Э.Ренан однажды заметил: «Если бы Христианство стало жертвой какого-то опасного «заболевания», мир стал бы митраизированным». Т.е., он принял бы религию Митры. Согласно разделяемому многими учеными мнению, Митраизм являлся наиболее сильной и заманчивой альтернативой, с которой Христианство когда-либо сталкивалось. Митраизм появился в Риме в первой половине первого века до н.э. и достиг своего апогея примерно в третьем веке н.э. К тому времени эта религия распространилась по всей империи, где ее ряды пополнялись преимущественно за счет легионеров – бывших сельских жителей. Митраизм был близок их мужественному и воинственному духу, и такие императоры, как Адриан, Комод и Аврелиан были посвящены в мистерии этого культа.

В конце второго века н.э., Митраизм был официально признан в качестве религии Империи, а Митра – ее патроном и покровителем. Также, культ Митры вобрал в себя культ Бога-Солнца Гелиоса, почитавшегося в качестве суверенной и непобедимой божественной мощи. 25 декабря, день зимнего солнцестояния (die natalis Solis invicti Mithra), отмечался как один из важнейших праздников, посвященных Митре. В своей субверсии, христиане адоптировали этот праздник, превратив его в Рождество. Считается, что Константин колебался между Христианством и Митраизмом, а Юлиан известен как выдающийся посвященный в митраистские мистерии. Он использовал Митраизм, равно как неоплатоническую метафизику и традицию мистерий, в своей смелой и благородной попытке восстановить римские языческие культы в противостоянии с быстро распространяющейся христианской верой.

У нас имеются некоторые оговорки на предмет того, что античный мир мог бы быть не христианизирован, а «митраизирован». Для успешного противостояния Христианству, Митраизм должен был бы понизить свою собственную планку. Даже сохранив чистоту, Митраизм вряд ли бы получил столь же сильную поддержку народных масс, что и религия Исуса, отличавшаяся сентиментальной доктриной спасения, открытой для всех жаждущих. Митраизм являлся ветвью древнего персидского Маздеизма. Именно из Маздеизма в Митраизме позаимствован его центральный мотив борьбы сил света/добра с силами тьмы/зла. Митраизм могут иметь религиозно-экзотерическую форму, но его ядром оставались мистерии, а именно – инициация в подлинном смысле слова. Данное разделение между религией и инициацией, позже ставшее особо выделяемым, само по себе служило для Митраизма ограничивающим фактором, хотя и делало его более законченной формой Традиции.

Здесь мы хотели бы остановиться на митраистских мистериях и осветить их характер на основании свидетельств античных авторов, а также изображений на разного рода памятниках античности в ареале центров распространения митраистских культов и мистерий. Помимо подобных свидетельств, собранных Францем Кюмоном в его исследованиях, мы коснемся также «Митраистского ритуала Большого магического папируса» (по-гречески “Apathanatismos”), сейчас хранящегося в Париже. Этот текст, с переводом и комментариями, доступен в первом томе «Введения в магию».

Мы считаем важным анализ и поиск скрытого смысла мифа о Митре, начиная с разнообразных эпизодов, отраженных на античных статуях и барельефах, зачастую – выполненных с высоким мастерством. Необходимо помнить, что такого рода мифы являлись драматизацией тех самых испытаний, пройти который предстояло инициируемому в мистерии. Драма являлась повторением подвигов божества, с которым и предстояло отождествить себя инициируемому.

Согласно мифу, Митра был рожден или произведен из камня, лежащего у «реки» (theos ek petras, petrogenos Mithra), как манифестация уранического света; это чудесное рождение замечено только «стражами», скрывшимися на вершинах близлежащих гор. Что касается «стражей», то встречается наименование их «Невидимыми Мастерами», относящееся к тем примордиальным существам, кто, согласно Гесиоду, никогда не умирали, но продолжают жить в последующие века, а потому могут называться «Теми, кто пробудился».

«Воды» и «камень»» могут относиться к дуализму потока становления и доминирующего над ним принципа. «Камень», «скала» появляются в многих традициях, неся различные смыслы. Существует сильное искушение повести аналогию между рождением Митры и одним из эпизодов Артуровского эпоса, где говорится о мече, закрепленном в камне, плывущем по воде. Выйдя из камня, Митра держит в одной руке меч, а в другой – факел, что символизирует силу (меч) и сияющее могущество (факел).

Камень может также пониматься как символ внутренней силы и самообладания, что относится к необходимым для инициируемого качествам. Эти качества необходимы для его возрождения.

Согласно тому, что до нас донесли древние, в особенности – Нонн Грамматик, неофиты мистерий Митры подвергались таким испытаниям, как прохождение через огонь и воду, демонстрация своего безразличия к холоду, голоду и жажде. Согласно некоторым другим источникам, от неофита требовалось убить человека (убийство симулировалось), чтобы доказать свое бесстрастие и решимость.

Вполне возможно, что эти качества относятся к символизму «рождающего камня», являющемуся одной из предпосылок инициатического возрождения. Так или иначе, упомянутые качества были востребованы в ходе дальнейшего сюжета мифа о Митре, т.к. Митре надлежало выстоять против сокрушительного ветра, пронзавшего и хлеставшего его обнаженное тело. Затем Митра направился ко древу, укрыл себя его листьями и вкусил его плодов. Касаясь инициатического значения древа, мы можем соотнести его с тем древом, которого жаждал Адам, чтобы стать «одним из нас» (божеством); в Книге Бытия, однако, доступ ко древу запрещен ветхозаветным Иеговой.

Данная интерпретация может быть подкреплена последующим эпизодом, в котором описывается противоборство Митры и Солнца – пылающего Эона. Действие заканчивается миром между ними. После того, Митра становится носителем суверенного могущетсва Солнца. Это могущество соответствует «хварно», или Славе, древнемаздейской (персидской) традиции. Слава изображалась в образе сверхестественного огня, поглощающего небесные божества – огня, порой нисходившего на царей, даруя им свет, посвящение и победу. Считалось, что онтологический статус царя, на которого низошла «слава», превосходит статус всех других людей, делая его бессмертным, каковым он и считался среди своих подданных. Будучи отождествленным с Солнцем, всегда торжествующим над тьмой, Митра стал защитником и верховным божеством Римской империи.

О достоинстве Митры говорится также в центральном эпизоде мифа, эпизоде заклания быка. Митра следит за быком и выжидает. Как только бык показывается из пещеры, Митра седлает его и скачет верхом, держась за рога. Бык убыстряет бег, увлекая Митру в безумную скачку. Митра остается верхом на быке, не позволяя себя сбросить, до тех пор, пока бык не вернется в свою пещеру, где Митра и закалывает его своим мечом.

Данное действие отражает борьбу со стихийной, инфернальной жизненной силой и ее трансформацию тем, кто взял ее под контроль и кто в итоге ее преодолеет. Сочащаяся из быка кровь превращается в «колосья пшеницы». Касаясь земли, капли крови производят «растительность». Вместе с тем, важно не дать нечистым животным (часто также изображаемым в мифе) испить крови. Это также несет эзотерическую нагрузку: если инициируемый, или герой, «нечист», то все еще остающиеся в нем элементы низшей природы будут усилены за счет высвободившейся энергии, что не только прервет процесс трансфигурации, но и приведет к тому, что конечный результат окажется разрушительным и опасным (о подобной угрозе говорится также в алхимическом герметизме, хотя и другими способами). Согласно другой версии, кровь быка преображается в вино. Под этим может иметься ввиду некоторые вызываемые магической интоксикацией эффекты.

Данный эпизод мифа приобрел настолько большую значимость, что стал в инициатических церемониях особым ритуалом: крещением кровью. Mitrei, т.е. места для проведения мистерий, строились таким образом, что состояли из верхнего и нижнего помещений, сооруженных, как правило, в форме подземных туннелей. Проходящий предварительные испытания неофит находился в нижнем туннеле; обнаженный, он окроплялся кровью закланного иерофантом быка, капавшей с верхнего помещения. Другие подобные испытания также должны быть связаны с крещением кровью, эквивалентом христианского крещения.

В той мере, в какой речь идет о митраистских мистериях, необходимо упомянуть указанный выше ритуал, “apothanatismos”. В данной ритуале можно обнаружить элементы Митраизма, смешанные с элементами, заимствованными из гностицизма и иных магических традиций. Dieterich, первым опубликовавший перевод данного текста (1903), назвал его «литургией». Это не совсем точная характеристика, т.к. данный ритуал не представляет собой некой церемонии с исполнением гимнов или вещей подобного рода, но скорее – набор указаний, магических формул и инвокаций, наряду с соответсвующими им ощущениями. Похоже, этот ритуал предполагал наличие предварительной инициации, т.к. в ходе инвокаций об участниках говорится как об очищенных в ходе «сакрального обряда» и владеющих «могучей силой сил» и «незыблемой Правой Рукой». Теперь можно начинать движение к «бессмертному рождению», ускользнуть из объятий Судьбы, властной над низшими мирами, и созерцать богов и Эона, «Господина пламенных нимбов». Ритуал касается открытия дверей, за которыми скрыты Семеро, сначала созерцаемые в своем женском аспекте, а затем – в мужском, как «Повелители небесного Полюса». Теургическое действие влечет по ту стороны Семерых, пока, в сверкании молний и вспышках ослепительного света, не появится фигура самого Солнца-Митры, кого мист должен научиться видеть. Затем, по комманед, следует дать клятву отныне не расставаться с Митрой, тем самым – трансформироваться в Него (чтобы приобрести его сущность), вплоть до того, чтобы «умереть, интегрировавшись в палингенезис и достигнув в интеграции реализации».

Ритуал характеризуется еще рядом деталей, которых мы здесь не будем касаться. Мы отсылаем читателя к самому тексту, переведенному, как было сказано, с греческого, и прокомментированного. Здесь мы добавим лишь, что в Митраизме было известно о путешествии через семь планетарных сфер, на этот раз – в обратном порядке, ибо в митраистских мистериях происходит не нисходящее движение души, в котором она попадает в сети «сфер необходимости» (иными словами, подвергается последовательному обуславливанию, пока не достигнет условий человеческого существования), но – в восходящем, ведущем за пределы сфер, через процесс «очищения» от материальных элементов, пока не будет достигнут Конечный Принцип, или Безусловное.

На инициатических уровнях институцианализированного митраизма также встречается число СЕМЬ. Это следующие уровни, в восходящем порядке: Ворон (Corax); Сокрытый (Cryphies); Воин (Miles); Лев (Leo); Перс (Perses); Вестник Солнца (Heliodromos); и Отец (Pater). Согласно распространенной интерпретации, требовалось предварительной «умерщвление» низшей природы. (Чем устанавливается соответствие герметико-алхимическому символизму Ворона, зачастую ассоциирующемуся с фазой «нигредо», или «Работы в Черном»). Пройдя этот уровень, мисту открывается оккультное существование (второй уровень). На третьем уровне, он становится воином легиона инициированных митраистов, воспринимаемых как militia в соответствии с воинственным духом этой традиции. Следующий уровень означал укрепление такого качества, в то время как уровень «Перса» указывал на связь с истоками Митраизма, т.е. древнеперсидского культа Света. Согласно Тертулиану, на уровне miles инициируемому предлагались меч и корона. Тот должен был взять меч, но отвергнуть корону со словами «Моя корона – это Митра».

На уровне Вестника Солнца (шестом) инициируемый отражает те же качества, что и Митра в пору его противоборства с Гелиосом. Наконец, уровень Pater соответствует лицу, инициирующему других, а также предводителя митраистского сообщества (pater sacrorum, pater partum).

Т.о., если бы Митраизм одолел Христианство и успешно сохранил свое внутренне ядро, результатом было бы сохранение, для последующей истории Запада, регулярной инициатической Традиции, сформированной такого рода ядром. Что касается внешнего, религиозного аспекта, то Митра наделялся титулом soter (Спаситель, Тот, кто дает Жизнь). Имеет смысл рассмотреть превращение «непобедимого Бога» (Invictus Mithra) в солнечного патрона Римской империи; Митра считался подателем маздейского «хварно», дарующего победу, благодаря конвергенции с древнеримской традицией почитания Fortuna Regia (латинский перевод выражения tuke basileos), нашедшего выражения в культе Победы в среде римских сенаторов.

Митраизм, судя по всему, представлял собой культурную, сакральну и инициатическую систему, которая по сути своей не могла не быть уничтожена процессом инволюции, затронувшим Западный мир. Такая инволюция шаг за шагом отгородила Запад от категорий славы и сиятельной мощи, пока, в итоге, реальный контакт со сверхъестественным не был прерван совсем. Воистину, то было потерей: хотя инициация и сохранилось, она не была более центральным стержнем системы, но лишь подводным течением, выходящим периодически на поверхность вне связи с восторжествовавшим Христианством.