В этом обзоре мы намерены лишь вкратце рассмотреть немецкий национал-социализм. Это вызвано, прежде всего, тем, что нам пришлось бы повторить многие из оценок, уже высказанных в предыдущей части, посвященной фашизму, где мы также ссылались на различные аспекты деятельности Третьего Рейха. Поэтому остановимся только на отличиях.

Первым делом необходимо иметь в виду, что в данном случае выявить конкретные принципы, обладающие внутренней ценностью, независимо от конъюнктурных соображений, по многим причинам сложнее, чем в фашизме. Во-первых, нужно отделить те отрицательные черты «нацизма», которые сегодня принято выдвигать на первый план при любом упоминании Третьего Рейха, – концентрационные лагеря, преследование евреев, ответственность за начало второй мировой войны, причуды Гитлера и т.п. Во-вторых, следует учесть, что дня многих справедливую оценку национал-социализма затрудняет та чрезмерная роль, которую в Германии (в большей степени, нежели в Италии) сыграла определенная личность – Адольф Гитлер, что позволило некоторым прямо говорить о Германии того времени как о Führer-Staat, то есть «государстве Фюрера». В третьих, как за границей, так и в современной Германии многие поторопились навесить ярлык «нацизма» на весь период от распада Веймарской Республики до окончания второй мировой войны, как если бы речь шла о чем-то всецело едином и однородном. При этом совершенно не учитывают отдельные компоненты, сыгравшие свою роль в рождении и строительстве Третьего Рейха, между которыми существовали трения и разногласия (нередко достаточно серьёзные), не заметные постороннему взгляду.

Поэтому в настоящем исследовании мы намерены остановиться на малоизвестных, но наиболее значимых для наших целей аспектах. Следовательно, чтобы представить всю картину целиком, имеет смысл обратиться к предшествующим событиям и рассмотреть общую идеологическую и политическую ситуацию, сложившуюся в Германии накануне прихода Гитлера к власти.

Можно не принимать в расчёт социал-демократические и либеральные силы парламентской республики Веймар, некомпетентность, слабость и несостоятельность которых становились всё более очевидными, также как их неспособность покончить с социальным кризисом, вызванном поражением немцев в войне, падением предшествующего строя, гибельными для Германии условиями Версальского договора и растущей безработицей. Воцарившаяся атмосфера упадка позволила марксизму и, в частности, коммунизму занять сильные как никогда ранее в немецкой истории позиции. Хотя главным образом это стало следствием неудачного стечения обстоятельств, однако дальнейшее развитие в том же направление могло привести к тревожным результатам, если бы не произошли событий, коренным образом изменившие сложившуюся ситуацию.

Партия Гитлера называлась Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei (NSDAP), дословно Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, что дает ясное представление об основном направлении, в котором намеревался развернуть свою пропагандистскую деятельность Гитлер. Он пытался завоевать массы немецких рабочих и отвлечь их от интернационального марксизма, предложив вместо него «национальное», «немецкое» решение их проблем. По мнению многих авторов, соединение или синтез «национального» и «социального», или «социалистического» (предсказанный уже Сорелем) был характерной чертой различных «фашистских» движений прошлого. Мы допускаем, что отчасти именно эта формулировка позволила Гитлеру добиться успеха и создать крупную массовую партию, позволившую ему диктовать свои условия. Однако, излишне говорить, что подобная трактовка упрощает события и упускает из вида наиболее интересные с нашей точки зрения моменты. Поясним свою мысль на примере Германии.

Прежде всего, следует разобраться с тем, что собственно Гитлер подразумевал под «национальным». Для этого необходимо обратиться к некоторым из его предшественников. Надо сказать, что в принципе в Германии почти отсутствовал демократический массовый национализм современного типа. Первым заразил Германию этой болезнью Наполеон, «революционер-империалист». Собственно националистические чувства пробудились в немцах – вне традиционных лояльно-династических структур, центром тяжести для которых было государство, а не «народ» или «нация» – именно во времена освободительных войн против французских захватчиков. Впрочем, этот демократический «национализм» свёлся к кратковременному существованию франкфуртского парламента, созванного в 1848 г. в ответ на разгул революционных движений, свирепствовавших тогда по всей Европе (примечательно, что король Пруссии Фридрих Вильгельм IV отверг предложение парламента встать во главе всей Германии, поскольку, приняв его, он тем самым признал бы демократический принцип – власть, вручаемую народным представительством, – отказавшись от своего легитимного права, пусть и ограниченного только Пруссией). Бисмарк, создавая Второй Рейх, также строил его не на «национальной» основе, считая что подобная идеология может привести к опасным потрясениям в общеевропейском масштабе, а консерваторы из Kreuzzeitung считали национализм «натуралистическим» и регрессивным явлением, чуждым более высокой традиции и концепции государства.

Однако, нас больше интересует здесь другое течение, на первых порах не имевшее особого влияния. Прежде всего, следует прояснить смысл, который вкладывали в понятие «народническое! (по-немецки völkisch), имевшее хождение в этих кругах, В данном случае мы имеем дело с «этническим национализмом», поскольку под понятием Volk (от которого происходят völkisch и Volkstum) понимали некую сущность, обусловленную общим происхождением, идентичность которой сохранялась на протяжении долгого времени. Здесь можно вспомнить и романтическую концепцию нации и понятия Volk, сформулированную Фихте в его «Речах к немецкой нации», также отчасти связанных с освободительным движением. После Фихте эту тему продолжили Арндт, Ян и Ланге. Уже в 1849 г. появились на свет Deutschbund и Völkische Bewegung. Идея нации-расы не ограничивалась «внутренним пользованием», но временами приобретала пангерманский характер. Во имя Volk нередко проповедовали антисемитизм. Отчасти именно в этом движении берёт свои корни немецкий «расизм».

Как бы то ни было, для немцев «национальное» значило нечто иное, чем для остальных западных народов. Понимание «национального» как völkisch можно считать одним из важнейших элементов гитлеризма. Гитлер всегда говорил о Volk, лозунгом Третьего Рейха стал Volksgemeinschaft, то есть общность Volk, народа-расы, что, как мы увидим в дальнейшем, привело к возникновению довольно проблематичной ситуации.

Поэтому связь между «национальным» и «социальным» имела для Гитлера особый характер. С одной стороны, он клеймил марксизм как антинациональное движение, гибельное для немецкого Volkstum, с другой – взывал к расово-национальной немецкой гордости, провозглашая «национальный социализм», ориентированный, как свидетельствует первоначальное название партии, в первую очередь на массы и рабочие классы. Итак, это было первой составляющей нацизма. Состояние «лишённости корней» и отчуждения индивидуума и масс окружались своего рода мистическим ореолом.

Перейдем к следующим составляющим, различным как по духу, так и по происхождению. Ситуация, сложившаяся после первой мировой войны в Германии, ощутимо отличалось от происходящего в Италии. Как было сказано, Муссолини пришлось начинать практически с нуля. Укрепляя государство и противостоя красной крамоле, он не мог опереться на традицию в высшем смысле этого слова, Собственно говоря, под угрозой оказалось лишь дальнейшее существование либерально-демократической «Итальянии» образца 19 в. с её идейным наследием периода Рисорджименто, густо приправленным идеями Французской революции, с монархией, которая царствовала, но не правила, и окончательно расшатанным сословным устройством. В Германии дело обстояло иначе. Даже после военного поражения и революции 1918г., несмотря на глубокий социальный кризис, там сохранились институты, имевшие глубокие корни в иерархическом (отчасти феодальном) мире – основанном на принципах государства и его авторитета – и причастные древней традиции, в частности пруссачество. Именно благодаря этой традиции центральные Империи выглядели в глазах западных демократий «невыносимым обскурантистским пережитком». Действительно, в центральной Европе идеи Французской революции никогда не имели столь широкого распространения, как в других европейских странах.

После 1918 г., накануне прихода Гитлера к власти как раз интеллектуалы, опиравшиеся на традиционное наследие, предприняли попытки к созданию нового движения, нацеленного одновременно на возрождение и обновление. Революцию они понимали не как прогрессистское, подрывное действие, но как устранение всего негативного, одряхлевшего и истощившего свои изначальные жизненные силы под напором новой индустриальной эры. Именно тогда возникло часто используемое сегодня выражение «консервативная революция». Речь шла не о простом возврате ко вчерашнему, ибо сохранению подлежали не определенные исторические формы, но принципы, имевшие незыблемую ценность, Мёллер ван ден Брук (умер в 1925 г.), один из основных представителей этого течения, писал: «быть консерватором не означает привязанность к прошлому; это значит – жить и действовать, исходя из принципов, имеющих вечную ценность». В указанных кругах преобладала

Взятый на вооружение Гитлером термин «Третий Рейх» придумал именно Мёллер ван ден Брук, так называлась одна из его книг, вышедшая в 1923 г. (другая его работа, опубликованная после смерти, называется Das ewige Reich, то есть «Вечный Рейх», и возможно некоторые «тысячелетние» причуды Гитлера связаны именно с ней). В этих кругах также имела хождение идея «тайной Германии» (Geheimes Deutschland), живущей в вечности и должной воскреснуть к новой жизни. Первым Рейхом была Священная Римская Империя, вторым – немецкая Империя, основанная Бисмарком в 1871 г. и просуществовавшая во главе с Вильгельмом II до конца первой мировой войны. Третий Рейх должен был возникнуть благодаря преодолению всего не аутентичного, существовавшего в Империи Вильгельма. Таким образом, Веймарскую Республику рассматривали как период простого междуцарствия, место было свободно для нового политического творения. Подобного рода идеи распространялись главным образом в интеллектуальных кругах. Однако, их также можно считать идейными предшественниками».

Другое направление, зародившееся в среде так называемого «фронтового поколения», отражало, прежде всего, экзистенциальные аспекты. В Германии начала послевоенного периода широкой известностью пользовался Э.М. Ремарк, автор печально известной, пораженческой книги «На западном фронте без перемен», но в ней существовал и анти-Ремарк, исповедовавший веру воинов, для которых война как опыт была не тем, что их «разрушило, даже если снаряды их пощадили» (слова Ремарка), но, скорее, испытанием, ставшим для лучших началом процесса очищения и освобождения. Схожие идеи высказывали Томас Манн, Франц Шаувекер, Г. Фишер, но в первую очередь Эрнст Юнгер, который прежде чем стать писателем, ушёл на фронт добровольцем, где получил множество наград и ещё больше ранений. Для Юнгера Великая война была разрушительной и нигилистической лишь по отношению ко всему риторическому, «идеализму» громких лицемерных слов, буржуазной концепции жизни. Для части поколения она, напротив, стала началом «героического реализма», закалкой, где «в стальных грозах» обрёл форму новый тип человека, описанного Юнгером, которому, по его мнению, должно было принадлежать будущее, Юнгер продолжал развивать аналогичные идеи и в послевоенное время в книге «Der Arbeiter»[37], вызвавшей бурный отклик в Германии незадолго до прихода Гитлера к власти. Не столь консервативно настроенный, как другие представители вышеупомянутых течений, он настаивал на том, что прежде посредством «позитивного нигилизма» необходимо достичь нулевой отметки всех ценностей буржуазного мира; но и для него конечной перспективой являлось создание Третьего Рейха, хребтом и формирующей силой которого должен был стать новый человеческий тип.

Помимо этих теоретических разработок, «не сломленное фронтовое поколение» к тому времени уже создало так называемые Freikorps, добровольческие формирования, которые сразу после 1918 г. сражались против большевизма на границах восточных и балтийских регионов (где прославилась бригада под командованием Г. Эрхардта) и в самой Германии, внеся свой вклад в подавление попыток коммунистической и «спартаковской» революции.

На политическом уровне более существенную роль имели силы бывших фронтовиков правого национального движения, объединившиеся в Stahlhelm («Стальной Шлем») во главе с Зельдте и Дюстербергом, и политическая партия «Немецких националистов» (DNVP) во главе с Гутенбергом. К ним, естественно, примкнула основная традиционная и консервативная сила, Reichswehr, армия. Хотя формально она подчинялась законному правительству Веймарской республики, но в душе не приняла нового режима, сохранив идеи, идеалы и этос прежней традиции, сформировавшей офицерское сословие. Рейхсвер подобно пруссачеству считал себя не просто военной силой, стоящей на службе у парламентского буржуазного режима, но представителем особого мировоззрения и политической идеи. Эту позицию, отмеченную хорошо развитым чувством чести и дисциплины, рейхсвер сумел сохранить и в последующие годы тяжелых испытаний, выпавших на долю Третьего Рейха.

Представителем рейхсвера был президент республики, фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Существовали естественные, традиционные связи между армией и аристократией (основным центром которой был берлинский Клуб Господ – Herrenklub), особенно с юнкерством; большинство дипломатов, высокопоставленных чиновников и крупных промышленников также придерживалось правых взглядов.

В предыдущей главе мы описали существовавшие в Германии накануне прихода к власти национал-социалистов антимарксистские и антидемократические движения. «Консервативная революция» имела реальные шансы на успех, если бы они сумели договориться между собой и, самое главное, если бы среди них нашлись люди, способные реально оценить ситуацию и возглавить общее движение после похорон Веймарской республики и падения социал-демократии.

Однако этого не произошло. Влияние Гитлера на массы росло. После выборов 1930 г. он стал главой крупной массовой партии, имевшей представительство в парламенте (107 голосов в Рейхстаге), и этим нельзя было пренебречь.

Именно тогда произошли события, приведшие в дальнейшем к роковому исходу. Постепенный захват Гитлером власти происходил при полном соблюдении законности; ему не понадобилось ничего, вроде фашистского Похода на Рим. Вышеперечисленные правые силы, ещё сохранявшие прочные позиции, сочли лучшим решением сотрудничество с ним. Впрочем они намеревались использовать национал-социализм как средство для достижения своих целей, тогда как Гитлер, в свою очередь, осознал невозможность дальнейшего продвижения без союза с немецкими националистами и центром. Поэтому Гинденбург по совету фон Папена, также представителя правых, назначил Гитлера канцлером, а сам фон Папен стал вице-канцлером. В состав первого кабинета министров вошли Зельдте, Дюстерберг, фон Нейрат, Шверин фон Крозиг, фон Бломберг и другие представители правых. По их мнению, этого было достаточно, чтобы в крайнем случае поставить Гитлера на место. С другой стороны, все основные события, ускорившие развитие ситуации и создавшие предпосылки для образования нацистского тоталитарного Рейха, произошли в то время, когда Гинденбург по-прежнему занимал пост главы государства, с его одобрения и согласия. Так как первоочередными задачами правые также считали объединение национальных сил, уничтожение крамолы и аморфного демократического парламентаризма, Гитлеру развязали руки.

Первый шаг был сделан в феврале 1933 г. После поджога Рейхстага (кто это сделал, осталось невыясненным до сих пор, но тогда вину свалили на коммунистов) был принят «Закон о защите народа и государства», направленный в первую очередь против коммунистов. В нём предусматривалось также временное приостановление действия отдельных статей конституции. Подписанный Гинденбургом он имел полностью легальный характер. Однако, незаконной была последовавшая за этим акция против коммунистов, поскольку в ней кроме сил полиции по собственной инициативе приняли участие гитлеровские СА и СС, что привело ко многим эксцессам. Тем не менее, оценивая эти события с точки зрения правых, мы вынуждены признать, что в любом государстве, достойном так называться, подобные меры в данных условиях вполне допустимы. Именно потому, что к вящей славе демократии, в послевоенной Италии не были предприняты аналогичные меры, раковая опухоль коммунизма приняла угрожающие размеры и столь крепко укоренилась в итальянской земле, что удалить ее способна, пожалуй, лишь гражданская война. Послевоенная Западная Германия проявила большую предусмотрительность и решительность в данном вопросе: с точки зрения самой демократии, но лучше понятой демократии, деятельность компартии была запрещена.

После роспуска Рейхстага, состоялись новые выборы и парламенту уже на втором заседании предложили одобрить так называемый Ermächtigungsgesetz, то есть закон, предоставлявший Гитлеру и его правительству чрезвычайные полномочия за счёт «народного представительства» в либерально-демократическом смысле, Закон был принят 441 голосами «за» при 94 – «против», при этом в голосовании кроме национал-социалистов участвовали депутаты правых и центристы, не было лишь коммунистов и социалистов, но даже их присутствие не смогло бы повлиять на исход голосования, так как необходимое большинство в две трети было обеспечено.

После принятия этого закона Гитлер мог спокойно приступить к осуществлению своих замыслов. Гинденбург, по-прежнему оставаясь главой государства, одобрил роспуск отдельных партий под предлогом так называемого Gleichschaltung, то есть объединения различных политических сил в единый национальный фронт для возрождения Германии. Подчинившись новому призыву к единству, самораспустились также Stahlhelm и правая организация немецких националистов. Наконец, 14 июля 1933 г, многопартийность официально была отменена законом, запрещающим членство в любой другой партии кроме национал-социалистической. Таким образом, на смену пришла «однопартийная» система с единственной партией как политической организационной силой Рейха.

Говоря о фашизме, мы уже высказывали своё мнение по поводу подобной системы. Однако, в данном случае необходимо особо отметить, что роспуск многопартийного парламента не сопровождался как в Италии созданием Корпоративной Палаты или аналогичного органа. В принципе отдельные лица или чиновники могли выражать иные взгляды, но последнее слово всегда оставалось за Гитлером; на законодательном уровне настоящий совещательный орган отсутствовал. Те, кто надеялся, что будущий Рейхстаг станет хотя бы выразителем различных внутрипартийных тенденций, потерпели полное фиаско. Все возникавшие в дальнейшем в нацистском Третьем Рейхе трения и разногласия, иной раз столь значительные, что его единство и сплочённость казалась чудом, неизменно ограничивались высшими партийными кругами: между Герингом и Геббельсом, Риббентропом и Гиммлером, Леем и отдельными представителями крупной промышленности, не говоря уж об отношениях между рейхсвером и СА, поначалу крайне резких, о чём мы более подробно поговорим в дальнейшем.

Вышеупомянутый закон, предоставивший Гитлеру все полномочия, оставался в силе до самого конца 1945 г., вместо четырёх лет, запрошенных Гитлером на «национальное возрождение», Хотя мы не разделяем идолопоклонства пресловутого «правового государства» либеральной выделки, подобное поведение безусловно неприемлемо. Временные меры, допустимые в чрезвычайных условиях, нельзя увековечивать в законодательном порядке. Это правило необходимо соблюдать и в авторитарном правом государстве во избежание «диктаторского» произвола; его нельзя подменять этическими узами, по необходимости неопределёнными и гибкими, которые связывают вышестоящего и подчинённого, требуя от первого прямой ответственности, а от второго – доверия и преданности. Неотъемлемым условием является наличие вышестоящего авторитета, хотя бы в том виде как его представлял Гинденбург.

Во время правления Гинденбурга Гитлер предпринял ещё одну инициативу, носившую антитрадиционный характер: он распространил действие Gleichschaltung на Земли, то есть отдельные региональные единицы, пользовавшиеся частичной автономией и суверенитетом, подобно княжествам, королевствам и вольным городам, объединённым на федеративном принципе во второй Рейх, центром которого была Пруссия. Автономии были одна за другой упразднены, отдельные Земли объединены под общим руководством, тем самым уподобившись Гау (Gaue) – округам, во главе которых стояли функционеры центрального правительства Рейха, а не представители соответствующих сообществ. Первой этой судьбе подверглась Пруссия, чему, к сожалению, способствовал фон Папен, представитель правых. Гинденбург также ничего не возразил против. В результате, восторжествовали централизм и уравниловка. Оправданием вновь послужила необходимость тотальной мобилизации всех сил в целях максимальной эффективности. Особый упор делался на то, что впервые за свою историю Германия объединилась как «нация» (в смысле современного национализма). Однако, по нашему мнению, негативный аспект подобной инициативы совершенно очевиден. Органичной и качественной, в высшем смысле традиционной была именно прежняя система, при которой вышестоящая центральная власть находилась в гибкой взаимосвязи с мелкими политическими единицами, обладавшими частичной автономией. В этом отношении Германия служила образцом для всех европейских наций[38].

Нельзя обойти вниманием эпизод, подтверждающий лицемерие гитлеризма первоначального периода. Мы имеем в виду события, произошедшие 30 июня 1934 г. В этот день, точнее ночь, прозванную «ночью длинных ножей», усилиями главным образом СС были устранены отдельные личности. Среди них фигурировали представители различных политических направлений: от генерального экс-канцлера фон Шлейхера до таких представителей правых как фон Безе, фон ден Декен, фон Альвенслебен, секретарь фон Папена, Эдгар Юнг. Но основной смысл операции заключался в следующем: среди СА, коричневых рубашек, возглавляемых Эрнстом Рёмом, распространилась идея «второй революции» или второй стадии революции, направленной на уничтожение «реакционных групп», то есть правых, а также против сговора Гитлера с «баронами армии и индустрии». Главный удар был направлен на рейхсвер, его высший состав, связанный с аристократией и юнкерами. Рейхсвер, сохранившийся от прежнего режима, хотели заменить новой «народной армией», революционным Volksheer чисто национал-социалистического духа (подобную идею сегодня проводит в жизнь маоистский Китай), а старый реакционный тип офицера – новым «политическим солдатом» национал-социализма. Таким образом, 30 июня 1934 г. по сути можно считать уничтожением внутрипартийного радикального течения и предполагаемых зачинщиков заговора. Распростился с жизнью Рем, глава СА и близкий друг Гитлера, а также Грегор Штрассер, организатор штурмовиков в Берлине. Показательно, что Гинденбург, имея в виду лишь данный аспект акции Гитлера, за которой последовало разоружение СА, что явно шло на пользу его классу, не постеснялся поблагодарить Гитлера за его «мужественное выступление против предателей», пытавшихся подорвать единство Рейха. Геринг также получил от него благодарственное письмо, составленное в схожих выражениях.

После смерти Гинденбурга (2 августа 1934 г.) события ускорились. Изменили конституцию, что привело к возникновению чисто тоталитарного Führer-Staat (государства Фюрера). Гитлер отомстил за себя, объединив в своём лице должность президента Рейха (занимаемую Гинденбургом) и канцлера (пост, который он уже занимал), оставшись при этом руководителем национал-социалистической партии. Впрочем, это также было осуществлено законным демократическим путем. Большинством в 90% голосов (что нельзя объяснить лишь принуждением, так как в других областях, остававшихся под иностранным контролем, результаты голосования практически не отличались; причины чего, по видимому, кроются в поразительном влиянии пропаганды) национальный референдум одобрил нововведение. Таким образом, Гитлер стал вдобавок главнокомандующим вооруженными силами и ему приносили присягу «безоговорочного послушания», что, учитывая огромное значение присяги в традиции, служило весомым залогом в дальнейших событиях.

Можно сказать, что в некотором отношении Третий Рейх был народной диктатурой. Власть находилась в руках отдельной личности, но не имела высшего узаконения, так как её «легитимность» основывалась исключительно на народе и его согласии. В этом состоит суть так называемого Führerprinzip. Тем самым была предпринята попытка возродить традиции древних германцев, восстановить узы верности, объединяющие вождя и его воинов. Однако забыли о следующем: во-первых, в те времена подобные отношения устанавливались лишь в чрезвычайных обстоятельствах или для достижения конкретных военных целей, то есть пост Führer'а (dux или heretigo), как и должность диктатора в изначальный римский период, не был постоянным; во-вторых, договор заключался с предводителями отдельных племён, а не с массой – Volk; в третьих, в древнегерманском обществе помимо вождя, обладающего исключительными правами в указанных обстоятельствах и имеющего право требовать безоговорочного повиновения – помимо dux или heretigo – существовал rex, обладающий верховным саном, благодаря своему происхождению. Мы уже упоминали об этом, говоря о «диархии», установившейся в фашизме вследствие существования монархии, и признали положительное значение подобного решения проблемы. Гитлер испытывал непреодолимую неприязнь к монархии, а его полемика, направленная в частности против Империи Габсбургов, зачастую носила невыносимо вульгарный характер. Для него принципом законности служил лишь Volk, прямым представителем и вождем которого он являлся и который должен был беспрекословно ему подчиняться. Никакого более высокого принципа он не признавал. Таким образом, его режим с полным правом можно назвать народной диктатурой, укрепившийся за счёт режима однопартийности и мифу Volk. Как мы увидим в дальнейшем, не только древние германские традиции, но и сама концепция расы и Рейха были перенесены Гитлером на уровень масс, что привело к деградации и извращению данных идей. Тем не менее, именно благодаря этому они стали могущественным оружием. Успех Гитлера во многом основывался на том, что он дал массам, народу идеи и символы высшей германской традиции, которые, несмотря ни на что, сохранили силу в коллективном подсознании.

Учитывая сказанное, понятно, что в этом отношении нацистский Третий Рейх не имел положительной ценности, независимой от исторической конъюнктуры. Всё вращалось вокруг одного человека, обладавшего исключительными способностями захватить, увлечь, активизировать и фанатизировать народ. По словам многих, он сам нередко напоминал одержимого: создавалось впечатление, что за него действовала некая сверхъестественная сила, наделявшая его ясной, железной логикой в действии, но лишавшая его чувства меры. Этим Гитлер заметно отличался от Муссолини, который лучше умел сохранять контроль над ситуацией и самим собой. Естественно для режима настолько сконцентрированного на Фюрере как нацистский Третий Рейх стабильное будущее было немыслимо; самое большее могло возникнуть нечто вроде правления народных трибунов. Но в реальности, даже в случае успешного завершения войны, после смерти Гитлера образовалась бы пустота. Невозможно изготовлять по приказу и серийно людей, которые обладали бы исключительными чертами, обеспечившими Гитлеру власть и сделавшими его центром тяжести всей системы. Führer-Staat неизбежно должен был уступить место иному порядку. Пока Гитлер был жив и судьба была к нему благосклонна, его животворящая сила обеспечивала единство целого и до последнего часа заставляла людей приносить немыслимые жертвы. Однако полный идеологический коллапс, в котором оказалась Германия после 1945 г. (несравнимый с тем, который последовал за поражением в первой мировой войне), когда напряжение спало, свидетельствует о том, сколь поверхностно, несмотря на «мифы» и жёсткую тоталитарную организацию, было магнетическое воздействие на массу.

Именно в период становления Führer-Staat, начавшийся после смерти Гинденбурга, отдельные представители «консервативной революции» ясно осознали контраст между своими идеалами и новым государством, которое их фальсифицировало и профанировало, тем самым, разорвав связь с прежней традицией. Некоторые из них покинули Германию (как Герман Раушнинг, бывший нацистский президент данцигского сената, в 1938 г. опубликовавший за границей книгу под названием «Революция нигилизма: за фасадом Третьего Рейха», в которой он подверг Третий Рейх резкой критике[39]), другие остались, но замкнулись в молчании или занялись литературной деятельностью (как Юнгер или фон Заломон), третьи подверглись преследованиям. Те же, кто остался на службе у режима (к слову сказать, таких было немало), надеялись, что в будущем возобладают те положительные тенденции, которые всё же существовали в Третьем Рейхе и отчасти были связаны с их идеями.

На самом деле, прусской традиции было свойственно действовать при помощи народа, но удерживая его на расстоянии, а не через народ, следуя за ним после его соответствующей политизации и активизации согласно якобинской модели. Указанный принцип лежал в основе так называемого «прусского социализма» или «социальной монархии» Гогенцоллернов. Führer-Staat, черпавшее свой авторитет (по крайней мере, с точки зрения официальной идеологии) из массы или коллектива Volk, с нераздельным двучленом Volk-Führer, противоречило принципам, на которых строилась Пруссия и создавался Второй Рейх. Действительно, Пруссия была делом рук династии, опиравшейся на знать, армию и высшую бюрократию. Основополагающим элементом была не «нация», не Volk, но государство, более чем земля или этнос, служащее подлинной основой и объединяющим принципом. Ничего подобного в гитлеризме (хотя бы в плане общей политической идеологии) не существовало. Государство считалось чем-то второстепенным, средством. Организующей, движущей и ведущей силой должен был стать Volk во главе с Führer'ом, его представителем и олицетворением. Поэтому правы те, кто проводит различие между доктринами национал-социализма и итальянского фашизма, так как фашистская доктрина, несмотря на то, что в Италии не существовало традиции аналогичной прусской, признавала главенство государства над «нацией» и «народом». Некоторые нацистские писатели, зачарованность которых равнялась забвению собственной истории, считали эту сторону фашизма «романской» чертой, чуждой «немецкой натуре». Подобное отношение стало одной из причин нападок на государственные наднациональные структуры, аналогичные существовавшим в Империи Габсбургов. Ein Reich, ein Volk, ein Führer – то есть единый народ, сплочённый в единый Рейх и идущий за своим Фюрером – вот главный лозунг системы, слепое упрямство которой в стремлении собрать всех немцев, живущих за пределами Германии, стало одной из причин, приведшей (после мимолётного миража Großdeutschland, Великой Германии) к авантюре, закончившейся катастрофой. Кроме того, он нёс в себе внутреннее противоречие, которое неизбежно вышло бы на поверхность, если бы, вследствие возрождения пангерманских идей или экспансионистской теории «жизненного пространства», Третьему Рейху удалось бы установить власть над территориями, находящимися за границами Deutschtum – немецкого этнического пространства – в рамках которого этот лозунг мог сохранять свой смысл.

Эрнст фон Заломон, писатель, служивший в дивизии генерала Эрхардта и участвовавший в убийстве В. Ратенау, так вспоминал об этом периоде: «Мы понимали, что первая серьёзная попытка национального движения, предпринятая сверху, со стороны государства изменить ситуацию в Германии (о чём мечтали деятели «консервативной революции») провалилась по вине этого человека, Адольфа Гитлера»[40]. Однако, он, как и другие (например А. Мёлер) признаёт, что причиной было нежелание правых (а также отсутствие соответствующих способностей) воспользоваться теми же средствами, к которым прибегнул Гитлер для завоевания масс. Бессовестное использование масс, политизированных и доведённых до фанатизма при помощи пропаганды, претило их антидемагогической ментальности и казалось им «грязным» делом. Поэтому они уступили Гитлеру, который понял, что требовала сложившаяся ситуация. Как мы уже говорили, правые – хранители традиции – сделали ошибку, считая, что смогут использовать Гитлера в своих целях (как в свою очередь король Италии надеялся руками Муссолини совершить национальную революцию). В действительности, как мы видели, всё произошло наоборот.

Впрочем, несмотря на разрыв с прусской государственной традицией, в Третьем Рейхе сохранилось немало основных черт прусского характера и образа жизни. Именно они в период образования Второго Рейха, после того как Пруссия перестала быть независимым королевством оказали значительное влияние на формирование других областей Германии. Поэтому, если мы хотим найти конечную формулу успеха Третьего Рейха, необходимо обратиться к слиянию двух факторов. Первым стала фанатизация Volk, массы, с культом своего Führer'а, нередко доходившим почти до истерии. Достаточно вспомнить празднование Дней Партии в Нюрнберге и выступление Гесса, заместителя Фюрера, истерично скандирующего: «Германия – это Гитлер! Гитлер – это Германия!», и поддерживаемого неистовыми воплями сотен тысяч глоток – явное свидетельство подлинной одержимости. Однако, кроме фанатизма, разжигаемого великолепной постановкой грандиозных массовых собраний, которые оставляли поистине неизгладимое впечатление, существовал второй фактор – «прусский» дух. Его также старались сохранить как в коллективе, так и в самих партийных образованиях. Неизменным же хранителем этого духа оставался рейхсвер, «интегрированный» в Третий Рейх, но сохранивший при этом внутреннюю автономию и пытающийся держаться на определенной дистанции, когда Гитлер, честно говоря довольно сомнительным путем отстранив от командования генералов фон Бломберга и фон Фрича, сам занял их место.

Взаимодействие этих двух факторов обеспечивало единство гитлеровского государства и исключительную жертвенность его граждан. Глупо думать, что своим существованием оно было обязано лишь режиму террора и насилия. Этим не объяснить множество свершений и искреннего восхищения иностранцев, посетивших Германию, например, во время Олимпиады 1936 г., а также мужества, проявленного всем населением и армией, так что понадобилось шесть лет беспощадной войны и объединения почти всего мира в единый фронт для победы над Третьим Рейхом. Немцы держались до последнего, не жалуясь и не возмущаясь, подобно чудесной птице Феникс возрождаясь из пепла после каждого поражения. Гитлерюгенд – юноши, мобилизованные отнюдь не под дулом Гестапо, участвовали в безнадежной защите Берлина и отважно вступали в бой с чудовищными советскими танками Т-34, и всего одним подразделением вынудили отступить американскую танковую дивизию, нанеся ей тяжелые потери и заслужив Железные Кресты. Конечно, во многом это связано с фанатизмом, разжигаемым мастерством "великого мага", однако, одного этого объяснения явно недостаточно. Нельзя забывать о любви к дисциплине, духе безличного, героического самозабвения и верности, то есть о тех явлениях, которые связан со вторым из вышеуказанных факторов. Естественно, следует принять во внимание и мнение тех, кто обвинял Гитлера в злоупотреблении врожденными склонностями немцев, что толкнуло их на путь, ведущий к катастрофе.

Впрочем, подобные вопросы выходят за рамки нашего исследования. Поэтому попытаемся вкратце рассмотреть и дать оценку отдельным сторонам Третьего Рейха и его учреждениям.

В области социальной защиты малообеспеченных слоев населения гитлеровская Германия обогнала все нации. С ней могла поспорить лишь фашистская Италия. Этот аспект являлся одним из важнейших факторов политики Гитлера, стремившегося привлечь на свою сторону рабочий класс, которому он гарантировал максимум буржуазного благосостояния; одарив же его пошлым титулом «аристократии труда», он обеспечил его особую «сознательность». При этом, нередко забывали о чувстве меры и необходимости соблюдения дистанции во избежание наплыва самонадеянного плебса, который как настоящая чума наших дней расплодился в «обществе потребления». Массы Volksgenossen (соотечественников, букв. "народных товарищей"), «арийцы» из KdF (Kraft durch Freude – «Сила через радость», организация, занимавшаяся вопросами досуга, отдыха и развлечений), самонадеянность развитого и «депролетаризованного» берлинского рабочего вызывали дрожь ужаса при мысли о будущем Германии при подобном развитии[41].

Отдельные нацистские мероприятия, направленные на укрепление национал-социалистической солидарности, нередко имели принудительный характер, хотя им хотели придать видимость спонтанных. Наиболее неудачным в этом плане стало введение Arbeitsdienst, то есть трудовой повинности, которая законом от 25 июня 1935 г. была признана обязательной для всей молодежи, без различия пола. Благодаря стремлению сплотить Volksgemeinschaft, то есть народное сообщество, под знамёнами Volk (не без привкуса якобинского садизма), трудовая повинность, сначала добровольная, стала обязательной для всех. Каждому молодому человеку вменялось в обязанность заниматься физическим трудом в течение определенного времени в обществе сверстников, принадлежащих к различным слоям общества (так девушка из аристократической семьи могла оказаться рядом с крестьянкой или работницей на ферме или заводе). Естественно, нередко результат этого «средства национал-политического воспитания» оказывался прямо противоположным. Это не единственный случай тоталитарного вмешательства общественного в частное, что, на наш взгляд, заслуживает отрицательной оценки. Мы уже говорили об этом, рассматривая аналогичные мероприятия фашизма, как например, его концепцию морализаторского «этического государства», демографическую компанию, практически категорическое предписание обращения в разговоре на «voi»[42]. Неоспоримо наличие в нацизме пролетарского аспекта, что проявлялось в самой личности Гитлера, мало похожего на аристократический тип «господина» и не обладавшего «породой». Пролетарский аспект и вульгарность национал-социализма наиболее резко проявились в Австрии, после её присоединения к Рейху, когда спал пыл неосторожной «национальной» влюбленности австрийцев в «великую Германию».

Gleichschaltung, уравнительная интеграция в целях тотальной унификации, привела к отрицательным результатам и в других областях. Например, в принудительном порядке распустили студенческие корпорации, обычаи, традиции чести и сословный дух которых (особенно так называемых Korpsstudenten) благоприятствовали формированию характерных черт высшего сословия. Всю студенческую молодежь объединили в единую организацию, контролируемую партией.

В экономической сфере Гитлер провозгласил главенство политических проблем и соответствующего мировоззрения над экономикой. Он говорил: «Государство не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или конкретным путем развития экономики», «Государство – это народный организм, а не экономическая формация». В Германии также сумели предотвратить опасность перерастания профсоюзного движения в политическую силу, способную подготовить путь для штурма государства со стороны марксизма. Гитлер писал: «национал-социалистический профсоюз – не орудие классовой борьбы, а орган профессионального представительства». Взяв власть в свои руки Гитлер отважно совершил решительный шаг. На следующий день после празднования 1 мая, торжественно отмеченного как «национальный праздник труда», (в подражание аналогичному мероприятию, проведённому итальянскими фашистами) с манифестацией, вызвавшей волну энтузиазма, внезапно были захвачены все помещения профсоюзов и на всякий случай арестованы отдельные руководители. Было заявлено, что «свободные» профсоюзы распускаются, а их имущество отчуждается в пользу государства. Исходя из сказанного нами по поводу аналогичных фашистских мероприятий, подобный шаг с нашей точки зрения несомненно заслуживает положительной оценки. Затем в Германии приступили к реорганизации труда и экономики путём «корпоративной» перестройки предприятий. Не будем особо останавливаться на данном аспекте нацистского законодательства, так как мы уже достаточно подробно говорили о нём при рассмотрении недостатков фашистского государственного корпоративизма. Особо отметим лишь то, что духом реформы (которой предшествовала переоценка средневековой органично-корпоративной структуры, осуществленная отдельными представителями «национальной революции», считавших «корпоративную революцию» неотъемлемым компонентом «третьего пути», вне рамок вырождающегося капитализма и марксизма) было преодоление классовости и классовой борьбы внутри каждого отдельного предприятия; на смену должна была прийти эффективность и солидарность интересов, залогом чему служило утверждение Führerprinzip'а, то есть основанных на взаимной преданности отношений между вождём (Führer, предприниматель) и его «дружиной» (рабочий коллектив, служащие). Специально назначенные партийные «доверенные лица» должны были улаживать возможные разногласия и следить за соблюдением национальных интересов. Предусматривалось также введение «суда чести». Согласно статье закона от 20 января 1934 г.: «На предприятии предприниматель, исполняющий функцию вождя (Führer) производства, а служащие и рабочие – его дружины (Gefolgschaft), должны заниматься конкретной работой для достижения целей предприятия и общей пользы нации и государства». Неполадки в работе крупного производства считались не просто частным делом, но почти политическим преступлением. Был создан «Немецкий Трудовой фронт», впрочем, вступление в него не считалось обязательным. В общем, трудовое нацистское законодательство не было чрезмерно регламентировано как фашистская трудовая Хартия. Уже в первоначальной программе национал-социалистической партии стояло требование Brechung der Zinsknechtschaft, что можно перевести как отмену эксплуатации, осуществляемой капиталом посредством процентных налогов. Другими словами, уважением пользовался капиталист-предприниматель, авторитет которого даже укреплялся своего рода морально-политическим одобрением, однако капиталист-финансист «еврейского типа», чуждый производственному процессу, категорически отвергался. Это также можно записать в актив национал-социализму.

Впрочем, новое законодательство Третьего Рейха предоставляло частной экономике широкую свободу. Остались гигантские индустриальные комплексы, внутри которых стремились укрепить свойственное им чувство солидарности всех элементов производства, отчасти подорванное марксизмом и синдикализмом. Не было ни национализации, ни социализации. В связи с этим отказались от некоторых радикальных положений партийной программы (ст. 13 и 14). В этой области удалось сохранить чувство меры, что позволило некоторым обвинить Гитлера в сговоре с «баронами индустрии». На самом деле речь шла о национальном объединении, в рамках которого каждый занимал своё место и был совершенно волен в своих действиях, если брал на себя личную ответственность за их последствия. Эта система продемонстрировала максимальную эффективность, преодолев все испытания. Была окончательно ликвидирована безработица. Более того, нередко не хватало рабочих рук для реализации планов, нацеленных на возрождение национального могущества.

В торговой политике Третий Рейх следовал принципу автаркии ради обеспечения максимальной экономической независимости. Шахт, представитель правых, внёсший значительный вклад в оздоровление национальной экономики, ввёл правило, согласно которому «покупать надо не у тех стран, где больше дешёвых товаров, а у тех, поставки которых будут максимально оплачены собственным экспортом».

Следующей положительной стороной Третьего Рейха следует считать его меры по защите крестьянства. Однако, при этом необходимо учитывать, что центрально-европейскому крестьянству удалось сохранить своё чувство достоинства в отличие от крестьянства латино-средиземноморского, где «крестьянин» стал практически синонимом нищего. Немецкий крестьянин мог с гордостью сказать: «Я из старинного крестьянского рода». Гитлер назначил министром Рейха по сельскому хозяйству Вальтера Дарре, выдвинувшего лозунг: «Кровь и Почва». Лояльный крестьянин-землевладелец считался источником наиболее чистых по крови, расе народных сил. Дарре даже написал книгу, где ссылаясь на древние индоевропейские («арийские») цивилизации, пытался доказать эту идею (другая его книга, опубликованная в 1929 г., называлась «Новая знать, основанная на крови и почве»). В Германии у этой идеи было множество предшественников. Например, «антимодернистские» концепции В. Г. Райхля, который видел в крестьянстве единственный, помимо дворянства, общественный слой «не лишённый корней». Утверждался принцип «свободы земли от денег», который пытались претворить на практике в отдельных «колониях» (Siedlungen). Ещё в конце прошлого века вышел пользовавшийся довольно широкой популярностью роман В. фон Поленца "Бондарь" («Der Büttnerbauer»), где описывалась трагедия старого крестьянина, наследственная земля которого из-за долгов, в которые он вынужден был залезть, была сначала заложена, а потом продана кредитором (евреем – использовался один из традиционных типажей еврея) группе спекулянтов, построивших на ней фабрику. Увидев это, крестьянин покончил жизнь самоубийством. 8 период Веймарской республики в некоторых областях случались даже крестьянские бунты против изъятия и закладывания земель, вызванного не только неуплатой долгов, но и непосильным налоговым бременем.

Третий Райх не был противником индустриализации, однако при этом он энергично пытался избежать «лишения корней» крестьянства (и его массового переселения в города), ограждая естественную основу его существования не только от экспроприации и экономической спекуляции, но также от раздробления и задолженностей. За основу была взята Erbhof, то есть усадьба или земельное владение, неотчуждаемое и передаваемое по наследству в руки единственного наиболее умелого наследника (в полном согласии с древними обычаями). Заботились о сохранении на протяжении поколений «родового наследства в руках свободных крестьян». Государство готово было прийти на помощь, когда обстоятельства угрожали существованию и целостности Erbhof. Экспроприация и передел владения производились лишь в редких случаях нерадивости или плохого управления. На большие земельные владения распространялся тот же принцип. Действительно, традиционной основой юнкерства было земельное владение, по-прежнему сохранившее практически феодальную основу. Таким образом, Третий Рейх отчасти стал продолжателем дела Фридриха Великого, который в 1748 г. издал законы, запрещавшие отчуждение и продажу земли, передачу её в руки денежного и спекулянтского буржуазного сословия, Земля могла отчуждаться лишь в пользу государства. Стоит ли говорить, что с нашей точки зрения данные инициативы Третьего Рейха, имевшие подчёркнуто антимодернистский, но ничуть не «тоталитарный» характера, заслуживают положительной оценки. Хорошим подтверждением тому служит бедственное состояние, в котором благодаря демократической свободе оказалось в Италии сельское хозяйство и деревня (что, правда, вызвано также отсутствием традиции).

Теперь вкратце рассмотрим, как в Третьем Рейхе обстояли дела с расовым и, в частности, еврейским вопросом, а также с проблемой мировоззрения. Говоря об особом значении Volk, мы уже указывали на расовую основу этого понятия, что вело к своего рода «племенному» или «этническому национализму». Уже первая программа национал-социалистической партии предусматривала различие на расово-биологической основе между настоящим гражданином (Reichsbürger) и «подданным» (Staatsangehöriger). Четвёртый пункт гласил: «Полноправным гражданином является лишь соотечественник (Volksgenosse), немец по крови, независимо от религиозного вероисповедания». Термин «подданный государства» являлся чисто юридическим; так называли тех, кто был связан с государством простой формальной принадлежностью, чтобы отделить их от иностранцев. Гитлера считал нелепостью, что на протяжении долгих лет расово-этнический аспект гражданства совершенно не принимался во внимание; что принятие гражданства было равноценно «вступлению в клуб автолюбителей» и хватало «лишь прошения, чтобы по золе чиновника произошло то, что даже Небесам не под силу: один росчерк пера и зулус или монгол становится настоящим немцем». Рождение на немецкой территории давало право на звание «подданный», но не позволяло занимать общественные должности или заниматься политической деятельностью. Согласно воззрениям Гитлера, изложенным в «Mein Kampf», на звание «гражданина», истинного члена Рейха мог претендовать лишь тот, кто кроме коренного происхождения, обладал хорошим физическим здоровьем и был предан Volksgemeinschaft, то есть народному сообществу, что торжественно подтверждалось клятвой. Лишь в этом случае выдавалось «удостоверение гражданства», которое являлось как бы «узами, соединяющими все сословия и уничтожающими все различия», «Быть членом Рейха – большая честь, чем быть главой иностранного государства» – утверждал Гитлер. Подобные его высказывания, выдержанные в чисто плебейском духе, привели к тому, что у любого немца, если только он не родился от смешанного брака с «неарийцем» или евреем, закружилась голова. В шестой статье первоначальной программы национал-социалистической партии говорилось: «Правом решающего голоса в управлении государством обладает лишь гражданин, соплеменник. Поэтому мы требуем, чтобы на всех общественных должностях в Рейхе, его провинциях и областях стоял гражданин Рейха».

После прихода к власти началась реализация указанной программы. Все служащие, не соответствующие определению «соплеменника» (под которое попадал лишь тот, у кого на протяжении трёх поколений не было предков еврейского или неарийского происхождения) были отправлены в отставку. Аналогичные меры предприняли по отношению к служащим-«арийцам», состоявшим в браке с представителями неарийской расы. Им был предоставлен выбор: развестись или потерять место. Поначалу действовало исключение для фронтовиков и родственников погибших в первой мировой войне. Иногда по решению специального отдела министерства внутренних дел делали исключение и для служащих, работавших за границей, исходя из практических соображений в каждом конкретном случае. Были также исключения, продиктованные государственными интересами: за особые заслуги перед Рейхом присваивался забавный титул Ehrenarier, то есть «почётный ариец». Не мешало бы ввести и звание Ehrenjude – «почётный еврей», «почётный левантиец» и т.д. для тех, кто был «арийцем» с биологической точки зрения, но не был таковым по характеру, поведению и духу.

Законом предусматривались аналогичные меры не только в политической и государственной сфере, но также в культурной, профессиональной и даже религиозной областях, что стало причиной конфликтов как с католиками, так и протестантами, поскольку в Третьем Рейхе согласно «арийской статье» священники и другие религиозные служители обоих Церквей, имевшие среди своих предков до третьего поколения неарийцев, не могли быть возведены в сан и исполнять свои обязанности. Безусловно это было неприемлемо с христианской точки зрения, утверждающей равенство всех тварей Божьих и надрасовый характер священничества, в католичестве даруемый лишь посвящением. Нововведение одобрили лишь так называемые немецкие христиане протестантского толка, принявшие аналогичные законы и выбиравшие епископов, который подчинялись главному епископу Рейха, в свою очередь обязанного присягнуть на верность главе государства, то есть Гитлеру. В том же ключе развивались идеи, связанные с созданием «национальной немецкой Церкви» (Розенберг, Хауэр, Бергман и пр.).

Расистская идея наложила неизгладимый отпечаток на проводимую политику. Гитлер писал: «Государство – это не цель, но средство. Оно является предварительным условием для создания высшего человеческого общества, но не началом, созидающим данное общество. Этим началом или причиной является исключительно наличие расы, способной к созданию цивилизации. Даже если бы на земле нашлась сотня образцовых государств, то в случае исчезновения арийца, носителя цивилизации, не осталось бы ни одного общества, находящегося на духовной высоте современных высших наций... С максимальной тщательностью необходимо отличать государство, каковое есть «сосуд», от расы, то есть «содержимого». Сосуд имеет смысл лишь если он пригоден содержать и охранять содержимое; в любом другом случае его существование бессмысленно». Таким образом, первостепенной задачей государства считалась «защита расы». Поэтому были приняты так называемые «законы по защите немецкой крови и чести». Были запрещены смешанные браки и даже внебрачные связи во избежание отрицательных последствий, тем самым пытались предохранить расовую сущность граждан Рейха от дальнейшего кровосмешения. Помимо того были предприняты различные евгенические меры с целью предотвращения рождаемости неполноценного потомства и у самих немцев-арийцев.

Огромное значение в данном вопросе сыграли «миф» и смешение понятий «раса» и нация (что по сути равноценно демократизации и деградации самого понятия расы). Вдобавок не сочли нужным дать положительное, духовное определение «арийства». Каждому немцу внушалось, что именно он является тем самым «арийцем», которому приписывалось создание и происхождение всякой высшей цивилизации. Это стало причиной более чем пагубного националистического опьянения (абсолютно чуждого традиционному правому мышлению), которое, несмотря на его неоспоримую эффективность в плане эмоциональной мобилизации немецких масс, в конечном счёте привело к негативным последствиям, что отразилось, например, на политике, проводимой нацистской Германией на оккупированных территориях, о чём мы поговорим в дальнейшем. Наиболее серьёзные авторы-расологи, говоря об «арийце», подразумевали довольно широко распространенный тип, частным видом которого являлись немцы (а также «германцы»). Х.С. Чемберлен, которым восхищался главный идеолог нацизма А. Розенберг, относил «арийца» к «кельтско-немецко-славянскому комплексу».

Таким образом в национал-социалистической пропаганде и в самом законодательстве не было дано чёткого определения концепции расы (более того, смысл её был значительно искажен). Несмотря на это, в Третьем Рейхе, хотя и полуофициально, имелись сторонники иного, более избирательного подхода к расовому вопросу. По этому поводу читатель может обратиться к сказанному нами ранее о смысле, целях и положительных аспектах фашистского «расизма». В целом расизм был простым средством укрепления национального самосознания; в этом смысле он мало отличался от свойственного представителям Британской Империи отношения к другим расам). Однако, современная расовая доктрина делит человечество не только на крупные антропологические группы, но и на отдельные подгруппы внутри «расы», в том числе внутри белой или «арийской» расы. С этой точки зрения Германия представляет собой не единый, чистый и однородный расовый тип, но смесь множества «рас» (в более избирательном смысле). Это был переход к расизму, так сказать второй ступени. Коллективизм Volk и арийско-немецкого Volksgemeinschaft, требующий разграничения, защиты и тотальной идеологической обработки, преодолевался идеей, согласно которой не все расовые компоненты немецкого народа обладают одинаковой ценностью; наиболее качественным, высшим элементом является северная, или нордическая раса. Предусматривались меры, направленные на усиление роли нордической расы и обеспечение ей главенствующего положения в Третьем Рейхе. Возник термин Aufnordung, то есть «нордизации» немецкого народа, но уже не на биологической основе, а с учётом определенных типических черт и мировоззрения. Хотя, как было сказано, в Третьем Рейхе указанная идея не получила официального признания, она всё же пользовалась симпатией в верхах и ей придавалось особое значение при формировании организаций типа СС, к чему мы ещё вернёмся.

Как бы то ни было, у простого немца имелось более чем достаточно поводов для иронии; сам Гитлер, как расовый тип, никак не походил на чистый «нордический» тип, так же как и его ближайшие соратники и партийные боссы: Геббельс, Гиммлер, Лей, Борман и пр. (в лучшем случае к этому типу можно было отнести Розенберга, Гейдриха и фон Шираха), Безусловно, нордического происхождения были Гинденбург и Бисмарк, а в пруссачестве нордический элемент смешивался с «восточным» (славянским). Нордический тип был широко представлен среди представителей офицерского сословия, аристократии и жителей отдельных сельских провинций.

С нашей точки зрения, немецкий расизм в целом с его арийско-немецкой самонадеянностью, согласно которой, по словам Гитлера, «быть частицей Рейха более почётно, чем государем иностранного государства», можно считать демагогическим отклонением. Тем не менее, с правой точки зрения укрепление взвешенного расового самосознания и достоинства несомненно является целительной мерой, особенно учитывая то состояние, до которого докатились сегодня многие «белые» с их преклонением перед неграми и другими цветными, антиколониальным психозом, навязчивой болтовней об «интеграции» и прочими подобными идеями, свидетельствующими о внутреннем упадке Европы и Запада. Говоря о фашизме, мы признали, что средоточием общего процесса кристаллизации, очищения и формирования субстанции нации должен стать идеал нового высшего человеческого типа, но при этом необходимо сделать упор на концепции «духовной расы», а не на биологическом аспекте. К сожалению, именно последний возобладал в национал-социалистическом расизме, что породило множество недоразумений. Извращенная склонность современного человека к «наукообразному» мышлению привела к выводу, что достаточно применить определенные профилактические и евгенические меры, препятствующие дальнейшему расовому смешению, чтобы едва ли не автоматически возродились исчезнувшие добродетели и их носитель – человек-творец высшей цивилизации. Однако, такие народы как шведы, норвежцы или голландцы по сей день сохранили высокий уровень расовой (даже «нордической») чистоты, но внутренне они практически угасли, духовно выродились и утратили прежние достоинства.

Юдофобство национал-социализма – один из существенных вопросов, о котором нельзя умолчать в данной работе, однако этот аспект требует адекватного углубления. Для Гитлера еврей являлся смертельным врагом арийской расы и, в частности, немецкого народа, носителем заразных крамольных идей, гибельных для цивилизаций и обществ, в которых он пытается добиться власти и влияния. Приходиться признать, что для Гитлера антисемитизм был настоящей навязчивой идеей, однако сложно выявить причины этой одержимости, иной раз принимавшей параноидальные формы и приведшей к трагическим последствиям. В своих писаниях и речах Гитлер неизменно видел в еврее причину всякого зла. Он всерьёз верил, что еврей – единственное препятствие на пути реализации немецкого национал-социалистического идеала общества, и эта фантазия стала важнейшим элементом его пропаганды. Для него как марксизм с большевизмом, так и западная «капиталистическая плутократия» и масонство были творением и орудием еврейства. Подобные воззрения уже в то время можно было назвать односторонними. Возникает вопрос, не стал ли Гитлер со своей «навязчивой идеей» жертвой тактики «оккультной войны», о которой мы говорили в другой нашей книге[43], тактики, заключающейся в том, что всё внимание переводят на частный сектор, где также имеются силы, требующие противоборства, тем самым, отвлекая от других областей, где благодаря этому они могут действовать практически беспрепятственно. Мы не хотим сказать, что еврейской проблемы не существует вообще, и к оной мы скоро вернёмся. Но в истолковании Гитлера, опиравшегося на идеи своих предшественников из пресловутого «Немецкого Движения», антисемитизм перерастал в фанатическую одержимость, что стало свидетельством отсутствия внутреннего контроля и оставило трудноизгладимое пятно на репутации Третьего Рейха. Именно Гитлер стал причиной широко распространённого заблуждения, согласно которому расизм и антисемитизм считаются практически синонимами.

Поведение Гитлера породило своего рода дьявольский порочный круг. Его высказывания по поводу евреев и борьбы с ними, содержащиеся уже в первой программе партии, не могли не восстановить против Германии всё международное еврейство (чьё противоборство возрастало по мере усиления нацизма), которое, к слову сказать, контролировало большинство крупных информационных агентств. Их пропаганда, в свою очередь, давала предлог Гитлеру для дальнейшего усиления антисемитских мер. Как мы уже говорили в Германии (в отличие от Польши и России, славящихся массовыми и жестокими преследованиями евреев, известными как погромы), кроме упомянутого «Немецкого Движения», большинство населения не испытывало по отношению к евреям неприязни, хотя и не питало к ним особой любви. Поначалу в нацистском Третьем Рейхе антисемитизм ограничивался бойкотом евреев, в будущем, видимо, предполагалось нечто вроде апартеида. Еврей не признавался членом Volksgemeinschaft, народного сообщества, он был лишь подданным неарийской расы, вроде иностранного гостя (для Гитлера евреи были не немцами другой религиозной конфессии, но народом в себе). Предполагалось, что евреи будут жить отдельно, иметь свою торговлю, профессии, школы и т.д., вне арийского общества. Также намеревались наложить запрет на те виды их деятельности, которые были признаны паразитическими, материалистическими и спекулянтскими. Евреям, которым подобная перспектива была не по душе, предоставлялось право покинуть Рейх, однако, оставив всё нажитое состояние. Стоит напомнить о том (сегодня об этом предпочитают молчать), что во многих странах они отнюдь не стали желанными гостями, получение виз было связано с немалыми сложностями. Например, хорошо известна трагедия парохода с высланными немецкими евреями, который был задержан на границе территориальных вод США, так что в конце концов им пришлось в отчаянии затопить себя вместе с кораблем. Можно вспомнить и другой случай, произошедший во время войны, когда масса венгерских и сбежавших в Венгрию евреев могла бы избежать трагической участи, если бы во время переговоров с командованием СС (устроенных, кстати, именно по инициативе последнего) британское правительство не отказалось принять их в Египте. В общем, идеальным решением еврейской проблемы считалось избавление от них. Намеревались дать им землю, для этих целей предлагался, например, Мадагаскар. Впрочем, известно, что возникшее впоследствии государство Израиль, реализуя на практике идеи «сионизма», менее всего заботится об осуществлении своей миссии по «собиранию евреев». Современные исследователи еврейского вопроса (несмотря на то, что испытанные евреями преследования, сделали эту тематику своеобразным «табу») считают, что наиболее опасные евреи отнюдь не склонны возвращаться в родные Палестины, но предпочитают оставаться в тех странах, где они укоренились, поскольку именно в них они обладают более привлекательными возможностями и абсолютной свободой действий.

Настоящие гонения на евреев начались в Третьем Рейхе с репрессий, последовавших за убийством в 1938 г. фон Рата, немецкого дипломата в Париже, демонстративно совершенного евреем. Это стало прецедентом для принятия суровых антиеврейских законов, которые, в свою очередь, привели к усилению за рубежом пропаганды против Третьего Рейха, нараставшей по спирали, последний виток которой затронул и фашистскую Италию как союзника Германии. Мы уже говорили, что именно это стало одной из причин, подтолкнувших Муссолини к проведению ответных антисемитских мероприятий, впрочем, довольно мягких. Физическая ликвидация евреев происходила в основном во время войны и на оккупированных территориях, так как в Германии к началу войны осталось всего около 25.000 евреев. Безусловно, не может быть никакого извинения или оправдания массовым убийствам, о которых большинство немцев узнало лишь впоследствии.

Еврейская проблема имеет социальный и культурный аспект. В своём социальном варианте она возникла сравнительно недавно, после французской революции и эмансипации евреев. Раньше можно было говорить лишь о религиозном антисемитизме, не имеющем ничего общего с социальным или расовым (для современных расистов еврей, обращенный в христианство, остается евреем). Поэтому, чтобы разобраться в этом вопросе мы не можем обратиться к позиции старых государств, для которых на первом месте стояла лояльность, а не этническое происхождение. Пруссия была достаточно либерально настроена по отношению к евреям, в Англии евреи встречались даже среди консерваторов, а еврею Дизраэли она отчасти обязана созданием Британской Империи. В Империи Габсбургов еврей, не вызывая особых симпатий, на практике пользовался большой свободой. Основным положением социального антисемитизма является утверждение, что уравненное в правах еврейство стремительно заполоняет своими сородичами всё свободное пространство в определённых сферах общественной деятельности. Социальный антисемитизм возник как реакция на то, что в разных странах евреи, тесно сплочённые между собой, ухитрились занять главенствующие позиции в экономической, профессиональной и культурной областях в количестве явно превышающем процентную долю еврейства сравнительно с общим «арийским» населением соответствующих стран. Например, в Германии в таких городах как Берлин, Франкфурт и Бреслау процент евреев среди медиков и адвокатов достигал 50%, в берлинском университете число евреев среди доцентов составляло 15 из 29, в медицине 118 из 147. Подобное положение сложилось и в других городах, например, в Вене и Бухаресте. Высокий процент и сильное влияние евреи имели также в области журналистики и издательского дела. Наконец, неоспоримо наличие значительного числа евреев среди вождей немецкого марксизма и коммунизма. Ещё Меттерних отмечал господствующее положение евреев, говоря, что они: «стали отменными революционерами» в лице «писателей, философов, поэтов, ораторов, публицистов и банкиров», и добавляя, что возможно они уготовили Германии «злую судьбу».

В целом, наличие или отсутствие еврейской проблемы связывалось (и связывается) с «этническим национализмом», утверждающим, что еврей является инородным телом в данном национальном обществе. С точки зрения демократического либерализма подобное утверждение неприемлемо и всякое ограничение, как например, принцип пропорционального numerus clausus выглядит абсурдным и несправедливым. Но здесь возникает уже более широкая проблема, касающаяся так называемой «интеграции», и речь идёт уже не столько о евреях, сколько об откровенно инородных элементах, таких, как например, негры. Возникает объективный вопрос: предположим, та или иная нация не питает симпатий к некой расе из-за присущих последней особых свойств характера и физических черт, так неужели ей во славу демократической «свободы», вместе с «интеграцией» можно навязывать и кровосмешение? Этот вопрос крайне актуален для современных США.

Вместо обычного антисемитского протеста против фактического еврейского нашествия и соответствующей реакции (часто инстинктивной) со стороны населения на несоразмерную диспропорцию, о чём мы уже говорили в первой части данной книги, следовало бы доказать, что евреи накладывают особый и нежелательный отпечаток на различные виды деятельности Что касается отдельных профессий, например, медицины и естественных наук, сделать это довольно сложно. В целом же еврейство во все времена отличалось особым образом жизни, поведением и складом характера; столь особым, что, когда вас назовут «жидом», вряд ли вы воспримете это как похвалу. Более изысканный антисемитизм затрагивает проблему отрицательного влияния евреев на культуру, этику и политику (назовём лишь два имени – Зигмунд Фрейд и Карл Маркс) и полемика разворачивается именно на данном уровне. В таком случае, чтобы понять, от чего конкретно надо защищаться и чему противостоять, необходимо, прежде всего, дать общее определение еврейству с духовной точки зрения (как это сделал талантливый еврей Отто Вайнингер), выделив те характерные черты, которые заслуживают особого внимания. Подобное исследование явно не помешало бы, и в другой нашей работе мы указали необходимые для него предпосылки[44]. Консерватор-антисемит времён Вильгельма, как например, Адольф Штокер, утверждая в Рейхстаге, что еврейский вопрос – это «этическая проблема», в сущности определил правильное направление, в котором должно вестись подобного рода исследование. С другой стороны, пользующийся широким признанием в немецких «национальных» кругах, писатель Поль де Лагар отличал еврея, верного собственной традиции, которому он до определённой степени отдавал дань уважения, от обмирщенного современного еврея. Действительно, когда мы говорим об этике, то речь должна идти именно об этом втором типе, для которого характерны материалистическое мировоззрение, выражающееся в соответствующей практической деятельности, жадность к деньгам, склонность к спекуляции, отсутствие совести (серьёзный, непредвзятый социолог Вернер Зомбарт указал на связь, существующую между еврейским духом и развитием современного капитализма), рационализм и «модернизм» в его нигилистическом, антитрадиционном аспекте, лицемерие и двойная мораль по отношению к неевреям и прочие черты, порождённые, пусть даже непреднамеренно, его состоянием «лишённости корней» (а, следовательно, связанные с космополитизмом и интернационализмом, смертельными для Volk и его ценностей), а также жажда власти, вызванная, вероятно, стремлением к «сверхкомпенсации» комплекса униженности, возникшего вследствие презрительного отношения на протяжении веков к «избранному народу».

В более широком смысле национал-социалистический расизм в своей культурной компании постоянно использовал выражения arteigen (или artgemäß) и artfremd, то есть присущее или чуждое врождённой природе народа (Volk). Но здесь не хватает точного и убедительного определения этой природы, дать которое, впрочем, довольно сложно. Действительно современная цивилизация и культура в своей совокупности губительны для всякой иной ценности и формы. Однако, учтём и то, что если даже влияние евреев в интеллектуальной, идеологической и творческой областях неотвратимо ведёт к их вырождению и гибели, это стало возможным лишь потому, что именно «арийцами» (а не евреями) почва была уже подготовлена[45].

примечания: