Эвола: Предисловие к книге Майринка "Ангел Западного окна"

Пер. с итал. В.Ванюшкиной

Это последний роман, написанный Густавом Майринком перед смертью. С точки зрения сюжета в нём переплетаются мотивы, встречавшиеся ранее в других его книгах. С одной стороны, он представляет собой облеченную в форму романа реконструкцию жизни и деяний реально существовавшего алхимика - как в "Историях делателей золота"; с другой - в нём присутствует тема пробуждения в современном человеке личности, принадлежавшей к другой эпохе и пережившей много жизней, которые представляют собой различные манифестации единой сущности - как в "Белом доминиканце", а также, отчасти, в "Вальпургиевой ночи" и в том же "Големе".

Что касается первого, то в качестве исторического персонажа Майринк выбирает Джона Ди, учёного и ревнителя магических, герметических и астрологических дисциплин, жившего в Англии во времена правления королевы Елизаветы (она родилась в 1527 г. и умерла в 1608 г.). Принято считать, что Майринк был знаком со специальными манускриптами, относящимися к жизни Джона Ди. Поэтому невозможно точно определить, до какой степени многие детали и факты, приведённые в романе, но не соответствующие тем, которые собраны в известной биографии Джона Ди, включённой в "Британскую Энциклопедию", являются вымышленными. Так, например, исторически не доказано высокое знатное происхождение рода Ди, как и то, что они были потомками Хоэла Дата. Историческим фактом является арест Джона Ди по подозрению в совершении магических операций, направленных против королевы Марии; однако, он был освобождён по решению Совета, а не в результате романтического вмешательства принцессы Елизаветы, тогда ещё не взошедшей на престол. Историческими являются и отношения Ди с Дадли, Ласки и Эдвардом Келли. Последний - лекаришка с отрезанными ушами - утверждавший, что ему удалось открыть Камень Мудрецов, присоединился к Джону Ди в качестве своего рода медиума, занимающегося заклинанием духов и других сущностей. Исторически подтверждаются и путешествия Джона Ди, обретённая им слава европейского ученого, его бегство из Англии в 1548 г. вследствие павшего на него подозрения в подготовке политического заговора, а также в результате скандала, спровоцированного его постановкой "Мира" Аристофана, поджог замка в Мортлейке, ссора, произошедшая между ним и Келли, его смерть в полной нищете в Мортлейке в декабре 1608 г. Однако, по возвращении в Англию из Богемии в 1595 г. Ди был назначен ректором Манчестерского Колледжа, о чём не упомянуто в романе. О связях Джона Ди с императором Рудольфом Габсбургским известно немного, но довольно известны его отношения с императором Максимилианом II, которому в 1564 г. Ди посвятил любопытный герметический трактат под названием "Иероглифическая монада". Исторической является и порученная Ди миссия по исследованию прав английской Короны на открытые в те времена земли, также как и связанные с этим географические изыскания; подлинная документация об этом и поныне хранится в Коттонинанской Библиотеке, что возможно объясняет затронутую Майринком в романе тему "Гренландии". Наконец в Британском музее хранится кристалл размером с апельсин, который, по всей видимости, принадлежал Джону Ди и использовался им в качестве магического зеркала.

Сама же интрига романа, в которой использованы указанные исторические факты, сосредоточена на теме, которую, как уже отмечалось в предисловии к "Белому доминиканцу", никоим образом не следует путать с причудливыми измышлениями по поводу реинкарнации. Напротив, в данном случае мы имеем дело с системой взглядов, согласно которой любое человеческое существо, отнюдь не являясь неким автономным "Я", представляет собой проявление некого божества или демона, то есть сущности, предшествующей его конечному земному существованию и высшей по сравнению с ним. В некий момент, в одном из родов может быть создана "причина", то есть подключится трансцендентное влияние, которое, побеждая время, с этого момента становится основой преемственности судьбы и задаёт толчок к её исполнению на протяжении ряда поколений. Таким образом, за счёт родства по крови, в этом отношении исполняющей функцию "положительного проводника", в этом роду могут появляться существа, которые в действительности являются одним и тем же существом, постоянно возрождающимся до тех пор, пока круг не замкнётся благодаря магическому происхождению того, кто являет собой "воскресшего в посюстороннем мире и в мире потустороннем" и "Живого" в высшем значении этого слова. Наверное, имеет смысл сказать о том, что различные аспекты языческих культов в традиционной древности, как на Западе, так и на Востоке - включая Рим и Элладу - не лишены связи с подобными воззрениями, свойственными реальному эзотерическом учению, которое постоянно служило источником вдохновения для Майринка при написании романов. В "Ангеле Западного окна" барон Мюллер, последний потомок рода Ди из Гледхилла (Dees of Gladhill), - это всё тот же Джон Ди, который вспоминает себя и добивается успеха в деле, в котором не удалось преуспеть не только ему самому, но и другой его родовой манифестации в качестве Джона Роджера. Вокруг него, в обличье современных существ, возрождаются силы и персонажи, с которыми ему уже доводилось иметь дело много веков тому назад.

Относительно же свершения, о котором идёт речь, Майринк обращается к доктрине духовного андрогина, которая в западном эзотеризме может быть до некоторой степени связана с таинственным символом тамплиеров Бафометом, каковой, несомненно, гораздо в большей степени соответствует герметико-алхимическому символу Ребиса (res bina, то есть двойственная природа), тогда как в дальневосточном учении его эквивалентом является Ян-Инь, то есть единство мужского и женского начал в одном человеке. Эта тема также является центральной и для других романов Майринка. По этому поводу герметики и розенкрейцеры говорили также о так называемой "алхимической свадьбе", о соединении "царственного юноши" с "Женщиной Философов", с "Королевой", которое свершается в достигнутой "земле по ту сторону моря", результатом чего становится обладание двойной короной и двойной властью. В романе роковым заблуждением всего первого периода жизни Джона Ди является то, что он понимает подобные символы в чисто земном смысле. "Королева", о которой идёт речь и которой Джон Ди, как ему думается, овладевает в лице Елизаветы посредством колдовских чар, есть "сокрытая женщина", таинственная сущность. И свадьба становится возможной лишь для того, кто прошёл через опыт, называемый алхимиками "Работой в Чёрном": тому, кто, сумев пересечь "воды", "моря", достиг символической "Зелёной Земли" или "Земли Живых" и стал господином "Гренландии". Именно там "Королева" поджидает Избранных, именно там они могут стать с ней единым целым вследствие преображения человеческого существа в "Короля", чему соответствует магический идеал.

Осуществлению "алхимической свадьбы" препятствует иллюзия, порождённая опьянением от материального союза мужчины и женщины. Тот же, кто стремится стать адептом, напротив, должен быть в состоянии сохранить и "закрепить" (фиксировать) силу двух начал - мужского и женского, не допустив их распыления и вырождения в обычной эротической жизни. Майринк персонифицирует в Исаис Чёрной силу, стремящуюся воспрепятствовать этой реализации и пленить активный мужской элемент, делая так, чтобы он "покорился высасывающей смерти, идущей от женщины"; и правильно указывает на связь этой силы с кровью - Исаис это Повелительница, таящаяся в человеческой крови.

С точки зрения техники, Майринк упоминает также вайроли-тантру; но в этом отношении его знания, по всей видимости, были неполными и поверхностными. Те читатели, кто более глубоко интересуется этим вопросом могут обратится к нашей работе (J. Evola, Lo Yoga della Potenza (Saggio sui Tantra), 2a ed., Ed. Mediterranee, Roma, 1968), здесь же ограничимся лишь указанием на то, что в тантризме известны приёмы, направленные на трансформацию мужской сексуальной энергии в магическую силу, однако, не считая отдельных дегенерировавших направлений, не может быть никакой речи ни о "чёрном искусстве", ни об "ужасающих" практиках, имеющих "непристойные" аспекты, как о том судят отдельные персонажи романа (Липотин и Гарднер). Если в некий момент тот, в ком вновь пробуждается личность Джона Ди, думает, что суть практики заключается в том, чтобы впустить в себя "женщину" - а именно пробудить и поглотить оккультную силу женского начала - с целью её "освобождения" (то есть изменения её полярности) посредством воли, которую необходимо укрепить путём особых дисциплин, то это собственно и соответствует тантрическому учению, так называемой шиваизации Шакти. В противном случае в романе всё сводится к простому намёку, точно так же, как просто даётся намёк на путь "инициатического бодрствования"; сразу после чего повествование переходит к явно вымышленным эпизодам - так, например, выясняется, что практики подобного рода должны осуществляться только восточными людьми, дабы избежать возможного в результате их применения краха, и что именно с целью достижения провала главного героя его ознакомили с вайроли-тантрой посланцы враждебных сил, можно сказать, сил "контр-инициации".

Кроме того, не вполне ясно, какой, собственно, путь избирает главный герой романа после бесплодной попытки применения тантрических методов. Насколько можно понять, нас отсылают к "волшебству красных шаров", заключающемуся в своего рода испытании удушьем: посредством вдыхания ядовитых курений в присутствии посвящённого, который помогает неофиту преодолеть кризис и сохранять сознание, находясь вне тела, а также достичь изменённого состояния. Преуспеть в этом - означает обеспечить себе "трансцендентную мужественность", с чем связаны символический наконечник Хоэла Дата, а также испытание "Колодца Святого Патрика". В последнем следует видеть христианизированную форму древних дохристианских инициатических учений, которые в результате вырождения превратились в фольклор. В "Колодце Святого Патрика" пылает огонь, обладающий двойственной силой: разрушать и очищать; тот, кто спускается в него, узнаёт, до какой степени он способен победить смерть в вечной жизни. Для знатоков эзотерических наук вряд ли стоит говорить о том, что схожие представления встречаются в цикле о Граале, испытание "Колодца Святого Патрика" соответствует известному испытанию "опасным местом", которое становится бездной, поглощающей неизбранных, и где копьё также обладает вышеуказанным значением (J. Evola, Il mistero del Graal, 2a ed., Ceshina, Milano 1962).

В романе говорится о магическом зеркале, которое используется для того, чтобы "видеть" или "повелевать". Но, дабы избежать иллюзий, создаваемых нашим собственным воображением, и не впасть в состояние пассивного медиума, необходимо, чтобы оператор предварительно прошёл через испытания, подобные описанному ранее испытанию с ядовитыми курениями, чтобы суметь "выйти", что приблизительно означает способность к активному и полностью осознанному переходу через порог сверхчувствительности.

Одним из основных персонажей романа является Бартлет Грин, которого автор связывает с некоторыми древними формами шотландской инициации и культом женской богини, которая, в конце концов, оказывается Исидой, которой поклонялись в некоторых древних понтийских митраистских кругах. Здесь романический элемент довольно значительно запутывает дело. Если в первой части книги Бартлет Грин предстает как человек, которому, пусть тёмными путями и при помощи ужасающих обрядов, всё-таки также удаётся овладеть "Оккультной Женщиной" и стать "Князем Чёрного Камня", полностью недоступным боли и страху, то в дальнейшем он всё в большей степени обретает черты посланца демонических сил, агента контр-инициации, который прилагает все усилия, дабы совратить Джона Ди.

По поводу культа Исиды Понтийской Майринк намекает на любопытную малоизвестную инициацию ненавистью, на переживания, порождаемые эротическим удовольствием, раздражённым совершенно неистовой и необузданной ненавистью между разнополыми существами. Но и в этом случае дело выглядит не вполне ясно. Непонятно, почему переживания подобного рода должны приводить к принесению в жертву мужского элемента, на который указывается как на суть инициации, свойственной Исиде Понтийской или, если угодно, Исаис Чёрной. Несомненно то, что Майринк не удосужился дать достаточно прочного и убедительного основания этой части своего романа. Он прекрасно мог бы описать противоречие между истинным призванием Джона Ди и теми влияниями, которые пытались сбить его с пути и лишить его "наконечника", указать на противоположность, существующую между мужскими "олимпийскими" и "теллурическими" культами, последние из которых как раз связаны с высшими Богинями. Типичной чертой последних, в частности, прослеживающейся в таинствах Кибелы, являются тёмные экстатические состояния, порождаемые жестокими, оргиастическими и исступлёнными средствами, где экстаз равнозначен своего рода духовному оскоплению - до некоторой степени именно такой и предстает в романе инициация Исаис. Обратившись к подобным горизонтам, Майринк мог бы более впечатляющим образом использовать мотив "Гренландии" и "Англии". Согласно традиции, происхождение мужских инициаций несомненно северное, нордическое. "Гренландия", слово буквально означающее "Зелёная Земля", вместе с соответствующими регионами, за счёт этого предстаёт как мистическая и символическая земля; такое понимание в некоторых случаях распространяется и на саму Англию, которая в качестве "Альбиона" и "Белой Земли" приобретает равным образом символическое значение, откуда возникает возможность игры с выражением Ангелланд, означающего как Англию, так и "Землю Ангелов". В одном из эпизодов романа направление меридиана, то есть направление к северу, предстаёт как правильное и заставляет почувствовать, что всё в обстановке и в жизни, прежде казавшееся упорядоченным, сбилось с прямого пути, потеряло свое место и ориентацию. В связи с этим казалось бы естественным, если бы Майринк ввёл в роман значение мистической Гренландии и более чётко развил бы тему противопоставления между инициацией - назовем её "бореальной" - к которой неосознанно тянется Джон Ди, господин копья, и пандемическим, дионисийским миром, где правит Богиня, как в посвящённых ей древних мистериях. Однако, этого не произошло. Более того, совершенно неясна роль, которую играет Яна в действии романа. В частности, Джон Ди, воскресающий в обличье барона Мюллера в своих взаимоотношениях с Яной-Иоганной не проявляет тех черт, которые свойственны мужественному характеру посвящённого. Вместо этого всё опускается до человеческого, почти сентиментального уровня. Столь же неясным остаётся и смысл конечной жертвы Яны.

В своей первой жизни Джон Ди разочаровывается по-разному. Прежде всего, как уже было сказано, он впадает в заблуждение, толкуя в материальном смысле герметический символизм "Королевы", "Свадьбы" и завоевания "Гренландии". Осознав свою ошибку, на второй стадии своей жизни Джон Ди отдаётся занятиям герметической алхимии, которая не ограничивается трансмутацией металлов, но идёт по "Пути Илии". "Путь Илии" - пророка, который не оставил своего тела на земле и никогда не умирал - это магический путь алхимизации тела и души, направленной на обеспечение как первому, так и второй нетленности и бессмертия как по эту, так и по ту сторону. Но также и в этой области Джон Ди позволяет сбить себя с пути. Он не прислушивается к Гарднеру, который предупреждает его о том, что тому, кто попытается физическими средствами овладеть "Камнем Бессмертия", не пройдя предварительно оккультный процесс духовного воскрешения, будет всегда грозить обман со стороны тёмных потусторонних сил. Вместо этого Джон Ди впадает в иллюзию, что сможет открыть "Путь Илии" благодаря явлениям Ангела, вызываемого на полумагических, полумедиумических сеансах, проводимых Келли. Как раз этот Ангел Западного Окна и оказывается, в конце концов, порождением лжи, что приводит Джона Ди к достойному жалости разочарованию. С этой точки зрения, роман содержит подлинное учение, свидетельствуя об ошибочности как медиумичности, так и определённой церемониальной магии (заклинательно-обрядного толка). Относительно первого пункта говорится, что Келли, медиум, ответственный за то, что Джон Ди сбивается с пути, в наш век, перестав быть отдельной личностью, превратился в раковую опухоль с тысячью лиц - здесь дан намёк на распространение спиритических практик. Что до церемониальной магии, то высшее учение, раскрытое Гарднером, состоит в том, что сущности, подобные Зеленому Ангелу, являются иллюзорными формами, в которых проецируются персонифицированные желания, а также таящиеся в человеке силы, о существовании которых он и не подозревает; поэтому, когда он следует извилистыми путями этой магии, то верит чудесным явлениям. Лишь после многих разочарований Джон Ди понимает, что истинной опорой, существом, которое никогда его не покинет, является "Я", "Я" в его трансцендентном измерении. Это действительно является предпосылкой подлинного инициатического пути.

В конце романа появляется близкая розенкрейцеровским мотивам (например символизм розы и садовнического искусства) идея высшего центра мира (Эльзбетштейн, аналог индо-тибетской Асгарты), местопребывания Ордена, который невидимым образом управляет людскими судьбами. Члены этого Ордена мыслятся как "алхимики"; они появляются в качестве "Освободившихся", остающихся в нашем мире, чтобы "трансформировать" - здесь используется алхимический символ трансмутации металлов - на более высокий уровень. По поводу ответственности, связанной с их властью, говорится, что они должны знать, что люди возлагают ответственность за всё ими совершаемое на Бога. Мотив существования подобного центра и незримого Ордена также не является выдумкой автора. В той или иной форме он проходит через традиции и эзотерические учения всех народов мира.

Дабы сориентировать читателя, жаждущего определить то, что в этой книге не является простым романом, данных нами указаний вполне достаточно. Однако, даже с литературной точки зрения, особенно в конце романа, возможно было бы лучше избежать отдельных откровенно неправдоподобных и фантастических эпизодов; роман в целом от этого только бы выиграл.