Джемаль - семинары в ЦИКРОПе


фрагменты бесед Г. Джемаля c участниками Центра Исследований Конфликта, Раскола и Оппозиции
опубликовано в сб. Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке, М., УММА, 2005

I - Москва, февраль 2003
участвовали А.Ежова [info]al-khorasani, В.Сидоров [info]v-sidorov, А.Шмаков [info]evolist и М. Трефан [info]fa

<...>
В 1996 году на конференции в ЮАР умер Калим Сиддыки - британский теолог и политик пакистанского происхождения, создавший Исламский Институт Планирования и Исследований и ныне действующий Исламский Парламент в Великобритании, в котором более двухсот тысяч членов. Он написал ряд книг по политическому исламу, исламской Революции, написал проект Конституции революционного нового Пакистана - после свержения нынешнего режима. Его брата я тоже хорошо знаю. Но брат не такой большой человек, как покойный Калим Сиддыки, он просто нормальный хороший человек средних возможностей, который старается и делает то, что может.

- Он тоже живёт в Британии?

- Они все лондонцы. Он старается поддерживать Институт, поддерживать все проекты... Конечно, там кризис наступил, бюджет не полный - только 20% от необходимого.
Калим Сиддыки создал два медиасредства - Muslimedia и Crescent International - эта газета ушла потом в Канаду. Он был влиятельный человек, пользовался большой популярностью, и по сей день оставшееся после него политическое наследство актуально среди мусульман Великобритании и не только. К нему относятся вообще как к сильному, продвинутому деятелю - среди мусульман в ЮАР, например. Он написал очень много небольших книг и статей, направленных против nation-state. Он был жёсткий агрессивный критик нынешнего состояния мусульманского геополитического пространства, разделённого на национальные государства.

<...>
Наша задача сегодня - пройти некий первый этап, ознакомиться с тем спектром авторов, которые существуют в политической философии ислама сегодня. Это первый пункт. Второй пункт - понять и сравнить их достоинства и слабости. Третий пункт - понять, каким методом они пользуются, составляя своё видение реальности. Понятно, что - Коран, Сунна, принадлежность к исламскому мировоззрению, но в исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем, можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным мыслителем, можно защищать исламский социализм, можно защищать халифат - т.е. все эти люди будут, естественно, мусульмане, и все они будут считать, что они исходят строго из Корана и Сунны. Понятно, что с одной стороны они будут правы, потому что они будут пытаться искренне, достоверно - в рамках своей логики и своего понимания - действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода. Метода интерпретации, метода истолкования того, что они читают - применительно к вопросу власти, вопросу реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.

Т.е. есть общее понимание, самые общие теологические позиции, общий словарь. Человек - наместник Бога. Но что значит быть наместником? И почему он наместник Бога? И что - это параллельно? Т.е. есть Бог, Который контролирует всё, Вездесущий, - не падает листок с дерева и не происходит ничего ни с муравьём, ни с пылинкой, а с другой стороны - параллельно с Ним существует наместник. Т.е. наместник - это есть некая степень свободы, некая степень удалённости, некая степень замещения. Одно значение арабского "халиф" - "наместник", а другое интересное значение - это "наследование", т.е. человек поставлен наместником и преемником Бога. Эту общую теологическую позицию надо раскрыть, потому что главная проблема - то, что масса очень глубоких странных позиций, данных в Коране, подвергаются поверхностному, банальному раскрытию на клерикальном уровне, комментарии которого сводятся обычно вообще к повторению того, что сказано - чуть иными словами, в другом порядке, - вот тафсир, да, но даже более глубокие комментарии, как правило, просто жуют нечто осторожно, в диком рационально-клерикальном страхе зарваться, сказать что-то лишнее, подпасть под критику, под отповедь и т.д. Но мы не должны этого бояться, - а видимо многие мыслители, которые поднялись в ХХ веке, были скованы этой традицией неправильного понимания "страха Божьего", из-за чего у них были связаны языки и мысли, и они вообще фактически отказывались от глубокого анализа.

Итак, первая позиция - взять этих мыслителей и понять, о чём они говорили. Второе - понять их слабые и сильные места. Третье - понять их методы и четвёртое - выработать, соответственно, свой метод. На базе критического анализа этих мыслителей мы должны понять, чего им не хватало методологически. После этого, на пятом уровне, мы попробуем выступить с философским анализом того, какого типа мыслители нужны сегодня и какого типа мыслителей следует ожидать в ближайшее время новой волны идеологизации политического ислама.

Ну и, конечно, побочный момент - это взаимодействие существующей исламской политической мысли с европейской мыслью. Настей тонко проведен с самого начала курс на ощущение того, что Али Шариати работал в пространстве французского экзистенциального философствования, сартровского, но, вместе с тем, у неё хорошо чувствуется, что Али Шариати не в полной мере интегрировал в себе методологию западного философствования, оставшись национальным и эклектичным мыслителем, у которого не было внутренней интуиции метода, единства метода и стиля. И западные мыслители есть такие - например, Николай Гартман - эклектичный мыслитель, можно считать, что - неокантианцы Марбургской школы... Т.е. нельзя сказать, что это вообще характеристика восточных мыслителей.

Восточные мыслители в сегодняшних условиях неизбежно страдают вкусовщиной. И они, естественно, слабы в ощущении приоритетов и часто ссылаются на совершенно маргинальные имена. В частности очень многие иранские теологи изучают "Многообразие религиозного опыта" Джеймса, совершенно ныне забытого автора, любопытного, конечно, хорошо его знать, хорошо быть эрудитом...

- Мы два месяца его изучали на нашем факультете в прошлом семестре, главу за главой. (А.Е.)
- Видимо, чтобы не читать что-то другое. (М.Т.)
- Потрясающе.
- У нас предмет такой был - "Психология религии". (А.Е.)
- Видимо то же самое происходит и в кумских семинариях.

<...>
- Я слышал об одном шотландском товарище, Якубе Заки. (А.Ш.)
- Это мой друг. Он прекрасно знает правый спектр Европы, был очень дружен с внучкой Муссолини, вообще это человек, который вхож в разные двери, салоны и ложи. Он очень бодр и подвижен, хотя ему уже за 60.
- Когда-то я интересовался Клаудио Мутти. (А.Ш.)
- Клаудио Мутти - издатель.
- У меня есть его книжка о "Железной Гвардии". (А.Ш.)
- Да, наш друг Мутти...он тоже фашиствующий товарищ.
- У него есть брошюрка "Нацизм и ислам". (М.Т.)
- Я думаю, что сегодня эта тема - нацизм и ислам - она устарела. Правый спектр вообще перестал быть актуальным. Он сегодня уже настолько маргинализировался... Кроме того, там есть фундаментально неприемлемые позиции - трудно себе представить правый спектр без национализма.

- У Клаудио Мутти я читал, кстати, работу "Эвола и ислам". (А.Ш.)
- У него есть "Ницше и ислам". "Ницше и ислам", "Эвола и ислам", "Нацизм и ислам" - у бедняги Мутти есть религиозная вера, т.е. он мусульманин - и есть личная... ну он пришёл из нацизма, ну хочется ему... Я внимательно и с большим сентиментальным сочувствием читал его книжку "Ницше и ислам", но я бы написал лучше, потому что он пропустил целый ряд выгодных позиций, хотя даже эти выгодные позиции тему не спасают. Не он первый любит Ницше в исламе. Мухаммад Икбал, кашмирский поэт, написал книжку "Джавад-наме", посвященную его сыну Джаваду. "Джавад" означает ещё и "вечность". В этой книге Джавад путешествует по планетам, по семи небесам, на каждом из которых он встречается с мыслителем.

- Божественная комедия? (А.Ш.)

- Там есть Платон, но там есть и Ницше, о котором Икбал пишет очень тепло и нежно. Откровенно говоря, я всё это воспринимаю как парарефлексию, мотивированную экстрафилософскими опусами. Ницше, конечно, интересен, непонят, в чём-то устарел - даже стилистически, какие-то места перестали восприниматься адекватно, но к исламу его очень трудно притянуть.

В чём проблема этих правых мыслителей, в том числе и "Языческого империализма"? Эвола вообще очень проблемный автор, у которого чересполосицей интересные места сменяются откровенно слабыми. Проблема всех этих авторов - их гуманизм. Все фашистские мечтатели зациклены на любви к человеку. Даже Ницше - с его страшной суровой критикой человека, с его оправдавшимся предсказанием о последних людях, которые будут моргать и прыгать как блохи - гениальнейшая формула постмодерна, - даже Ницше со своей ставкой на сверхчеловека был эгоцентричным приверженцем земли. Понятен его пафос ненависти к лживой сентиментальной пасторской патоке, к психичности, которую он отрицает во имя брутального experience'а - но на самом деле это две версии одного и того же.

К сожалению, очень многим современным мыслителям неочевидно, что глина имеет широкий спектр манифестаций, она может быть грубой, может быть тонкой и огненной. Как тонкая глина она может выглядеть просто духом. Весь спектр переживаний и опытов, связанных с медитацией, с йогой, с внезапным интуитивным прозрением - это спектр глины, которая может представлять собой даже чистую энергию - причём, не низшего типа, как разряды молнии, а незримо абсолютного, декретного - очень высокий порядок джиннов. Потом существует ещё более высокая энергия рока, которая манифестируется в нашем пространственно-временном континууме как необратимость причинно-следственного ряда. В парафизических построениях, делаемых фундаментальными учёными, сейчас заново ожила тема возможности амбивалентного тока времени - но это непонимание природы времени. Время не есть субстанция, время есть просто последовательность состояний, каждое из которых меньше предыдущего, попросту - энтропия. Время и энтропия - это одно и то же. И время - неотъемлемая функция гравитационного поля. Время пожирает пространство и убивает само себя. Энергия гравитации, энтропии и причинно-следственного ряда - это тоже энергия глины. Алхимики так прямо и говорили: наша задача сделать материю духовной, а дух - материальным. Есть глина, цветовой ряд - от наиболее холодных цветов до наиболее тёплых, от фиолетового до красного. Ницше не понимал, что задача Единобожия - полностью выйти за этот регистр.

Можно выйти через белое, можно через чёрное. Выйти через белое, синтез всего, - ложный путь, который ведёт нас к космизму, неоплатонизму, к адвайта-ведантизму, к постулированию Великого Тожества, лежащего в основе клерикально-инициатического мировоззрения. Фатальное и финальное Чёрное - это не-цвет. Тут на помощь нам приходит некий контекст некоторых радикальных герметиков прошлого, которые говорили: наш свет рождается из Чёрного чернее Чёрного. Negrum plus quantum negri. Если помещаешь в центр чёрного ещё более чёрное, то начинает сиять потрясающий свет, распространяющийся по чёрному предыдущему. Это не свет огненного светила, он не эррадиирует - это и есть Нур, Аллаху нуру-ус самавати ва-ал ард.

- И Господь - свет небес и земли. (А.Ш.)

<...>
Я думаю, что универсальности Послания не существует. Если Послание обращено ко всему сущему, то в нём нет напряжения, энергетического потенциала. Послание должно быть обращено к одной исключительной точке, которая лимитирует неопределённое безграничное множество. Вы берёте лист бумаги, на котором существует неопределённое множество точек, сосчитать которые нельзя - но лист конечен. Всякое Послание может быть только о конечности. И выявить эту конечность можно только адресовавшись к одной единственной точке. Вы ставите карандашом на лист точку - и сразу это пространство структурируется. Появляется точка, противопоставленная всем остальным - невидимым, потенциальным, не пересчитанным. Эту точку не надо считать, она одна, но она мгновенно обнаруживает конечность всего множества, всей плоскости. Не дурную бесконечность цифрового ряда, а трансцендентную конечность. Именно к ней обращается Послание и говорит: докажи своей судьбой, своей единственностью, что лист, внутри которого ты выделена, действительно конечен.

Естественно, данной точкой является Человек - Пророк и Умма. Если это Послание адресовано к джиннам, ангелам, к звёздам - то оно бессмысленно. Вот почему в Коране Аллах говорит, что все эти точки на листе, все реалии манифестированного космоса - отказались от Завета. И только наислабейший Человек - согласился. Но ведь отказ от Завета повествует о том, что Послание-то не универсально, а эксклюзивно.

- Как же соединить "местечковый патриотизм" планетарного человека с его эксклюзивностью? (М.Т.)

- Мы же говорим об эксклюзивности его инструментальной функции. Человек перифериен как онтологическая данность, но он помещён наместником, он избран.

- Избрание не ставит его в привилегированное положение? (М.Т.)

- Раскольников избрал топор. Это был единственный, уникальный топор, место которого потом - в музее. Но ведь этот топор не стал больше Раскольникова, больше старухи, больше Достоевского. Нет, это маленький кусок дерева, на который надет ещё меньший кусок железа. Но он судьбоносен. Человек - инструмент. В чём проблема "языческих империалистов"? Они думают, что человек - это цель в себе. Человек затерян в эшелоне лестницы миров, над ним - великие существа, олимпийцы и т.д., но он - аналогичен, он может в процессе инициатического роста интегрировать в себе все эти состояния, реализовать в себе универсальный потенциал становящегося "я". Одна из книг Генона так и называлась - "Становление Человека согласно Веданте". Это предельный горизонт традиционалистского геноновского взгляда.

Возьмём грубый аспект глины, материалистический гуманизм, в котором цель - социальная справедливость, человек, полностью раскрывающий свои возможности. Что такое для марксиста царство свободы, в которое человек попадает, преодолев отчуждение и реализовав провиденциальный смысл истории? Это ассоциация свободных индивидуумов, имеющих возможность полностью раскрыть свой онтологический потенциал. Вопрос - а зачем? Зачем этому дереву цвести, если некому будет смотреть и нюхать? Зачем этот комок биологической плоти, через который стреляют какие-то озарения? Идея антропоцентризма не выходит за рамки изощрённого гедонизма. Всё ограничивается здесь персональным опытом в его позитиве - т.е. нужно у всех возможных спектров опыта чувствующего существа поменять знак минус на знак плюс. Но параллельно с этим есть ощущение того, что всё существующее не имеет цели в себе. Потому что есть Уничтожитель, есть Коса. Если бы человек мог превратиться в бессмертного олимпийца, гедонизм которого является неотменимым утверждением... ну или если материя преображается, и человек попадает из царства необходимости в царство свободы, в теологический рай, где время исчезает... но ведь Маркс не написал, что время исчезает, что физические законы утрачивают силу, яблоко больше не падает на Ньютона. И где же эта свобода? Вот если бы он написал, что приходит Махди и трансформирует вселенную, в которой начинают действовать законы справедливости, которая наполняется победой над энтропией, и из камней подымаются розы, а воды тающих ледников начинают течь вверх - я бы тогда понял: да, царство свободы. Я не вижу, каким образом преодоление отчуждения от плодов своего труда меняют физические законы. Но ведь к этому же всё сводится на самом-то деле. Вопрос именно в этом.

Мы космические существа, мы не можем быть свободными до тех пор, пока не изменены параметры в условиях космоса. Для этого должна быть новая земля и новое небо. Более того, несправедливость и эксплуатация в этом обществе является характерной чертой его ветхости и внутренней заданной в нём программой тирании, т.е. аспекта испытания, материальности и т.д. Исламская задача - это ведь не создать рай здесь, а приготовить условия для прихода Махди, т.е. создать политическую силу, которая будет способна воевать и нанести поражение противнику - с тем, чтобы Махди, придя, чудесным образом изменил физические законы мира, доказав, что воды Иордана обратимы. После чего наступает остановка циклов, Страшный Суд, Воскресение - т.е. выход за пределы пространственно-временной манифестационной логики.

В этом контексте утверждать, что человек является самоценностью, невозможно, поскольку он уничтожим. Не может быть самоценностью человек, который смертен. Раз он смертен, значит, все его ощущения стираются - как то, что написано на чёрной доске. Как Брюсов писал: "Я жил, я мыслил, я прошёл как дым". Но зачем я буду Павкой Корчагиным махать киркой на строительстве узкоколейки по колено в болоте - ради того, чтобы грядущие поколения сделали город-сад, если, мало того, что я пройду как дым, но ещё и эти поколения пройдут как дым. Дело в том, что поколения, которые придут победителями на смену мне, революционеру Корчагину, они не превращаются в ангелов или бессмертных, не становятся олимпийцами, они не меняют своей тленной физической природы. А раз так, значит, всё это не имеет смысла в себе, а является функциональным инструментом для реализации чего-то иного, что находится по отношению к онтологической плоскости, в которой "я", вибрируя, виднеюсь, в вертикальной позиции.

Можно, конечно, сказать, что это материалистический горизонт, а есть горизонт геноновский - отождествление Атмана с Брахманом, реализация всех состояний. Здесь есть одно "но". Можно уничтожение переименовать в реализацию Великого Тожества. Можно сказать: ты не помер, а ты достиг нирваны. Но от этого факт-то не меняется, тряпка прошлась и стёрла иероглиф.

Поэтому тонко чувствующий проблему Юлиус Эвола говорит: задача - вырвать индивидуальное бессмертие у рока. Узнать своё Имя, чтобы его можно было написать в любом мире. Если ты не знаешь Имени - волна набежала на песок, где оно написано, стёрла всё, - а ты не знаешь. Некому больше написать - знания-то нет. А если ты знаешь Имя, т.е. знаешь, как его написать, тебе всё равно, что она его стёрла - а ты его на любом другом месте напишешь: пойдёшь в город, на стене напишешь. На бумаге напишешь, на дереве вырежешь. Потому что ты знаешь Имя, ты можешь написать его в любом мире. Дело в том, что способность написать это Имя в любом мире, во-первых, крайне относительна; она предполагает некий субъект, который эмансипировался от конкретной ситуации. То есть она предполагает некий дух, который стал душой. Потому что безличный дух, являющийся импульсом, порождающим существа, это как ветер, который надувает паруса. А душа - индивидуальна, она лична. Душа, которая имеет волю. Но душа является эпифеноменом здесь и теперь. Она существует постольку, поскольку существует наша вброшенность в мир. И душа смертна.

Эвола ставит невозможную задачу перед духом - чтобы этот дух приобрёл свойства души, чтобы универсальный фактор приобрёл характер уникального, индивидуального и сиюминутного и имел волю воспроизводить свою сиюминутность в разных плоскостях. Меня всегда поражала методологическая слабость Эволы как метафизического мыслителя. Он просто хочет, чтобы круг был квадратным. Так не бывает. Либо ты осуществляешь путь безличного духа, в таком нормальном жреческом генонизме, т.е. говоришь: это есть то. Аннигиляция, снятие индивидуальности, этой конкретики - как некоей возможности, которая может быть, а может и не быть, - скорее не быть, чем быть - которая просто одно с той общей подкладкой, где все частности исчезают. В принципе никакой разницы с тем, что обычный человек без посвящения выбирает и точно также становится одно с этой всеобщей подкладкой и его точно также нет, - как нет великого йогина, достигшего абсолютной идентификации - тут никакой разницы нет.

Есть путь Юлиуса Эволы - героический путь, когда - понимая, что существует ничтожащий нас рок, время, Абсолют, он говорит, что можно как-то вырвать победу, получить статус олимпийца, хитрого Локи, ускользнувшего из сетей, ставшего индивидуумом, но приобретшего качество неразложимости. Вот чего он хочет. Возможно, существуют во всём многообразии духовного опыта и такие возможности реализации. Они, безусловно, не являются безграничными - потому что всё, что манифестировано, всё, что достигнуто, всякое свершение, оно ничтожится дахр, т.е. любая формула аннулируется нулём - считай, сколько хочешь, любые уравнения пиши, но ноль берёт на себя как бы всё. Или, например, стоит к любому самому большому числу приписать минус, оно становится отрицательной величиной. Поэтому всё это носит относительный характер, не решает главной проблемы.

В конечном счёте Ашшурбанипал или Ассаргадон превосходят раба гигантским харизматическим статусом, бесконечной властью, чудовищной подключённостью к духовному, политическому и индивидуальному опыту. По сравнению с Ассаргадоном обычный человек - всё равно, что собачка, карликовый пинчер. Но с точки зрения проблемы - инструментален человек или самоценен, как сказал бесчисленное количество раз Омар Хайям и его эпигоны, - никакой разницы между Ассаргадоном и рабом нет. Мы можем взять не Ассаргадона, а Великого посвящённого, т.е. перенести дистинкцию между великим царём и ничтожным рабом в плоскость духовного превосходства - и то же самое.

У нас остаётся только другой, парадоксальный путь. Оказывается, мы должны делать ставку не на перманентное, не на неизбывное, которому мы хотим придать свой привкус индивидуальный. Мы должны делать ставку на индивидуальный привкус, на свою уникальность, в которой мы должны увидеть тайный инструментарий неведомого нам Субъекта. Который в этом случае чудесным образом обещает нам Воскресение - именно этому исчезающему индивидуальному. Но только в том случае, если есть прорыв. Не Посвящение, а Прорыв за пределы этой глины, в рамках которой только и возможно Посвящение.

Что такое Посвящение? Это признание тожества всех состояний глины между собой и признание тожества любого цвета, любого оттенка белому цвету. А мы должны вырваться в Чёрное, более Чёрное, т.е. отказаться от цветовых игр в принципе. И вот это никак недоступно философии традиционалистов, стоящих на классических платонических и неоплатонических позициях. Более того, это с большим трудом понимается человеком вообще. Масса мусульман, тем более христиан и иудеев вообще не понимают, о чём речь. Внутри их как бы встроен свой личный, индивидуальный Платон, свой личный индивидуальный Аристотель, который осуществляет в их мозгах коррекцию традиции Единобожия в сторону пути всякой плоти, т.е. языческих респектаций.

<...>
Политическая теология является узкими вратами в сверхактуальные закулисы настоящей метафизики Единобожия. Политическая теология - это проблема применения абсолютно парадоксального к абсолютно конкретному, непосредственному и сиюминутному. Это сведение воедино двух наиболее разнесённых полярных точек. Тем самым это вопрос ничего иного, как только о власти в её высшем значении. Власть - это способность свести наиболее удалённые позиции в одну точку, где происходит взрыв, рождение абсолютно нового.

- Разве идея Финала - не общая для всех миров? (М.Т.)

- В циклическом эманационном космосе нет конца, конец означает начало. Это спираль. - Я имею в виду выход из любого процесса. - В эволюционном космосе есть только пульс, маятник. Кто будет останавливать? Точка именно, ведь если человек осуществляет прорыв, то именно он в этой точке уничтожает и заставляет свернуться все миры. Уникальное Послание, адресованное Человеку...
- в том, что только он - инструмент?
- да, человек, который является бесконечно малой точкой, который является точкой сборки и точкой деструкции всей громадной протяжённости -в символическом смысле "протяжённости", т.е. лестницы миров большого космоса. Представьте себе громадный замок с бесконечным количеством помещений и переходов и есть только одна невидимая, незаметная, засекреченная колонна, выбив которую или взорвав которую вы заставляете всё здание сесть. Краеугольный камень, который отвергли строители, а он должен лечь во главу угла.

- Вопрос о власти, который затрагивался в нашей предыдущей встрече в связи с тем, что иранцы не захотели публиковать русский перевод Тиджани... Даже говоря об актуальной политической ситуации, нельзя же закрыть глаза на то, что произошло после смерти Пророка, на то, как эта власть захватывалась, на расхождения между приверженцами Али и Фатимы - и Муавийи, Омейядов... Или это тактическое примирение? (М.Т.)

- Мы не закрываем глаза, но мы стараемся понять, что не значит - простить. Конечно, они совершили преступление с точки зрения выхода из воли Пророка, но чем они мотивировались? По Тиджани они были просто неверующими конъюнктурщиками и прагматиками - Умар, Абу Бакр - которые просто терпели Пророка. Тогда вообще непонятно, зачем они пошли против всех, зачем они рисковали, зачем они были рядом с ним, зачем он их изначально терпел. Я прочёл все книги Тиджани и продумал массу свидетельств того, какие они были плохие. Я задумался: а почему они были такими? Что делало этих людей - с одной стороны бесспорно берущих на себя риски несравнимые с возможными позитивами - они не были последними людьми в истэблишменте - что заставило их идти до конца и быть в принципе во всех ситуациях с Пророкам?

Во-первых они были в определённом провиденциальном луче, который они чувствовали как адресованный непосредственно им. То есть они поняли, увидели и почувствовали в своём опыте, что вот в этом человеке, Пророке, - если они пойдут с ним, то из безвестных, сметаемых как пыль на ветру обитателей какого-то захолустного угла мира - что такое Аравия, Хиджас в VII веке? - между Византией и... вообще был застой: кончился великий Рим, античность, наступал кризис в Иране... вот посреди этого мира есть никому не нужный песчаный пятачок, и люди, которые там жили и умирали, они дохли как шакалы среди барханов. И вдруг они понимают, что если они сделают этот единственный выбор, они становятся осью смысла, осью мира, осью истории - на все времена, до самого конца, для всего человечества. Это потрясающая вспышка сверхновой, каждый жест, каждый звук, каждый день, каждый опыт приобретает колоссальный, ослепительный, психоделически яркий резонанс и становится абсолютным. Они это непосредственно ощущают, потому что это реально Пророк, это Пророк неведомого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова. Это взрыв. И вот теперь им говорят: вы просто манекены, просто тени, просто шестёрки. Попав в центр всего, вы встали не в свои калоши. Есть Али - он "врата" в град знаний, а ваше дело - подчиняться ему. Сунна оставлена ему. Да, они должны были бы подчиниться, и духовная награда была бы колоссальной - но они должны были бы отдать вот это ощущение того, что они стали главными игроками и главными действующими лицами в мировой истории на все времена.

- Но речь ведь не о личном тщеславии...(М.Т.)

- Что их заставляло и воодушевляло собраться и выбрать Абу Бакра, когда Пророк лежал, омываемый руками Али, который оставался с ним в хижине? Они становились главными игроками истории, они выбрали не пожертвовать, а стяжать - стяжать полноту благодати в её историческом, плоском, разворачивающемся изменении - непосредственно здесь, имманентно - для себя. Всевышний Господь знал, что Али будет отстранён, что шииты будут гонимы, что они будут эзотерической истиной посреди волков - но Омейяды распространили Ислам на пол-мира, это их функция. Они превратили Ислам в мировую религию за одно поколение. Они стремились преобразовать это имманентное ощущение непосредственного Величия в географическую и геополитическую экспансию. Оказывается, что это было необходимое сочетание - суннитская неправота, которая преобразовывалась в экспансию - и шиитская правота, которая преобразовывалась в ждущую своего часа тайну гонимой справедливости.

...Сейчас Халиф является отыгранной и дискредитированной исторической картой. Те, кто говорят сегодня о халифате - партия "Тахрир" и другие - это политические провокаторы либо, в большинстве случаев, люди, не понимающие, что такое политическая философия реального ислама. Мы должны сформулировать эту политическую философию.