вернуться к римскому символу, ставшему основой новой политической концепции и нового идеала мужества и достоинства. Те же силы пробуждались в нации, которая в Средние Века также сделала своим римский символ Imperium во имя возрождения принципа авторитета и возвращения к ценностям, рожденным кровью, расой, сокровенными силами своего племени. По мере того, как подобные движения появлялись и в других европейских странах, на азиатском континенте возникла третья сила - нация самураев, которая, приняв внешние формы современного мира, не отреклась от верности воинской традиции, воплотившейся в символе солнечной Империи божественного происхождения.

Мы не склонны утверждать, что упомянутые движения были безукоризненны. В них чувствовалось неумение четко отличить главное от второстепенного; их вожди далеко не всегда оказывались на высоте исповедуемых идей; они не сумели преодолеть влияния отдельных негативных тенденций. Однако, учитывая наличие неотложных, первостепенных политических задач, процесс идеологического очищения отошел на второй план. Несмотря на несовершенство, было очевидно, что возникло объединение сил, бросивших открытый вызов "современной" цивилизации: как демократическим наследникам Французской Революции, так и коллективистскому обществу Четвертого Сословия, коммунистическому обществу безличного человека-массы, представляющего собой крайнюю форму вырождения западного человека. Ритмы убыстрялись, напряжение росло, дело дошло до вооруженного столкновения. Победила массированная мощь коалиции, которая не проявила особой брезгливости в выборе союзников и прибегла к лицемерной, идеологической мобилизации, чтобы раздавить мир, поднимающийся с колен и желающий утвердить свое собственное право. Оставим в стороне вопрос о том, были ли наши люди на высоте поставленной задачи, об их ошибках и недостатках, так как это не имеет никакого отношения к внутреннему смыслу разыгравшегося сражения. Равным образом нас не интересует и то, как история насмеялась над победителями: демократические силы, объединившиеся с красными, дойдя до безумного требования безоговорочной капитуляции и тотального уничтожения, сегодня обрели в лице своего вчерашнего союзника гораздо более серьезного врага.

Имеет значение лишь то, что сегодня мы находимся в мире руин. Проблема, стоящая перед нами, заключается в следующем: остались ли еще люди, выстоявшие среди руин? И что они должны, что еще могут сделать сегодня?

2. - Данная проблема выходит за рамки коалиций прошлого, учитывая, что сегодня победители и побежденные находятся в равном положении и единственным результатом второй мировой войны стало то, что Европа является объектом внешнеевропейских интересов. К тому же окружающее нас опустошение носит прежде всего моральный характер. Вокруг царит атмосфера всеобщей моральной анестезии, глубочайшей дезориентации. Несмотря на избитые лозунги, в обществе потребления и демократии основной характеристикой человека послевоенного поколения стало исчезновение характера и подлинного достоинства, идеологический маразм, господство нижайших интересов, желание жить одним днем.

В связи с этим становится понятно, что основная проблема имеет внутренний характер: подняться с колен, внутренне возродиться и распрямиться, дать себе форму, установить порядок в самом себе. Ничего не извлек из уроков истории тот, кто сегодня тешит себя иллюзиями возможности чисто политической борьбы силой каких-либо лозунгов или системы, если им не соответствует новое человеческое качество. Сегодня это очевидно как никогда. Если Государство обладает теоретически совершенной политической или социальной системой, но при этом человеческая субстанция неполноценна, то это Государство рано или поздно скатится на самое дно. Если же народ, раса способны родить настоящих людей, обладающих способностью правильного понимания и верным инстинктом, то даже если политическое устройство этого Государства далеко от совершенства, оно достигнет высочайшего уровня и устоит перед лицом тяжелейших испытаний. Таким образом, наша позиция прямо противоположна фальшивому "политическому реализму", способному мыслить исключительно категориями программ, практических организаторских вопросов, социальных и экономических рецептов, т.е. второстепенным, а не фундаментальными понятиями. То, что можно еще спасти зависит лишь от существования людей, не проповедующих новые рецепты, но являющих собой пример; не склоняющихся перед демагогией и материализмом масс, но пробуждающих иное восприятие и иные интересы. Проблема на самом деле заключается в том, чтобы опираясь на то, что еще сохранилось среди руин, постепенно реконструировать нового человека, возродить его, дав ему особое состояние духа и мировоззрение и связав его крепкими узами с определенными принципами.

3. - Каково же то духовное состояние, которое может послужить примером для сил сопротивления? Это - дух легионера. Это люди, которые предпочитают суровую и опасную жизнь, умеют сражаться, даже зная, что сражение уже проиграно (в материальном смысле); которые способны оценить слова древней саги: "Верность сильнее огня". Своим существованием они утверждают традиционную идею, состоящую в том, что именно чувства чести и позора (а не избитые истины мелкой морали) определяет существенное, экзистенциальное различие между людьми, так же как и между расами.

С другой стороны, это путь тех людей, для которых отныне цель стала средством; иллюзорность мифов не затрагивает в них того, что они способны достигнуть сами по себе, на границе между жизнью и смертью, по ту сторону мира возможностей.

Основой нового единства может стать именно подобное духовное состояние. Важно суметь достичь его, взять на себя, сохранять не только в период войны, но и (и даже в первую очередь) в мирное время, которое на самом деле является лишь кратким перемирием в сражении с плохо сдерживаемым хаосом. Единство, возникающее на подобной основе должно стать чем-то более существенным, чем просто "партия" (которая может служить лишь временным орудием в конкретной политической борьбе) или "движение" (если под ним подразумевают лишь объединение масс, что является скорее количественным, чем качественным явлением, основанным на эмоциях, а не твердой, ясной приверженности идее). Это должна быть бесшумная революция, свершающаяся в глубине. В первую очередь в себе, в нескольких людях необходимо создать предпосылки порядка, который затем будет установлен вовне, в благоприятный момент молниеносно устранив разрушительные силы современного мира. Должен возобладать "стиль", основанный на верности самому себе и идее, сосредоточенной мощи, неприятии компромиссов, тотальном усердии, проявляющемся не только в политической борьбе, но и в повседневной жизни. Необходимо достигнуть такого состояния, чтобы описываемый нами тип человека был сразу заметен, чтобы его невозможно было спутать с другими, чтобы с первого взгляда можно было сказать: "Это наш человек".

Именно о подобном человеке мечтали создатели нового европейского порядка. Однако реализации этой мечты воспрепятствовали определенные факторы. Сегодня мы находимся в лучших условиях, так как позиции уже определились и мы прекрасно знаем, чем не должны быть. Бесформенному миру, живущему по принципу: "Да кто тебя заставляет" или: "Сначала желудок, шкура, а потом мораль", или же: "Сейчас не те времена, когда можно позволить себе роскошь иметь характер" и, наконец: "У меня семья" мы можем твердо и прямо сказать "Мы не можем по другому, это наш путь, таковы мы". Наша победа зависит не от ловких агитаторов и политиканов, но лишь от естественного признания превосходства и престижа людей как прошлого, так и (и даже в большой степени) нового поколения, способных жить и действовать на указанных принципах, что лишь одно дает гарантию их идее.

4. - Таким образом, мы делаем ставку на нового человека, который постепенно должен занять главенствующие позиции, не взирая на вчерашние заслуги, чины и социальное положение. Этот человек станет мерилом нашей мощи, собственного призвания. Необходимо четко понять, что новый человек не имеет ничего общего с классами как экономическими категориями и сопутствующими им противоречиями. Он может быть бедным или богатым, рабочим или аристократом, служащим или предпринимателем, теологом, инженером, крестьянином и даже политиком. Но этот человек должен понимать необходимость внутренней дифференциации, которая станет совершенной, когда вновь исчезнут сомнения в призвании и умении приказывать и подчиняться, когда возродившийся символ незыблемого авторитете воцариться в центре новых иерархических структур. Избранное нами направление является как антибуржуазным, так и антипролетарским, чистым от демократической заразы и "социальных" капризов. Оно ведет нас к ясному, мужественному, упорядоченному миру, созданному и управляемому людьми. Тип настоящего человека, абсолютной личности характеризуется презрением во всех областях к буржуазному мифу "безопасности", стандартизированной, конформистской, ручной и "морализованной" серой жизни; презрением к одурманивающим узам коллективистской и механизированной системы, к любой идеологии, предпочитающей путанные "социальные" ценности ценностям героическим и духовным. Мы сможем добиться чего-либо лишь тогда, когда вновь пробудится любовь к стилю активной безличности, когда станет важно действие, а не индивидуум; когда утверждают не самого себя, но дело, ответственность, взятую на себя задачу, поставленную цель. Там, где господствует подобный стиль, упрощается решение многих задач экономического и социального плана, которые невозможно решить из вне без соответствующего изменения духовного фактора и устранения идеологической заразы самим своим существованием обрекающей на неудачу всякую попытку возврата к норме и искажающей даже само понимание того, что это такое.

5. - Как в теории, так и в практической жизни крайне важно, чтобы новый человек четко видел взаимосвязь причин и следствий и сущностную непрерывность движения, породившего разнообразные политические формы, кружащие сегодня в хаосе партий. Либерализм, демократия, социализм, радикализм и наконец коммунизм и большевизм - лишь разные стадии одной и той же болезни, каждая из которых неизбежно ведет к следующей в общем процессе разложения. Началом этого процесса стал разрыв западного человека с традицией, отрицание высшего символа авторитета и господства, стремление к пустой и иллюзорной индивидуальной свободе, к раздробленности и разобщенности вместо сознательного желания быть частью общего органичного и иерархичного единства. В конце концов, индивидуум оказался перед лицом миллионов других индивидуумов, вовлеченным в царство количества, чистого числа, в мир масс - материалистических и не имеющих иного Бога, кроме всепоглощающей экономики. На этом пути нельзя затормозить на полдороги. Не было бы Французской Революции и либерализма, не было бы конституционализма и демократии, без них в свою очередь не было бы и социализма и демагогического национализма; не будь социализма, не появились бы радикализм и наконец коммунизм. То, что сегодня иной раз отдельные формы подменяют друг друга или даже враждуют, не должно препятствовать осознанию того, что на самом деле все они взаимосвязаны, взаимообусловлены и являются лишь различными стадиями одного и того же движения, разрушающего нормальный и законный социальный порядок. Величайшим заблуждением наших дней является то мнение, что демократия и либерализм являются противоположностью коммунизма и способны сдержать натиск низших сил, которые на профсоюзном жаргоне называют "прогрессивным" движением. С таким же успехом можно считать сумерки противоположностью ночи или менее ярко выраженную форму зла - противоположностью четко выраженной и постоянно присутствующей формы того же зла, либо пытаться лечить отравление менее концентрированным раствором того же яда. Уроки прошлого, повторяющиеся повсюду изо дня в день, так ничему и не научили правительство "освобожденной Италии". Оно по-прежнему трогательно рядится в устаревшие и бесполезные политические маски на парламентском карнавале; танец смерти на пробуждающемся вулкане. Но мы должны научится мужеству радикализма, умению сказать нет политическому декадентству во всех его формах как левых, так и мнимо правых. Необходимо понять, что нельзя вступать в сделку с силами разрушения, попытка уладить дело мирным путем равноценна сдаче, поражению сегодня и окончательному уничтожению завтра. Идейная принципиальность - это готовность в нужный момент выступить вперед с чистыми силами.

При этом безусловно необходимо отречься от идеологических заблуждений, к сожалению распространенных в довольно широких кругах молодежи. Пытаются оправдать произошедшее тем, что якобы ранее свершенные разрушения были необходимы и служили "прогрессу". Утверждают, что надо сражаться не за известные уже истины, всегда лежавшие в основе любого правильного социально-политического устройства, но за нечто "новое", расположенное в детерминированном будущем. Нам смешны обвинения в "антиисторизме" и "реакционности". Не существует Истории с большой буквы, некой мистической сущности. Люди, насколько они действительно люди делают и изменяют историю. Так называемый "историзм" на самом деле - это тот же "прогрессизм" в терминологии левых и весь его смысл состоит лишь в усилении пассивности по отношению к набирающему силы потоку, влекущему все ниже и ниже. Что до "реакционности", спросите обвиняющего вас: А, вы, значит, хотите, чтобы пока вы действовали, всё разрушая и профанируя, мы не "реагировали", а смотрели бы на все это и даже говорили вам: молодцы, продолжайте? Мы не "реакционеры" лишь потому, что это слово недостаточно сильно и в первую очередь потому, что мы основываемся на позитивном, являемся представителями изначальных и реальных ценностей и не нуждаемся в свете "солнца будущего".

В частности в свете нашего "радикализма" становится очевидной незначительность противоречия между красным "Востоком" и демократическим "Западом". Столь же трагически незначительным выглядит возможный вооруженный конфликт двух блоков. Конечно, можно пытаться выбирать меньшее из зол, так как победа в войне "Востока" привела бы к физическому уничтожению последних представителей сопротивления. Однако, с точки зрения идеи СССР и США - это клещи с двух сторон, сжимающиеся в железной хватке вокруг Европы. Различные по форме, но одинаковые по сути они вдохновлены одной силой, чуждой и враждебной. Стандартизация, конформизм, демократическая уравниловка, мания производства, насильственный brains trust, материализм и наконец американизм лишь расчищают путь конечной фазе - коммунистическому идеалу человека-массы. Американизм отличается лишь тем, что атака на качество и личность ведется не насильственными и принудительными методами как при марксистской диктатуре, но почти спонтанно путем создания общества, не знающего более высоких идеалов, чем богатство, потребление, доход, неудержимый рост производства, т.е. то, что является идеалом и современной Европы, только более ярко выраженный и доведенный до абсурда.

Но примитивизм, механистичность и животность встречаются как с одной, так и с другой стороны. В определенном смысле американизм для нас опаснее коммунизма, так как действует подобно Троянскому коню. Когда атака на сохранившиеся ценности европейской традиции ведется впрямую, как это свойственно большевистской идеологии и сталинизму возникает противодействие, можно сохранить отдельные, пусть даже слабые бастионы сопротивления. Когда же то же зло действует более изощренно и перемены в обычаях и общем мировоззрении происходят незаметно, то дело обстоит иначе. Во имя демократии с легким сердцем, подчинившись влиянию американизма, Европа сама отказалась практически уже от всех своих идеалов, так что возможно не понадобится даже военного вмешательства, чтобы путем "прогресса" прийти к тому же состоянию. Повторим, на полпути не останавливаются. Американизм, желая того или нет, работает на своего врага, на коллективизм.

6. - В связи с вышесказанным наш реконструктивный радикализм утверждает невозможность компромисса не только с любым проявлением марксистской или социалистической идеологии, но и со всем, что можно объединить понятием ослепления или демонизма экономики. Мы имеем в виду идею, утверждающую, что как в индивидуальной, так и коллективной жизни экономический фактор является первостепенным и решающим; что концентрация всех ценностей и интересов на экономическом и производственном уровне является не беспрецедентным заблуждением современного западного человека, но нормой; не тем, возникает лишь по случайной необходимости, но тем, что стоит восхвалять и к чему надо стремиться. Из этого мрачного замкнутого круга не способны найти выхода ни капитализм, ни марксизм. Мы должны разорвать этот круг. Тогда как другие думают лишь об экономических классах, работе, зарплате и продукции, веря в то, что подлинный человеческий прогресс и истинное совершенство личности обусловлены конкретной системой распределения благ, и, следовательно, зависят от бедности или богатства, т.е. связаны с государством prosperity США или утопическим социализмом. Мы утверждаем, что подобная точка зрения неприемлема. Мы утверждаем, что в нормальном человеческом обществе экономика и экономические интересы как средство удовлетворения физических потребностей играли, играют и всегда будут играть лишь второстепенную роль. Мы утверждаем, что вне сферы экономических интересов необходимо утвердить высшие ценности: политические, духовные и героические, не признающие и не допускающие деления на "пролетариев" и "капиталистов" и, что лишь при наличии этих ценностей возможны идеи, ради которых стоит жить и умирать, подлинная иерархия и новое достоинство, лишь в этом случае воцарится высшее воплощение господства imperium.

Рассуждая таким образом, мы удаляем сорную траву, проросшую даже в наших рядах. Действительно, что означают все эти разговоры о "Государстве труда", "национал-социализме", "гуманизме труда" и т.п. К чему ведут сомнительная идея "интегрального корпоративизма" и требования регресса политики в экономику, раздающиеся среди отдельных представителей фашистской партии, но к счастью не находящие поддержки. Что за странное желание считать "социализм" универсальным средством от всех напастей, а "социальную идею" - символом новой цивилизации, которая непонятным образом должна отличаться как от "Запада", так и от "Востока".

Подобные взгляды, к сожалению, находят широкое распространение среди наших сторонников. Они считают, что таким образом сохраняют верность "революционному" духу, хотя на самом деле лишь поддаются более сильному внушению деградировавших политиканов. К этому же разряду относится пресловутый "социальный вопрос". Когда же наконец поймут, что марксизм возник не потому, что действительно существует социальный вопрос, но наоборот социальный вопрос родился из марксизма, т.е. искусственным путем, вследствие агитации известных "разжигателей" классового сознания, о чем недвусмысленно заявил Ленин, опровергая спонтанность революционного пролетарского движения. Поэтому он является заведомо неразрешимым.

В связи с этим одной из первоочередных задач является депролетаризация. Здоровой части народа необходимо сделать прививку против вируса социализма. Лишь при этом условии возможно проведение необходимых реформ.

Так, в частности можно по иному взглянуть на идею корпоративизма как основу реорганизации. Корпоративизм должен стать не государственной, бюрократической структурой, поддерживающей разрушительную идею классовой борьбы, но необходимостью восстановления внутри предприятия единства, солидарности различных сил; единства, существовавшего ранее, но нарушенного с одной стороны капитализмом (возникновением паразитического типа капиталиста-финансиста и спекулянта), а с другой марксистской агитацией. На предприятии должен воцарится дух воинской дисциплины; ответственность, энергичность и компетентность руководителя должна уравновешиваться солидарностью и верностью рабочих, сплоченных вокруг него общим делом. Основная задача состоит в органической реорганизации предприятия и для этого нельзя прибегать к низким методам пропаганды и в целях предвыборной агитации заискивать перед бунтарским духом низов, рядясь в одежды "социальной справедливости".

Короче говоря, необходимо восстановить на производстве стиль активной безличности, достоинства и солидарности, свойственный старинным ремесленным и профессиональным корпорациям. Никаких профсоюзов с их "борьбой" и постоянным вымогательством. Но повторим - надо начинать изнутри. Важно, чтобы каждый сумел любым проявлениям социального недовольства и антагонизма противопоставить любовь к своему собственному месту, соответствующему его призванию, тем самым признавая пределы своих способностей и совершенства: так ремесленник, овладевший в совершенстве своей профессией, безусловно, выше плохого царя.

В частности возможна замена партийного парламентаризма системой технического профессионализма и корпоративного представительства. Но при этом нельзя забывать, что в целом профессиональную иерархию нельзя ставить выше общей иерархии, так как первая является средством, необходимо подчиненным целям, выражаемым политической и духовной частью Государства. Идея "государства труда" равноценна приравниванию части к целому, т.е. как если бы мы рассматривали человеческий организм лишь как некий механизм, сведенный до чисто растительно-физических функций. Подобные идеи для нас неприемлемы. "Социальная идея" не может стать основой третьего пути, противоположного как "Западу", так и "Востоку". Для этого необходима идея интегральной иерархии. Сомнения здесь недопустимы.

7. - Несмотря на то, что идеал мужественного и органичного политического единства составляет неотъемлемую часть разрушенного мира, необходимо сказать несколько слов о тех случаях, когда этот идеал подвергался искажениям и практически исчезал. Мы имеем в виду ложный путь "тоталитаризма". Правильное понимание этого вопроса крайне важно, так как в ином случаем мы можем сыграть на руку противнику. Бывают иерархии и иерархии, а органичная концепция не имеет ничего общего с маразматическим культом Государства и уравнительской централизацией. Для индивида реальное преодоление как индивидуализма, так и коллективизма осуществимо лишь в том случае, когда люди стоят перед людьми в естественном разнообразии их природы и качеств. Единство, преодолевающее раздробленность и абсолютизацию частного должно быть по сути своей духовным: чем-то подобным влиянию, исходящему из центра и задающему ориентацию; импульсу, принимающему самые разнообразные формы в зависимости от конкретных обстоятельств, в которых он проявляется. В этом состоит подлинная сущность "органичной" концепции, противоположной негибким и поверхностным отношениям, свойственным "тоталитаризму". Лишь при этом условии возможна реализация достоинства и свободы личности, которые либерализм способен понять лишь в индивидуалистическом, уравнительном и собственническом смысле. Именно с этой точки зрения необходимо рассматривать структуры нового социально-политического строя, твердо и четко разграничивая эти концепции.

Однако, подобное устройство с необходимостью требует наличия центра, высшей точки ориентации. Нужен новый символ авторитета и господства. Должна быть поставлена четкая, ясная задача; идеологические уловки неприемлемы. Так называемая проблема общественного устройства в данном случае второстепенна; основной задачей является создание особой атмосферы, под влиянием которой способны обрести новую жизнь такие черты как верность, преданность, служение, внеиндивидуальное действие и преодолеть серость, механистичность и неискренность современного социально-политического мира. Однако этот путь может завести в тупик в случае неспособности к аскетизму чистой идеи. Для многих ясное видение правильного направления затмевают как отдельные неудачные моменты наших национальных традиций, так и (и даже в большей степени) трагические последствия прошлого. Мы говорим о тех, кто осуждает монархию, имея в виду не чистый принцип, а лишь символ, лишенный сути и мужественности и сохранившийся в жалком виде конституционной, парламентской монархии. С чем действительно несовместимы наши взгляды, так это с республиканской идеей. Быть антидемократом и при этом защищать республиканскую идею - очевидный абсурд. Республика (само собой современная, так как античные республики были аристократическими как Рим или олигархическими и, в последнем случае нередко тиранического типа) по сути своей рождена миром, проникнутым духом якобинства и антитрадиционного, антииерархического движения 19 века. Это не наш мир и его идеи не могут быть нашими. В принципе, если нация переходит от монархии к республике, то она необходимо становится "деклассированной". В частности, в Италии из ложной верности идеям фашизма времен Сало не имеет смысла исповедовать республиканскую идею, так как тем самым одновременно предается нечто большее и лучшее, выбрасывается на ветер основа идеологии двадцатилетнего периода, т.е. доктрина Государства в функции авторитета, власти, imperium.

Без этой идеологии невозможно удержаться на высоте и не подыграть противнику. Конкретизацию символа на данный момент можно оставить в стороне: основной задачей является молчаливая подготовка духовной атмосферы, в которой возродится и вновь обретет значение во всей своей полноте символ незыблемого вышестоящего авторитета. Совершенно очевидно, что эта роль абсолютно не подходит выборному "президенту" республики и тем более народному трибуну или предводителю, обладающим бесформенной индивидуальной властью, полностью лишенной высшей легитимности и опирающейся на шаткий престиж, заработанный игрой на иррациональных инстинктах масс. Подходящее название для подобной власти - "бонапартизм"; она является не противоположностью демагогической, "народной" демократии, но ее логическим завершением: одним из наиболее мрачных персонажей Шпенглеровского "заката Запада". Это еще один пробный камень для наших: умение почувствовать эту разницу. Уже Карлейль говорил о "мире слуг, желающих правления псевдогероя", а не Господина.

8. - В том же ряду стоит проблема отношения к патриотизму и национализму. Прояснение ее также крайне необходимо, так как сегодня многие, пытаясь спасти то немногое, что еще сохранилось, обращаются к сентиментальной и одновременно натуралистической национальной идее. Это понятие чуждо более высокой европейской традиции и мало совместимо с самой идеей государства, о которой мы говорили ранее. Даже если забыть о том, что идею патриотизма в риторических и лицемерных целях вызвали к жизни наши противники, сама по себе в наше время она неприемлема. Во-первых, потому, что она препятствует созданию крупных сверхнациональных блоков и во-вторых, так как становится все более очевидной необходимость поиска общих европейских ориентиров, способных объединять вне рамок неизбежного партикуляризма, присущего натуралистической национальной идее и еще в большей степени "национализму". Это прежде всего принципиальный вопрос. Политический уровень как таковой превосходит тот уровень, на котором возникают общие натуралистические понятия, такие как нация, родина и народ. На высшем уровне объединяет и разделяет идея, носителем которой является элита, реализация же ее происходит посредством Государства. Поэтому доктрина фашизма (в данном вопросе верная лучшей европейской традиции) считает приоритетными Идею и Государство по сравнению с нацией и народом, считая, что лишь в рамках Государства нация и народ способны обрести форму и достигнуть более высокого уровня существования. В кризисный период (как сегодня) необходимо стойко хранить верность этой доктрине. Наша истинная родина в Идее. Объединяет не земля или язык, но общая идея. Это основа, точка отсчета. Коллективистскому единству нации - des enfants de la patrie - рожденному якобинской революцией, мы противопоставляем идею Ордена, объединяющего людей верных принципам, свидетелей высшего авторитета и высшего закона, рожденных Идеей. Добиваясь в практических целях новой национальной солидарности нельзя идти на компромисс; единство должно быть создано и определено на основе Идеи - как политической идеи и мировоззрения. В другом случае результат будет иллюзорным. Иного пути сегодня нет: необходимо, чтобы среди руин начался процесс восстановления изначальных идей, который, основываясь на элитах и символе авторитета или господства, объединит народы в традиционные великие Государства, подобно тому, как формы рождаются из бесформенного. Требование реальности идей не должно привести к скатыванию на суб-политический уровень: натуралистический и сентиментальный уровень риторического лжепатриотизма. Если все-таки желание примерить нашу идею с национальными традициями остается - будьте осторожны. Существует "история родины", написанная масонскими и антитрадиционными историками, стремящимися объяснить все проблематичные аспекты итальянской истории особенностями национального характера. Мы не согласны признать себя в этой фальсифицированной истории. Мы охотно отказываемся от нее в пользу тех итальянцев, которые в "освобождении" и партизанском движении видят "Второе Возрождение".

Идея, Орден, элита, Государство - вот наши позиции и мы будем удерживать их насколько это возможно.

9. - Необходимо сказать несколько слов о проблеме культуры. Мы не хотим преувеличивать ценность культуры. "Мировоззрение" основывается не на книгах; это внутренняя форма, которая иной раз в человеке без особого образования выражена куда более ярко, чем у иного "интеллектуала" или ученого. Необходимо понять, что человек открыт для любого влияния, даже такого перед которым он не способен устоять, которое не может правильно понять и оценить.

Мы говорим здесь об этом лишь для того, чтобы вкратце объяснить, как обстоят дела в этой области. В современном мире существуют специфические движения, от которых молодежь обязана внутренне отгородиться. Мы уже говорили в начале об особом стиле, внутреннем стержне. Этот стиль требует правильного знания и в первую очередь молодые должны научится различать отравляющее влияние, оказываемое на все поколение различными движениями, объединенными искаженным и фальшивым мировоззрением. В той или иной форме эти яды отравляют культуру, науку, социологию, литературу; действуют подобно очагам инфекции, которые необходимо выявить и уничтожить. Среди них, кроме исторического материализма и экономизма, о которых мы уже говорили, стоит особо отметить дарвинизм, психоанализ и экзистенциализм.

Против дарвинизма восстает достоинство человеческой личности, осознающей свое истинное место не в роли одного из многочисленных видов животных, эволюционировшего путем "естественного отбора" и всегда привязанного к животному, примитивному предку, но как существо, которое должно возвысится над биологическим уровнем. Даже если о дарвинизме сегодня больше не кричат на всех перекрестках, тем не менее, основное осталось - биологический миф Дарвина в том или ином варианте стал догмой; кто его не признает, подвергается анафеме со стороны "науки", он торжествует в материализме как марксистского, так и американского общества. Современный человек настолько привык к этой деградированной концепции, что признает ее с легкостью и даже считает естественной.

Против психоанализа выступает идеал Я, не отрекшегося, желающего остаться сознательным и независимым, повелителем темной, нижайшей части своей души и демона сексуальности; оно не чувствует себя ни "подавленным", ни психологически раздробленным, но реализует равновесие всех своих возможностей, подчиняемых высшему смыслу жизни и действия. Можно отметить одно интересное совпадение: отрицание приоритета сознательного принципа личности, выделение бессознательного, иррационального, "коллективного бессознательного" и другие подобные выверты психоанализа и аналогичных школ прямо соответствуют тем принципам, на которых в современном социальном историческом мире основываются движение снизу, разрушение, революционная замена высшего низшим и отрицание всякого принципа авторитета. В двух различных сферах действует та же тенденция и результаты не могут не совпадать.

Экзистенциализм, если даже рассматривать его как собственно философию, хранимую сегодня узкими кругами специалистов, по сути своей является особым душевным состоянием, которое в результате кризиса стало постоянным; истину сломанного и противоречивого человеческого типа, воспринимающего свободу как тоску, трагедию и абсурд, так как он не чувствует себя достойным этой свободы, от которой не волен освободится и к которой приговорен в мире, лишенном ценности и смысла. И это притом, что уже Ницше указал путь к новому обретению смысла жизни и возможность дать самому себе закон и незыблемую ценность даже перед лицом радикального нигилизма под знаком позитивного экзистенциализма, согласно его выражению: экзистенциализма "знатной натуры".

Подобные идеи необходимо преодолеть, причем не просто интеллектуально, но пережив, реализовав все указанные тенденции в их прямом значении во внутренней жизни и в собственном поведении. Сопротивление невозможно, пока поддаются влиянию подобных форм ложного и извращенного мышления. Только преодолев их отравляющее влияние можно достигнуть ясности, прямоты, силы.

10. - Теперь поговорим немного о проблеме поведения. Коммунизм бросил лозунг антибуржуазности, подхваченный некоторыми представителями культурной среды, так называемыми интеллектуалами. Необходимо правильно понять эту проблему. Буржуазное общество это нечто промежуточное, поэтому существует два способа преодолеть буржуазию, сказать нет буржуазному типу, обществу, духу и ценностям. Первый путь ведет еще ниже к коллективистскому и материалистическому человечеству с его "реализмом" а-ля марксизм: социалистические и пролетарские ценности против "буржуазного" и "капиталистического декадентства". Но другой путь победить буржуазию заключается в реальном уходе от нее вверх. Новые люди будут антибуржуазны благодаря описанной высшей концепции жизни - героической и аристократической; благодаря тому, что презирают удобную жизнь, идут не за тем, кто сулит материальные блага, а требует всего от себя самого; наконец, потому, что не заботятся о безопасности, но любят союз жизни и риска во всех сферах, принимая на себя неумолимость голой идеи и ясного действия. Новый человек, эмбрион возрождающего движения будет антибуржуазен и будет отличаться от предыдущих поколений еще и своей нетерпимостью к любым проявлениям риторического и фальшивого идеализма, красивым словам с большой буквы, всякому жесту, фразе и показухе. Существенность, новый реализм, проявляющийся в точной оценке поставленных проблем; стремление быть не тем, чем кажешься, но тем, кто есть; не болтать, но молчаливо делать свое дело в полной гармонии с родственными силами по велению звучащему свыше - вот его стиль поведения. Кто вступает в сражение с левыми силами лишь во имя идолов, стиля жизни и лицемерной, конформистской морали буржуазного мира, тот уже проиграл битву заранее. Человеку, не сдавшемуся, прошедшему огонь внутреннего и внешнего разрушения этот путь не подходит. Подобный человек не желает быть орудием политической буржуазной псевдореакции, он возвращается к чуждым и высшим буржуазному миру и эре экономики силам и идеалам и с их помощь выстраивает защитную линию, укрепляя позиции, с которых в нужный момент начнет молниеносное действие возрождения.

Здесь мы вновь говорим о невыполненной задаче: в фашистский период существовала антибуржуазная тенденция, что в дальнейшем могло бы привести к правильному развитию. К сожалению, и в этом случае, качество людей оказалось не на высоте поставленной задачи. Вместо того, чтобы стать антириторичными, сумели быть лишь риторичными.

11. - Рассмотрим вкратце последний вопрос: отношение к господствующей религии. С нашей точки зрения, светское Государство в любой его разновидности принадлежит прошлому. В частности и так называемое "этическое Государство", концепция которого нашла широкое распространение в определенных кругах. Она обязана своим рождением представителям вялой, ложной, пустой "идеалистической" философии, присоединившимся к фашизму, но по своей привычке к "диалектическому" обману заручившимся при этом поручительством и антифашистского Креста.

Столь же неприемлемо для нас и клерикальное Государство. Религиозный фактор должен служить фоном подлинной героической концепции жизни, играющего в ней первостепенную роль. Необходимо чувствовать в самом себе очевидность существования по ту сторону земной жизни высшей жизни, так как лишь в этом случае можно обрести реальную и непобедимую силу и быть способным на абсолютный прорыв. В ином случае бросить вызов смерти, не придавая значения ценности собственной жизни, возможно лишь в редкие моменты экзальтации и торжества иррациональных сил. Здесь отсутствует дисциплина в высшем, автономном смысле, устанавливающаяся в личности. Духовность, которой мы должны обладать, не нуждается в обязательных догматических установках конкретной религиозной конфессии. Наш стиль жизни не католический морализм, целью которого стало чуть ли не добродетельное одомашнивание человеческого животного. В политическом плане наша духовность не может не питать презрения к гуманитаризму равенству, принципам любви и всепрощения, (пришедших на смену чести и справедливости), ставших неотъемлемой частью христианской концепции.

Безусловно, если бы католичество смогло взять на себя высшую аскезу и на этой основе (в духе лучших времен крестовых походов Средневековья) создать из духовной веры вооруженный блок сил, новый Орден храмовников, сплоченный и беспощадный к движениям хаоса, разрушения и практического материализма современного мира, тогда бы мы ни минуты не колебались в нашем выборе. Но, как всегда бывает, учитывая лицемерный и по сути буржуазный уровень, до которого сегодня докатилась церковь, а также модернистские уступки и усиливающуюся открытость левым силам со стороны "обновленческой" Церкви, для нас достаточно чистого обращения к духу, как очевидности трансцендентной реальности, с тем, чтобы объединить нашу силу с иной силой, получить незримой освящение нового мира людей и новых вождей.

* * *
Мы указали основные направления грядущей битвы. Наши замечания пригодятся, прежде всего, молодежи, принявшей факел борьбы от тех, кто не сдался. Необходимо извлечь уроки из прошлого, которое дает о себе знать до сих пор, научится оценивать и понимать произошедшие события. Самое главное не опускаться до уровня наших противников, не ограничиваться простым скандированием лозунгов, не отстаивать безоговорочно прошлое в том случае, если оно достойно памяти, но на сегодня не обладает реальной и безличной идеей-силой, не уступать влиянию фальшивого политиканствующего реализма, болезнью всех "партий". Наши силы должны вступить в прямую политическую борьбу с целью отвоевания возможного пространства в современной ситуации и сдерживания наступления левых сил. Столь же важно создание элиты, которая со сдержанной силой, следуя интеллектуальной строгости и абсолютной непримиримости, определит идею в рамках которой, необходимо объединится и утвердит ее прежде всего в виде нового человека, человека сопротивления, выстоявшего среди руин. Если мы преодолеем этот период кризиса и неустойчивого, иллюзорного порядка, лишь этому человеку будет принадлежать будущее. Но даже если судьба этого мира предрешена и грядет его окончательное разрушение, мы обязаны непоколебимо стоять на следующих позициях: в любом случае то, что должно быть сделано - будет сделано; эта страна - наша и никогда не будет ни захвачена, ни уничтожена врагом.