Предназначение Иранского нагорья и населяющих его людей — воздействовать на основные исторические движения мирового духа, проявляющегося в Ойкумене. Зороастризм — религиозная доктрина древних иранцев — оказывал влияние на иудаизм и позднеегипетскую метафизику Птолемеев. Созданный Александром Македонским эллинизм был соединением греческой философии с мистериальными таинствами иранской традиции. Наконец, митраизм и манихейство, вышедшие из доисламского Ирана, стали практически всеобщей религией дохристианского Рима.

В СОРОКОВЫЕ годы XIX века во Франции появилась сейчас почти забытая книга скандально известного основополож- ника расизма графа де Гобино. Нет, не «Трактат о неравенстве человеческих рас», которым этот замечательный граф прославился. Та, гораздо более интерес- ная книга называлась «Религии и секты Иранского нагорья», и посвящена она была описанию духовного опыта, полученного де Гобино в его путешествиях по иранской глубинке (примерно в то же самое время, когда там трагически завершалась карьера российского посла Грибоедова)…

Для французского аристократа, считающегося основоположником расизма, Иран был архетипической родиной арийства, неполноценные осколки которого выживали на европейском Западе. Де Гобино стремился окунуться в самые сокровенные недра духа той страны, что без обиняков тысячелетиями именовала себя «землей ариев» (aryanam=Иран). Конечно, в названии его книги «Религии и секты…» содержится лукавая игра с непосвященной аудиторией. С 659 года от Р.Х. Иран входит в исламское пространство, а с 1500 от Р.Х. является страной, в которой официально доминирует шиитский мазхаб (теолого-юридическое направление в исламе).


ОСОБЫЙ ПУТЬ

Иран, его духовная жизнь и его борьба за особую самоидентификацию в контексте мирового ислама всегда воспринимались как вызов, если не провокация, со стороны исламских соседей. Прежде всего арабов-суннитов, которые последние века делают вид, что шиизм — это чуть ли не форма иранского национализма, способ противопоставить себя арабам. Это, конечно, абсурдная точка зрения. Ведь до 1500 года от Р.Х. Иран был вполне суннитской страной, отличавшейся от других территорий распространения ислама разве что повышенной концентрацией суфийских тарикатов и созвездием блестящих мыслителей, поэтов, ученых, которые оставили миру свидетельства неутомимого поиска истины в совершенных образцах художественного и интеллектуального творчества. Имена Хафиза, Саади, Хайама известны каждому… Но все они были суннитами и членами суфийских братств!

Шиитский мазхаб сделал государственным в Иране азербайджанец, учредивший в этой стране новую Сафавидскую династию (по имени своего предка шейха Сафа уд-Дина). Имя этого азербайджанца — шах Исмаил Хатаи. Говорят, он прибег к обращению Ирана в шиитский мазхаб для того, чтобы легитимизировать свой захват трона. Народная версия шиизма была всегда популярна в обездоленных социальных низах, и провозглашение шиизма официальным мазхабом, говоря современным языком, практически равнялось объявлению о «начале строительства социализма в отдельно взятой стране».

Конечно, это влекло за собой серьезные теоретические трудности. Парадокс в том, что шиизм не признает после гибели четвертого халифа Имама Али законным ни одно правительство и ни одного правителя вплоть до прихода Махди — потомка Имама Али — и через него — пророка Мухаммада (САС). «Махди» по-арабски означает «ведомый». Таков титул двенадцатого Имама (согласно политической классификации шиитов в отношении потомков Пропока), который бесследно исчез в возрасте пяти лет во время нападения на дом его отца, одиннадцатого Имама Хасана аль-Аскари. Согласно шиитской доктрине, мальчик не был убит или похищен, но чудесным образом защищен Всевышним и сокрыт от мира, не готового к принятию легитимного правителя. Он должен пребывать в сокрытии до конца истории, пока не развернется последняя битва верующих с Антихристом. Тогда Махди выйдет из сокрытия одновременно со вторым пришествием Иисуса Христа, и они вместе возглавят силы верных Богу против князя мира сего. После того как Антихрист будет убит, на земле установится царство справедливости, возглавленное Махди — Ведомым до трубного гласа архангела, за которым последует всеобщая смерть, воскресение и Судный день.

Согласно сунне (традиции) Пророка (САС), особо акцентированной в шиизме, «во время правления Махди Вселенная будет наполнена справедливостью, также как до этого она была полна гнетом и тьмой».

Политическая теология шиизма, таким образом, предполагает отрицание и непризнание всех режимов, устанавливаемых до прихода Махди и началом борьбы с антихристом. Однако Сафавидская монархия легитимизовала себя именно принятием шиитского мазхаба. Возникающая при этом теолого-правовая коллизия нашла частичный выход через 480 лет после прихода на иранский трон правителяазербайджанца Исмаила: в исламской революции, совершившейся в феврале 1979 года.

На протяжении столетий политический парадокс «шиитской» монархии решался на практике через активную деполитизацию шиизма. Доминирующее направление мысли среди верующих было таково: поскольку до прихода ожидаемого Ведомого легитимная власть невозможна, мы не должны касаться грязной политики! Пусть зло этого гниющего мира растет до тех пор, пока продолжение организованного существования станет невозможно, и этот мир рухнет под бременем своих грехов! Тогда явится Махди и спасет оставшихся верных… В XVII—XIX веках шиизм считался самым деполитизированным направлением ислама. (Настолько, что после подавления восстания сипаев в 1859 году англичане заставили под угрозой смерти перейти в шиизм наиболее значимые мусульманские семейства, поддерживавшие восстание. Таким образом, в британской Индии возникла шиитская привилегированная верхушка, из которой, кстати, вышел Мухаммад Али Джинна, основатель Пакистана.)

Положение стало меняться к концу XIX столетия, когда нельзя было больше игнорировать коррумпированную компрадорскую сущность иранской монархии, представляемой на тот момент династией (также азербайджанской) Каджаров. Иран был разделен на зоны влияния между Россией и Великобританией. Маргинализация великой страны с почти трехтысячелетней историей, ее отсталость на фоне ближайших мусульманских соседей — в первую очередь Османской Турции (не говоря уже о технологическом и высокоорганизованном пространстве империалистического Запада) — тяжело действовала на сознание пассионарной религиозной элиты страны. Шиитское духовенство, в отличие от суннитских имамов, евших с руки султанов и амиров, всегда было оппозиционным светской власти. В материальном плане «ахунды» (шиитские муллы) не зависели от администрации. Они получали средства к существованию от «хумса» (религиозный налог, составляющий пятую часть от доходов независимых предпринимателей).

Авторитет оппозиционного духовенства был необычайно велик. Достаточно было слуха, что какой-то уважаемый мулла принял хотя бы маленький подарок от представителя власти, как люди переставали вставать за ним на молитву. Вместе с тем безупречно ведущие себя клерикалы воспринимались чуть ли не как «ангелы во плоти».


ДОКТРИНА ХОМЕЙНИ

В начале XX века в Иране, сотрясавшемся антишахскими революциями, началось движение за обновление шиитской политической доктрины. В двадцатые годы это движение сконцентрировалось в фигуре аятоллы Хаири — учителя Хомейни, Талегани, Табатабаи и других, составивших костяк нового политического шиизма.

Суть обновления, которую наиболее четко в своих работах выразили аятолла Хомейни и его ближайшие сподвижники, заключалась в следующем. Пассивность верующих, возлагающих упования на приход Махди, не соответствует кораническому учению, традиции Пророка САС и доктрине Имама Али, сформулированной последним в книге его проповедей и посланий «Нахдж уль-Балага». Если ждать, пока груз зла обвалит этот прогнивший мир, Махди не к кому будет приходить. Смирение перед злом разлагает самих верующих…

Практическим выводом из этой посылки стала доктрина Хомейни «Велояте факих» («Правление законоведа», где «велоят» означает «наместничество», а «факих» — «шариатский юрист».) В некотором смысле можно назвать политическое учение, стоящее за исламской революцией в Иране, концепцией религиозной юрократии, что странным образом сближает иранскую политическую философию с некоторыми представлениями о государственном устройстве в США.

Согласно «Велояти факих», до явления Махди ответственность за принятие решений в интересах исламского общества должен брать на себя правовед, искушенный во всех тонкостях шариатского права, обладающий, естественно, глубокой непоколебимой верой и, таким образом, имеющий право выносить независимое суждение — иджтихад.

При этом надо отметить две вещи. Первое: в шиитском религиозном пространстве те, кто имеют право иджтихада — муджтахиды — объединены в некую духовную корпорацию, весьма напоминающую церковь (что уже является отходом от изначального чистого ислама, не допускающего никакого корпоративного профессионального духовенства). Второе: корпорация муджтахидов основывает свою отдельность от мирского общества на причастности к тайному знанию, эзотерическому учению, которое обозначается словом «ирфан», что в переводе с арабского значит «гнозис».

Если заглянуть в глубь корпоративной проблемы шиитского духовенства и его эзотерического гнозиса, то мы обнаружим там классические суфийские тарикаты дошиитского Ирана, которые с приходом шаха Исмаила Хатаи «переформатировали» себя в одночасье в соответствии с политическим проектом Сафавидской династии.

Иными словами, иранское духовенство есть сообщество посвященных, отделенных и противопоставленных профанической массе точно так же, как суфийские шейхи и устазы, потомками которых нынешние иранские ахунды и являются.

Доктрина Хомейни нисколько не снимает проблемы легитимности, возникшей 500 лет назад с приходом к власти Сафавидов. Во-первых, шиитская доктрина о сокрытии Махди никоим образом не допускает, что до его объявления у него могут быть какие-то «наместники», какой бы чистотой веры и глубиной знаний они ни обладали. Идея «велоята» есть разрыв с шиитской догматикой, и это факт. Уже то, что аятоллу Хомейни неформально называли Имамом, представляло собой попытку нейролингвистического воздействия на шиитские массы: ведь последним, двенадцатым Имамом в шиизме может быть только ожидаемый Махди. И, стало быть, в обращении к Хомейни как к Имаму содержался некий намек на сближение или замещение сакральной фигуры, мессии вполне исторической земной фигурой лидера исламской революции. Теологически это ничто иное как подлог, а подлогов история не прощает.

И, во-вторых, факих-правовед — это не кораническая категория, не тот класс людей, которых божественное откровение ставит над остальным обществом. Согласно Корану, только те, кто вышли на путь Аллаха, рискуя жизнью и имуществом, являются степенями выше, чем те, кто «остаются среди сидящих». Иными словами, авангардом уммы, представителями исламской элиты должны быть воины, а отнюдь не правоведы.


ЛИДЕР ЛИДЕРОВ

За месяц до смерти Аятоллы Хомейни был арестован его близкий соратник, зять аятоллы Монтазери — Мехти Хашеми, руководитель пугающей Запад организации «Фонд освобождения ислама». Все громкие антизападные акции 80-х, приписываемые «иранскому терроризму», связывали с именем Мехти Хашеми. Близкий к лидеру исламской революции представитель воинской касты Ирана был тайно судим клерикальной верхушкой и тут же расстрелян за якобы подготовку государственного переворота. Его тесть, аятолла Монтазери, который долгие годы считался преемником Хомейни на посту «Рахбара» (духовного лидера), оказался под домашним арестом. А пребывающий в коме Хомейни «подписал» назначение в преемники аятоллы Хаменеи, являющегося Рахбаром до сего дня.

Конституционный статус духовного лидера — это еще один камень преткновения на пути реализации доктрины «Велояте факих». «Рахбар» по-персидски означает «ведущий по пути» (семантически близко к таким словам, как «вождь», «фюрер», «дуче» и т.д. В то время как центральная мессианская фигура шиитской эсхатологии Махди означает по-арабски «ведомый Богом». Нельзя не отметить, что «ведущий» и «ведомый» семантически представляют собой антитезы, при том что, согласно иранской государственной идеологии, именно «ведущий» якобы осуществляет преемничество по отношению к тому сокрытому «ведомому», приход которого будет означать конец профанической истории. В данном случае имеет место столь частая у клерикалов подмена смыслов, благодаря которой «духовные корпорации» во все времена и во всех обществах манипулировали сознанием во имя сохранения контроля над обществом.


ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Ахмадинежад, подобно расстрелянному свыше 20 лет назад Мехти Хашеми, — представитель воинской касты, первый с 1980 года неклерикал на посту президента Ирана. Хаменеи выдвинул его фигуру в условиях, когда «профанические массы устали от гнозиса посвященных, озабоченных не столько исламом, сколько сохранением своего контроля над доставшейся им страной. За время восьмилетней войны со сверхвооруженным при поддержке Америки и СССР саддамовским Ираком погибло около миллиона пассионарных иранских юношей. Их младшие братья, их повзрослевшие дети стали свидетелями того, как все цели и лозунги исламской революции последовательно саботировались клерикалами. Как коррупция и бюрократия, приведшая к падению режима Пехлеви, разрослась многократно в эпоху президенства мультимиллиардера-клерикала Хашеми-Рафсанджани…

Ахмадинежад внушил недовольным низам и сердитым молодым людям надежду на перемены. Тем самым он возбудил против себя ненависть либералов и скрыто поддерживающее либеральный класс клерикальное большинство.

Бывший президент Ирана Хашеми-Рафсанджани — не только лидер этого клерикального большинства, мечтающего договориться с Западом. В результате острой борьбы в высших эшелонах шиитского духовенства он возглавил «Совет хранителей», имеющий полномочия назначать Рахбара (который, в свою очередь, по Конституции может «уволить» избранного народом президента).

Сегодняшняя ситуация в Иране — это не просто борьба группировок во власти. Это в первую очередь борьба противостоящих друг другу форм сознания, по разному интерпретирующих ислам. В конечном счете это пример классической межкастовой борьбы жрецов и воинов, которые принципиально по-разному формулируют смысл и задачи истории.

На стороне Ахмадинежада некоторая часть наиболее радикального и мистически ориентированного духовенства, в первую очередь его учитель и наставник аятолла Месбах Язди. Эти высокопоставленные гностики воспринимают эсхатологию как близкую конкретную реальность, и ожидание прихода Махди для них не фигура речи, а центр их ежедневного существования. Они не могут вписаться в экуменическое содружество клерикальных и масонских элит, которое на самом деле ориентируется на со вершенно противоположный по люс эс хатологии: приуготовление при хода того, кого исламская традиция называет «Даджалом». За Ахмадинежада беднейшие слои иранского народа, пассионарная антизападная часть студенчества, силовые структуры.

С другой стороны, не стоит недооценивать то, чем располагают клерикалы истеблишментского типа, готовые подписать договор о взаимопонимании с верхушкой мирового сообщества. В Иране у них тоже есть немалые силы. Сегодня знаком кризиса политической теологии хомейнизма стала странная ситуация вокруг Рахбара Хаменеи. То ли он умер, то ли жив и встречает африканских президентов… По некоторым источникам, он находится в коме и его отчаянно пытаются вернуть к жизни всеми методами, включая «паранормальные». В любом случае сокрытие «Ведущего», которому мы являемся свидетелями, есть сигнал о том, что провидение Божье не принимает семантических игр и теологических подлогов в сфере наместничества по отношению к фигуре Махди, ожидаемого спасителя сторонников единобожия.

Если фигура Хаменеи исчезнет с политической сцены, «Совет хранителей» под руководством Хашеми-Рафсанджани неизбежно выдвинет на его место такого лидера, при котором президента будет ждать отставка, а затем, возможно, и судьба Мехти Хашеми. Допустит ли иранская каста воинов в очередной раз, чтобы клерикалы осуществили ее деконструкцию во имя неограниченного продления своих вполне земных полномочий?