к этому
С. АХМЕТОВ "ПЕРСТЕНЬ БУЛГАКОВА"
Впервые я его увидел на безымянном пальце С.А. Ермолинского в Переделкино на даче Каверина. Тонкий золотой ободок, поднимающийся четырехугольным кастом. В него вставлен сапфир цвета выгоревшего василька. У основания камень кажется светлым, к вершине темнеет. В нем проблескивает едва уловимый фиолетовый огонек. Сапфир огранен кабошоном редкой пирамидальной формы: в основании прямоугольник размером примерно семь на пять миллиметров, выше он закругляется, но ребра пирамиды сохранены и при взгляде сверху напоминают косой андреевский крест. Размер камня - с горошину. В нем при внимательном рассмотрении видны включения в виде мелких пузырьков.
В 1949г. Ермолинский оказался в Москве без жилья и без работы. Самое ценное, что у него было - это пьеса о Грибоедове, которую согласились прослушать во МХАТе. Процедура читки достаточно нервна, И тут Елена Сергеевна достает перстень: "Миша всегда носил его камнем внутрь, но в особо важных случаях поворачивал сапфиром вверх".
- Надень его, - сказала она. - Если будет плохо, поверни камнем вверх.
И читка прошла успешно! Правда, пьесу поставил не МХАТ, а театр Станиславского, который был только что образован. Собственно, со спектакля «Грибоедов» он и начался. До самой смерти в феврале 1984 года Сергей Александрович не расставался с перстнем. Ныне перстень хранится у Т. Луговской, его вдовы. [ум. в 1992? а где теперь?]
[14 декабря - ДР Ермолинского, 15.12.1951 - премьера "Грибоедова"]

АНДРЕЙ ХРЖАНОВСКИЙ
Я родился [на Мансуровском] в доме напротив, под 10-м нумером.Вообще, я прихожу к выводу, что Ермолинский обладал сверхъестественной эманацией, притягивающей к нему невероятные совпадения. Так оказалось, что первая посылка, полученная им в голодные времена казахской ссылки от Елены Сергеевны Булгаковой, была собрана заботливыми руками подруги и соседки Е.С. по ташкентскому двору - Татьяной Луговской, с которой Ермолинский тогда еще даже не был знаком и мужем которой стал впоследствии.

Отвечая на вопросы, заданные сотрудниками краеведческого музея Калуги, Ермолинский написал о своих земляках А.Л. Чижевском и К.Э. Циолковском, с которыми был знаком: «Их связывали общие космические «ереси». Циолковский приглядывался к нему с любопытством, хотя не раз впадал в негодование от скороспелости его выводов. Циолковский жил слишком напряженно, он был сумасшедше сосредоточен, но, обожая самое фантастическое воображение, не терпел легкомыслия. А у Александра Леонидовича было это легкомыслие, странно сочетавшееся с сухостью и почти «молчалинской» почтительностью. Он любил к тому же прихвастнуть своими академическими связями, поддержкой Луначарского и т.п. Циолковский странновато фыркал и вдруг становился глухим: «Что? Что?» - переспрашивал он. Он действительно был глуховат, но окончательно притворялся глухим, когда это было ему нужно. Тем не менее, приходу Александра Леонидовича он всегда искренне радовался".